До Рождества осталось всего три дня, и Рози начала беспокоиться, почему под елкой нет подарков. У всех, кого она знала, там уже лежало немало пакетов.
Возвращаясь в комнату со стаканом, Ева бросила взгляд на груду подарков, которые она положила возле кушетки, чтобы красиво упаковать их. Сверху лежал мужской свитер. Очень красивый и теплый… Где он? Где Алан Стоун проводит Рождество?
Конечно, глупо покупать подарок человеку, которого наверняка не увидишь, но она не могла устоять. Свитер так бы подошел Алану…
Раздался телефонный звонок — это была Паула.
— Ты не скучаешь одна?
— Нет, все в порядке.
— Рози просила позвонить тебе и передать привет и любовь, мы все любим тебя.
Положив трубку, Ева взяла со стола стакан и маленькими глотками начала пить густой напиток. Потом посмотрела на портрет своих родителей. Они любили бы Рози, и она их тоже, подумалось ей печально.
Вздохнув, она включила телевизор и понемногу отвлеклась от своих переживаний.
Было восемь часов вечера, когда Ева выключила телевизор и снова посмотрела на свитер. Взяв его в руки, она уткнулась в мягкую шерсть лицом. Шесть недель! Она не видела его шесть недель! Почему у нее не получается забыть его так же легко, как он, очевидно, забыл ее?
Алан медленно проезжал мимо дома, глядя на рождественские огни. Проезжал уже в четвертый раз. Не хватает, чтобы кто-нибудь его заметил, позвонил в полицию, и его задержали бы как подозрительную личность, готовящую ограбление.
Наконец он решился. Несомненно, Ева дома. Нельзя уехать, не дав ей знать, что он был здесь.
У двери Алан помедлил в нерешительности и опустил руку, не прикоснувшись к звонку: а если она его не хочет видеть? Шесть недель назад он сбежал, обещая себе забыть о ней. И он очень старался. А теперь стоит перед дверью ее дома.
Ева преследовала его во сне и наяву. Она назвала его трусом? Он и есть самый настоящий трус.
Его рука сама поднялась к звонку, и Алан закрыл глаза, услышав его звук внутри дома. Вдруг дверь распахнулась…
Алан не отрываясь смотрел на лицо, которое мерещилось ему повсюду последние шесть недель, и не мог разлепить пересохшие губы.
Ева тоже молчала. Хотела что-то сказать, но и ее язык прилип к гортани. Хотела броситься к нему, но ноги словно налились свинцом…
15
Алан первым обрел дар речи.
— Можно войти?
Ева молча отступила в сторону, пропуская Алана в холл, затем закрыла за ним дверь. Так же безмолвно повела его в гостиную.
— Садись…
— Спасибо, я постою. — Алан подошел к камину и наклонился, чтобы согреть руки. — У тебя здесь так приятно, уютно…
— Да. Мы с Рози любим огонь по вечерам, когда читаем или смотрим телевизор.
— Она уже спит?
— Нет, она у друзей.
— О! Так она здорова? Все в порядке после случившегося?
— Все прошло и забылось. Чарли хорошо обращался с ней. Она только жалела, что нет ни меня, ни ее друзей, немного скучала, но так ничего и не поняла.
Ева стояла возле дивана. Очевидно, ждала, чтобы он сказал то, из-за чего пришел, а потом навсегда покинул бы ее дом.
Все шесть недель она пыталась его забыть. Но ей так и не удалось это сделать. И именно сейчас, когда она приняла окончательное решение похоронить память о нем, когда перестала вскакивать при каждом звонке телефона и мчаться к двери, не чуя под собой ног, он вдруг неожиданно явился. В какой-то момент ей показалось: он здесь потому, что любит ее. Но она тут же отбросила эту мысль. Меньше всего Алан напоминал влюбленного. Держался спокойно, хладнокровно, как чужой человек. Может быть, так у них принято, в ФБР, — наносить визиты людям, которым они когда-то помогли?
— Я рад.
— Прости? — смущенно шепнула Ева. Она потеряла нить их разговора, размышляя о своем.
Алан глотнул и объяснил:
— Я рад, что Рози не пострадала.
— О да. Спасибо.
В комнате было тепло. Он расстегнул куртку, думая о том, как направить разговор на ту тему, из-за которой пришел.
— Суд над твоим бывшем мужем состоится в начале года?
— Да. — Ева отвела взгляд. Как она и предполагала, это официальный визит.
Взглянув на свой стакан, она спросила:
— Выпьешь? — Ей хотелось выйти ненадолго.
— Нет, спасибо, не беспокойся.
— Это не беспокойство. Я только что сама пила.
— В таком случае… я с удовольствием составлю тебе компанию.
Ева направилась к кухне, испытывая облегчение.
— Можно, я положу это здесь? — спросил Алан, снимая куртку и кладя ее на стул.
— Да, конечно. Хочешь, я повешу ее в стенной шкаф в холле?
— Нет, ничего. Я ненадолго.
Ева вышла из комнаты. Он посмотрел на елку. Она была украшена красными и зелеными бантами. В звезде на вершине дерева горел огонек.
Ева вернулась, неся в руках два стакана с густым напитком.
— Ну вот, надеюсь, тебе понравится. Этот рецепт знала моя мать, а до нее — ее мать. Это мой любимый праздничный напиток. Я делаю его каждый год.
— Как поживаешь? — спросил Алан. Ему нужно было многое сказать ей, но он не знал, как начать.
— Хорошо, — сказала Ева.
Но тут один стакан выскользнул у нее из рук и разбился на стекле, покрывавшем стол. Алан подбежал к ней.
— Ты не порезалась? — Схватив ее руку, он начал внимательно осматривать каждый палец.
Ева вырвала руку.
— Почему ты пришел, Алан? После того как так долго не давал о себе знать? Чего ты хочешь от меня?
Но Алан вдруг увидел свитер на груде подарков. Взяв его, он ощутил под пальцами пушистую мягкость шерсти.
— В твоей жизни кто-то есть? — спросил он, глядя на свитер.
— Нет… да… нет.
Отбросив свитер, Алан схватил ее за плечи.
— Так да или нет? — с напором спросил он.
— Я… я…
— Отвечай! — Он слегка потряс ее.
Ее глаза потемнели от гнева.
— Убери руки! Какое право ты имеешь задавать мне такие вопросы?
С силой притянув ее к себе, он закрыл ее рот своим ртом.
Ошеломленная Ева не могла ни реагировать, ни сопротивляться. А потом вдруг оттолкнула его и закричала:
— Прекрати! Отпусти меня! Больше я не допущу тебя в свою жизнь — ни на несколько дней, ни на одну ночь!
Алан послушно разжал объятия, повернулся к ней спиной и, чтобы скрыть, как прикосновение ее губ взволновало его, сделал глоток из уцелевшего стакана. Он никогда не любил этот напиток. Взяв себя в руки, он повернулся к ней.
— Ты хочешь знать, что я делал все это время?
— Ты приехал, чтобы рассказать мне о своей деятельности?
Не обращая внимания на резкость ее тона, Алан продолжил:
— Я был в Вашингтоне и видел Генри Милтона.
Она подошла к окну.
— Ева! Я поступил на новую работу. Агентство открывает здесь офис по розыску пропавших детей.
— Я рада за тебя.
— Это все, что ты можешь сказать?
— А что ты желаешь услышать, Алан? Мое одобрение? Ты его имеешь… Мои добрые пожелания — тоже. Что же еще?
— Твою любовь.
— Что ты сказал?
— Когда я следил за автобусом, который увозил вас от меня, то осознал: вы с Рози забрали с собой мое сердце.
— Ты был на остановке, когда мы уезжали?
— Да, был.
— Почему?
— Я… черт, неужели ты не догадалась?
Ева побледнела.
— Почему ты не можешь говорить прямо? Я первая сказала тебе, что… если только ты это имеешь в виду…
— Не смотри на меня так! — Может быть, если он объяснит ей… — Я… я ездил к преподобному Сирилу.
— Ты к нему ездил? — с удивлением спросила Ева. — Я думала, он тебе не понравился.
— Я этого не говорил. Что ты делаешь? — с удивлением спросил Алан, когда она взяла сигарету.
— Курю.
— Ты не курила раньше.
— Да. А теперь курю.
Алан выхватил у нее изо рта сигарету и бросил ее в камин.
— Кто ты такой, чтобы распоряжаться здесь?
— Человек, который тебя любит!
— Что? Что ты сказал?
— Я сказал… — Алан положил руки ей на плечи. — Я люблю тебя, Ева. — Теперь ему стало легче говорить. — Ничто, никакие перемены в моей жизни ничего не значат без тебя. Ты заставила меня посмотреть жизни в лицо. Что я и делаю. Я люблю тебя.
Ева покачала головой. Она так хотела ему верить…
— Но я не слышал от тебя ни слова целых шесть недель, — продолжал он. — Ты словно вычеркнула меня из своей жизни. Я боялся тебя тогда и боюсь теперь.
— Меня? Боишься? Но почему?
— Боюсь, что ты прикажешь мне уйти, потому что больше меня не любишь.
— О, Алан!
— Ты создала человека, который теперь стоит перед тобой, Ева, и от тебя зависит, что будет с ним дальше. Я знал, что ты нужна мне, но я думал, что не смогу быть с тобой.
— Почему?
— Потому что… если я что-нибудь сделаю в приступе гнева, то причиню боль тебе или Рози.
— Так вот в чем дело! О, Алан, а я думала, что ты не любишь меня или не хочешь быть с Рози.
— Боже, и люблю, и хочу быть отцом Рози. И… хочу тебя! Так хочу! — Он обнял ее и прижался лбом к ее щеке.
— Ты говоришь, это я создала тебя? — изумилась Ева. — Как это может быть? До встречи с тобой я не знала, что значит любить.
Прижав ее к груди, Алан прижался губами к ее волосам и хрипло прошептал:
— Я не могу жить без тебя. Все мои добрые намерения рухнут без твоей поддержки.
Потом ее руки обвились вокруг него, и он стал покрывать поцелуями ее шею.
— Как мне не хватало тебя каждую минуту каждого дня и ночи. Мне так недоставало тебя…
Ева повернула свое лицо так, что губы их встретились, и отвечала на его поцелуи с нескрываемой радостью.
— Ты любишь меня? — спросил Алан.
— Всем сердцем!
После очередного долгого поцелуя Ева шепнула:
— А Рози?
— Что именно?
— Ей нужен отец.
— А мне нужна дочка… нужна семья.
— Значит, мне пора готовить себе приданое?
— Я сделал открытие: оказывается, в душе я человек старомодный. Планируя прожить вместе всю жизнь, я хотел бы начать с венчания в церкви.
— И преподобный Сирил обвенчает нас? — весело рассмеялась Ева. — Разве не для этого ты встречался с ним?
— Ну, — Алан улыбнулся, — если только у тебя нет другого предложения, я бы хотел, чтобы наша свадьба состоялась именно там.
— О, Алан! — Ева крепко обняла его. — Мне кажется, мы будем так счастливы! Ой! — вдруг весело вскрикнула она. — У меня же для тебя подарок! Я купила этот свитер, даже не зная, что увижу тебя. Надень его, пожалуйста.
В синем свитере с белым узором Алан выглядел таким… Короче, он выглядел именно так, как должен был выглядеть ее любимый человек в Рождественский вечер.
И ей было так уютно в его теплых объятиях… Увлекшись его поцелуями, она даже не заметила, как у нее на пальце появилось изящное золотое колечко с сапфиром. Для того чтобы достать его из кармана куртки и надеть Еве на палец, Алан выпустил ее из объятий буквально на минуту.
А потом снова обнял ее, шепча:
— Ева, моя Ева…