— Что же случилось потом?

— Что? — повторил он бессмысленно.

— Что произошло после его угрозы? — мягко спросила она.

Алан поднял глаза и прошептал:

— Я дал ему убить Джонни. Он предупредил меня, но я не поверил…

— Расскажите мне все.

Он долго смотрел в лицо Евы, не отвечая, затем медленно сделал несколько шагов, оглядываясь, будто в незнакомом месте. Потом вернулся, подошел к кровати и сел на край.

Ева все еще стояла в дверях комнаты.

— Я решил сам украсть Джонни, — прошептал он через силу. — Так, как Бамптон украл его у матери. Каким я был дураком!..

Ева прошла через комнату, опустилась на колени рядом с ним и мягко прикоснулась к его сжатым пальцам. Она молчала, слов у нее не было.

— Он как будто узнал о моих планах раньше, чем я сам решил действовать, — продолжал Алан. — Он подпустил меня к мальчику, разрешил, чтобы я вывел его из дома, направился с ним в лес, а потом… потом он появился перед нами с фонарем. Не сказал ни слова, а просто поставил фонарь на землю возле своих ног, поднял ружье и выстрелил сначала в меня, а потом направил его на мальчика и… — Алан закрыл лицо руками.

— Здесь нет вашей вины, — сказала Ева.

— Есть! — Он вскочил на ноги.

— Вы не виноваты, что он его застрелил.

— Бессмысленно убеждать меня в этом! — воскликнул он. — Разве вы не понимаете? Я убил его! Это я сделал ту единственную вещь, которая привела к гибели Джонни.

— Но вы не можете винить себя!

— Нет? А кого винить? Ее мать, которая должна была работать, чтобы содержать их обоих? Полицейских, не нашедших мальчика? Грега Бамптона, потому что он невменяем? Или меня? Человека, который нашел его и позволил умереть у себя на глазах? — Он встал перед ней и взял ее за плечи. — Послушайте, не пытайтесь рационально объяснить то, что со мной произошло, хорошо? Мальчик умер из-за меня. Я это знаю, и они это знают, в агентстве. Я принимаю вину на себя, но не хочу нести ответственность за смерть еще кого-нибудь.

— Что вы имеете в виду? — насторожившись, спросила Ева.

— Я не смогу работать над вашим делом, простите, не смогу. Сегодня я понял это окончательно.

— Нет! — встрепенулась Ева. — Вы не бросите меня теперь. Не имеете права!

— Имею!

— Тогда на вас ляжет ответственность за смерть другого ребенка. Уверена, если вы откажетесь, то будете виноваты в смерти Рози!

— По крайней мере, из-за меня не умрут двое. Я еще не закончил свой рассказ. Кэтти услышала о смерти сына поздно ночью. На следующее утро ее нашли в ванне с бритвой, зажатой в руке.

— Нет! Нет!

— Было слишком поздно — ее не смогли спасти.

Ева подняла дрожащую руку ко рту.

— О боже! — прошептала она.

Алан больше не мог смотреть на нее. Он отвернулся — теперь она точно уедет.

Ева стояла бледная, пытаясь овладеть собой.

— Как же вам досталось! — вымолвила она наконец.

— Оставьте при себе сожаления, — повернулся к ней Алан. — Я в них не нуждаюсь, и они не изменят моего решения.

Она смотрела в эти ледяные глаза и молилась о том, чтобы найти нужные слова.

— Здесь нет вашей вины, даже мне это видно. Если с ребенком так плохо обращались, удивительно, что он был еще жив, когда вы его нашли. Я понимаю…

— Ничего вы не понимаете, ничего! — закричал он.

Поколебавшись, Ева продолжала, не обращая внимания на его вспышку.

— Когда мои родители заболели, я училась в колледже. Они были совсем одни. Им никто не мог помочь — ни братьев, ни сестер у меня нет. Родители скрыли от меня, что больны. Когда они умерли, в случившемся я обвинила себя. Мне казалось: если бы я была с ними, они остались бы в живых.

Я так сокрушалась, что заболела сама. Только спустя много времени до меня дошло, что они любили меня и ужаснулись бы тому, что я так беспощадно обвиняла себя. Чувство вины самое сильное, когда мы теряем тех, кого любим. Но нельзя думать об этом всю жизнь. Пусть мертвые покоятся с миром, Алан. — Она запнулась от неожиданности, назвав его по имени. — Но вы остались в живых и должны продолжать жить. Есть еще много детей, которые нуждаются в вашей помощи. Используйте свой дар, не предавайте его только потому, что однажды потерпели неудачу. Разве врач оставляет работу, если теряет пациента? Ведь далеко не всех больных удается вылечить. Кэтти и Джонни погибли… Мне очень жаль их… Но они бы не хотели, чтобы другие страдали так же, как страдали они.

Пожалуйста, не бросайте свою работу теперь. Помогите тем, кто все еще нуждается в вас — помогите нам, помогите Рози! Не обрекайте ее на ту же судьбу, что и того малыша… — Тут ее голос заглушили слезы. — Не бросайте нас, пожалуйста.

Он смотрел на нее с холодным безразличием. Она намерена простить его, потому что нуждается в нем, нет и капли искренности в том, что она говорит.

Он собирался изложить ей все это, когда заметил застывшую на ее ресницах слезу — она висела так бесконечно долго, потом медленно скатилась по ее щеке к подбородку, остановившись у дрожащего рта…

И что-то случилось. Ему захотелось поверить этой женщине, найти утешение в ее словах… Но он не мог… слишком долго он жил в страшном мире, чтобы поверить в счастливый исход.

— Это убивает меня, — прошептал он, — съедает живьем. Стоит закрыть глаза, как я вижу лицо Джонни… его улыбку… вижу страх в его глазах, вспышку надежды… — Он весь дрожал. — Я был тяжело ранен и не мог пошевелиться, но я все видел и слышал… когда Бамптон выстрелил в него…

Слизывая слезы с губ, Ева спросила:

— Почему никто не остановил его? Разве вы там были одни? Кроме вас никто не видел, что происходит?

— Было темно, и все растерялись. Бамптон даже не пытался убежать после того, как выстрелил в меня. Генри в ответ на его выстрел тоже выстрелил наугад туда, где тот стоял с винтовкой, все еще направленной на меня. Думаю, Генри решил, что убил его… и в этот момент Бамптон выстрелил в мальчика…

— О боже, боже… — бормотала Ева, чувствуя себя беспомощной перед его горем.

Даже зная, через что прошел человек, невозможно точно представить его переживания.

Она тоже ела себя поедом при мысли, что не смогла уберечь ребенка, которого любила больше жизни.

Алан не сразу понял, что мягкие руки Евы обнимают его, а осознав, обнял ее за талию, поднял голову с ее плеча, с удивлением всматриваясь в ее лицо. Какая прекрасная улыбка цвела на ее губах, таких красивых, что он не мог им противиться… Как благодарность за мир, ниспосланный его душе после стольких месяцев самообвинения. Его губы нежно прильнули к ее губам и задержались, пока он не почувствовал ответный поцелуй.

Чуть отстранившись, он посмотрел в глаза Евы. Вспышка, озарившая ее лицо, заставила его затаить дыхание. И снова его губы коснулись чего-то сказочно мягкого и нежного. Он почувствовал, как закружилась голова, но не знал, что Ева переживает то же самое… Руки ее скользнули вдоль его плеч и обвились вокруг шеи. Она хотела почувствовать его ближе. Рот Алана все еще не расставался с ее губами, руки гладили спину.

Чувство легкого безумия охватило Еву, никогда еще не желала она никого так страстно, как этого человека. Какое-то наваждение… Что происходит? Она здесь не для любовных утех, ей нужно отыскать дочку. Ева застыла в его объятиях.

Целуя ее в подбородок, Алан услышал тихий стон. До него не сразу дошло, что это звук не удовольствия, а протеста. Глазами, горящими страстью, он посмотрел ей в лицо. Выражение ужаса, ясно написанное на нем, заставило его осознать то, что он делает. Алан похолодел. Опустив руки, он почти отпрянул от нее.

— Простите… — Он смущенно покачал головой. — Я не знаю, как это получилось…

Ева не хотела объяснений тому, что произошло между ними, она просто хотела забыть это.

— Ничего. Это моя вина…

— Нет. — Алан неуверенно провел рукой по волосам. — Это я виноват…

— Забудем об этом, — предложила Ева.

— Да, — согласился он.

Отойдя от нее, он шепнул «спокойной ночи». Его ладонь лежала уже на дверной ручке, когда Ева сказала:

— Завтра…

— Завтра видно будет, — прервал он ее.

Она хотела возразить, но только кивнула, слишком взволнованная, чтобы спорить.

— Больше никаких бритв по ночам, — добавил он.

— Хорошо, — улыбнулась Ева. — И никаких разговоров о том, чтобы оставить дело, пока Рози не найдена, — добавила она.

Алан не захотел встретиться с ней взглядом.

— Увидимся утром…

6

Ева наблюдала за тем, как Алан ставит чемодан на сиденье своего темно-красного «седана».

— А как быть с моей машиной? — спросила она.

— Я как раз хотел поговорить с вами об этом. — Он выпрямился, закрыл дверь и прислонился к ней. — Думаю, лучше нам отправиться в Спрингфилд на разных машинах.

— Почему?

Он бросил взгляд на нее. Ей не понравится то, что он скажет, но он до утра обдумывал сложившуюся ситуацию.

— Я все решил. Хорошо, я буду работать над этим делом, но только сам. Я привык действовать один. Вы очень помогли мне своей информацией, но остальное — мое дело. Вы принесете больше пользы своей дочке, если отправитесь домой и приготовитесь к ее возвращению.

— Вы пытаетесь избавиться от меня, — возмутилась Ева.

— Я профессиональный федеральный агент и знаю, как вести себя на поле битвы. Вы же не подготовлены к такой работе.

— Нет, — упрямо качнула головой Ева. — Я не допущу, чтобы вы от меня избавились. Я поеду с вами и буду там, где вы найдете Рози. Если вы не возьмете меня с собой, тогда я отправлюсь одна, но вслед за вами.

— Разве вы забыли, что я рассказывал вам вчера? Ваш муж может стать опасным не только для дочки, но для всех, кто встанет у него на пути. Помните его угрозу? От одного вашего вида он может взбелениться. Вы хотите нести ответственность за смерть собственного ребенка? Неужели станете рисковать ее жизнью, только бы настоять на своем.

— Вам незачем знать причины, почему я хочу ехать. Может быть, я единственная могу спасти ее, — прошептала Ева онемевшими губами. — Об этом вы не думали? Он хочет причинить боль не Рози, а мне. Я не такой знаток человеческой души, каким вы считаете себя, — продолжала она с легким сарказмом, — но я знаю своего бывшего мужа.

— Знаете? Неужели?

— Достаточно хорошо, чтобы понимать: существует единственный способ отобрать у него Рози целой и невредимой — если я буду там.

Алан всматривался в ее лицо.

— Значит, вы не думаете, что его угроза подлинная? Что он причинит зло девочке?

Как бы хотелось ей подтвердить эти слова! Но она знала, что это будет ложью. Разве его угрозы не преследовали ее каждую ночь, оборачиваясь кошмарами? Сколько раз она просыпалась, слыша крик Рози: «Мамочка! Мамочка!».

— Я вам говорю, что поеду. Вы не можете меня остановить.

Алан видел ее решительность и понимал, что напрасно тратит время.

— Хорошо. — Он уступил, но только временно. — Оставим вашу машину здесь и поедем на моей.

По дороге они молчали. Им было нечего сказать друг другу.

До этого момента она не обращала внимания на то, как он одет. Но сейчас вдруг заметила — Алан расстался со старыми джинсами и свитером, облачился в элегантный темно-синий костюм, белую рубашку и темный галстук. Он был очень хорош собой.

Почему такой привлекательный мужчина не женат? Он ничего не говорил о своей личной жизни. Ее взгляд остановился на руках, державших руль. Кольца нет. Но это еще ничего не означает.

Ее мысли вернулись к их первой встрече. Она вспомнила его взгляд. Почему он смотрел на нее, как на привидение? Неприятная мысль мелькнула у нее в мозгу…

— Я напоминаю вам Кэтти Браун? — спросила она.

— Нет.

— Ничуть?

— Ничуть.

— Она была молодая? Когда ребенку только четыре года, мать не может быть старой.

— Я… не помню.

Ева смотрела на его профиль. В его голосе слышалось что-то, чего она не понимала.

— Какая она была? Я чувствую, вы… восхищались ею. Вы ей… тоже нравились?

Алан поерзал на сиденье и бросил на нее недовольный взгляд.

— Нам обязательно нужно все это обсуждать?

— Нет, конечно, если это вам неприятно. Но скрытность не приносит пользы.

— Она была блондинкой, — пробормотал он.

— Привлекательной?

— Да.

— Вы были в нее…

— Может быть, довольно? — прервал он ее. Она не имела права его расспрашивать.

Он вынул из кармана темные очки в металлической оправе и надел их.

— Если вас смущает тишина, включите радио.

Ева повернулась к окну и сделала вид, что больше всего интересуется дорогой.

Забавно, почему ее задевает то, что он чувствовал к другой женщине?

Когда Алан овладел собой, он искоса взглянул на женщину, сидевшую рядом с ним. Вероятно, она теперь ненавидит его, и тут он не мог обвинять ее.

Недалеко от Спрингфилда он спросил, не хочет ли она заехать домой. Она отказалась, и они поехали к дому Патрика Дадли. Этот пожилой человек был другом Евы со времени ее замужества. Раньше он возглавлял английское отделение колледжа, где Чарли Льюис преподавал несколько лет.

Теперь Патрик не работал из-за болезни.

Сиделка встретила их у двери и повела наверх, в спальню старика.

— Ева! — Патрик протянул ей бледную руку.

Ева подошла к кровати, взяла ее обеими руками и села рядом.

— Как поживаете, Патрик?

— Не особенно хорошо, — растянул он губы в усталой улыбке. — Но я не собираюсь жить вечно. Мы все должны уйти, когда уже не приносим пользы, чтобы уступить место новому поколению. А кто этот молодой человек?

— Я Алан Стоун. Говорил вчера по телефону с вашей сиделкой. Я работаю на ФБР. Вы хорошо знали Чарли Льюиса, и я хотел бы задать вам несколько вопросов о нем.

Мистер Дадли повернулся к Еве.

— Как жаль, дорогая. Конечно, я слышал, что случилось. — Он покачал головой. — Это все так неожиданно… А я на него так надеялся. Он был очень способным ученым.

Алан открыл блокнот и взял ручку.

— Говорят, вы и Льюис каждую неделю играли в шахматы?

— Да, правильно.

— Значит, вы друзья?

— Я бы не сказал этого. Чарли никогда не открывался в общении, не был легким человеком, а в последние годы вообще отдалился. Нет, мы никогда не были друзьями. Просто любили хорошую игру в шахматы.

— Он хороший шахматист?

— Отличный, — ответил Патрик, — и отменный стратег.

— Как вы думаете, куда он мог уехать со своей дочерью?

Патрик положил голову на подушку и закрыл глаза.

— Почему бы вам не поговорить с Джоанной Маттингли? Они были очень близки. Одно время даже говорили об обручении…

Ева вздрогнула, и, инстинктивно уловив это движение, Патрик открыл глаза и взглянул на нее.

— Разве вы не знали?

Она покачала головой.

— Не расстраивайтесь, дорогая. Уверяю вас, что, что бы ни происходило между Чарли и Джоанной, все давно закончилось.

— Я не расстроена, — быстро ответила Ева. — Но Чарли никогда об этом не говорил. И Джоанна не показывала, что их что-то связывало.

— Что ж, возможно, они не были так близки, как я думал. — Патрик явно старался ее успокоить.

— Да, вероятно, — ответила Ева.

Когда они вернулись в машину, Ева была так задумчива, что не заметила острого взгляда, брошенного на нее Аланом. Как же так? Она была замужем за Чарли шесть лет и не знала, что тот когда-то встречался с Джоанной, женщиной, с которой они оба продолжали общаться…

Джоанне было уже за сорок. Это была женщина, одаренная той классической красотой, против которой годы бессильны, открытая, щедрая, приветливая с друзьями…

Она радушно улыбнулась им, пропуская в дом, и через длинный, элегантно обставленный холл провела в комнату, яркую от солнечного света и свежих цветов.

— Мы только что были у Патрика, Джоанна, — сказала Ева.

Все сели, и горничная принесла им чай.

— Мы только что были у Патрика, — повторила Ева. — Он сказал нечто, удивившее меня.

— Что именно?

— Он сказал, что вы и Чарли встречались.

— Да. Это правда. Разве вы не знали?

Ева покачала головой, размышляя о том, чего же еще она не знает о человеке, который был ее мужем и отцом ее дорогой Рози.

— Я… — Джоанна подняла все еще красивые плечи и беспомощно глянула сначала на Еву, потом на Алана, затем снова на Еву. — Это правда, Чарли и я встречались некоторое время… — Она поколебалась, но продолжила: — По правде говоря, одно время мы даже думали о браке.

— О браке? — переспросила ее Ева. — Так это действительно так?

— Да, но… — Женщина замолчала, устремив взгляд на кольцо на своей правой руке, потом, как бы придя к внезапному решению, подняла глаза на Еву. — Чарли хотел то, чего я ему не могла дать, — он хотел ребенка.

Подняв руку, Джоанна грациозным жестом обвела ею комнату.

— Разве это похоже на дом, где растут дети? — Улыбаясь, она ответила сама: — Я этого не думаю. И я не напоминаю заботливую мать, поскольку слишком занята своими интересами. Кроме того, прошли те годы, когда я могла родить.

Господи! А Чарли говорил ей, что никогда не думал о ребенке, пока не встретил ее, Еву.

Увидев смятение на ее лице, Джоанна поторопилась успокоить расстроенную женщину:

— Чарли хотел иметь ребенка, — мягко сказала она. — По правде говоря, возможно, это была единственная причина, почему он стал приходить ко мне вначале. Я была в колледже единственной незамужней женщиной моложе сорока. Но когда я изложила ему свои взгляды на семью, он выслушал меня внимательно, кивнул головой и ушел. Больше мы никогда об этом не говорили. Понимаете, между нами не было большой любви. И я не думаю, что для Чарли вообще имело значение, кто будет матерью его ребенка, лишь бы она родила его здоровым и была хорошо воспитана. — Тут же Джоанна спохватилась и смущенно воскликнула: — О! — Посмотрев на Еву, она произнесла извиняющимся тоном: — Простите, дорогая. Может быть, я что-то не так сказала?

— Ничего, — слабо улыбнулась Ева. — Мне ясно, что вы имеете в виду. Начинаю догадываться, что Чарли не нуждался в жене. Я была только средством.

Алан понял, что и Джоанна знала Чарли не больше, чем Патрик.

В машине он спросил:

— Мисс Маттингли часто бывала у вас в доме?

— Мы друзья. Она очень добрая женщина. Несмотря на все то, что она о себе наговорила, я всегда думала, что она могла бы стать замечательной матерью. Я часто удивлялась, почему она не замужем, но не хотела спрашивать, чтобы она не подумала, будто я просто любопытствую.

В сплошном мраке начали появляться просветы. Алан уловил сходство между Чарли и Грегом — теперь он знал, что весьма приятный с виду человек способен на хладнокровно обдуманное преступление.

Роберт Уильямс, декан колледжа, ожидал их в своем кабинете. Была пятница. Ему еще предстояло посетить собрание и переделать кучу дел до обеда.

Декан пожал руку Алану и сказал, что слышал его имя. Потом он обратился к Еве, выражая ей сочувствие по поводу похищения дочери.

— Чем могу быть вам полезен? — спросил он Алана.

— Я хотел бы посмотреть папку с делом Чарли Льюиса.

Декан немного помедлил, но все-таки передал ему папку.

Алан взял ее и сел у окна.

— Здесь сказано, что у него есть мать! — воскликнул он через несколько минут.

— Да, правильно. Она сейчас живет уединенно после многих лет известности. Мать Чарли в прошлом знаменитая виолончелистка.

— М-мать? — заикаясь, переспросила Ева.

— Да, — подтвердил Уильямс.

— Это, должно быть, ошибка: его родители умерли.

— Нет, не ошибка, — уверенно возразил декан.

— Ничего не понимаю, — пробормотала Ева, переводя взгляд с мистера Уильямса на Алана.

— Меня это не удивляет. Когда мы принимали Чарли на работу, он тоже не упоминал ни о ком из своей семьи. Но у нас есть люди, которые докапываются до всего. Не знаю, почему Чарли не хотел, чтобы в колледже знали о его матери. А ведь она была когда-то талантливым исполнителем, очень известным среди концертирующих виолончелистов. Жаль, что она так неожиданно исчезла со сцены.