Помимо невиданных растений возле оранжереи цвели розы самых невообразимых сортов и оттенков; их окружали высаженные этажами гортензии, нежные, как подкрашенное безе.
— Какие вы красавцы и красавицы! Доброго дня! — очарованно проговорила я, протягивая руку к цветам.
И почувствовала волну тепла и движение дружественности в мою сторону. «Здравствуй, приветствуем… Здравствуй, приветствуем», — с дуновением ветра по лепесткам и листьям пронеслось мне в ответ. Впервые в жизни растения явственно мне отвечали, правда, в мыслях. Или мне снова кажется?..
— Как любопытно, — раздалось возле моего плеча.
Я обернулась и увидела мадам Бохосту.
— Простите, что любопытно? — поинтересовалась я.
— Твоя магия. На первый взгляд мне показалось, что всё совсем плохо. А вот на второй… — Не толстая, а скорее крепкая, рослая преподавательница жестом пригласила меня пройти в сторону раскрытой двери. — Вроде бы по структуре ауры ты менталист, уж точно не природник, однако растения живо на тебя отзываются. Впервые такое вижу… — Она подняла палец, затем рассмеялась. — Хотя вру, голубушка, не впервые. Была у нас до тебя одна исключительная студентка, которая нарушала правила.
— Танатрея Стоули?
— Именно.
— Мне все про неё говорят. Скажите, а бывают менталисты по растениям? — спросила я.
Мадам Бохоста изумлённо взглянула на меня, а затем закатилась басистым хохотом — таким, что растущие близ неё розы вздрогнули.
— Вы их пугаете, — сообщила я, считав внутренний трепет растений.
Отчего мадам Бохоста буквально сложилась пополам в смехе. Затем выпрямилась и, подхватив меня под руку, провела в здание.
— Мой кабинет. Располагайся, — сказала она и ввела в…
Хм… кхм… это был не кабинет, а настоящее логово — просторное, с высокими потолками, с полками, полными книг, врезанными в громадные стволы, но здесь пахло зверьём, засушенными листьями, грибами и ягодами, которых сушилось вдоволь повсюду, в том числе на верёвках, свисающих с потолка. Между уютными ковриками, набитыми из цветных нитей, были разбросаны по полу в изобилии дикие травы, словно хозяйка кабинета поставила себе цель — скрыть светлый паркет всем чем только можно.
Кресло у массивного стола было накрыто покрывалом, вязаным крупной вязкой, местами с затяжками, и похоже было больше на лежанку в саду, чем на стул профессора. В углу перед окном в беспорядке стояли на столике и полках колбы и склянки, а на полу — большой чан. Над ним, как хозяин, плёл толстые махровые рюши паук размером с кулак.
— Милаха, правда? — подмигнула мне мадам Бохоста, показывая на паука.
— Д-да…
В клетке у другого окна поскуливал кусок голубоватого меха.
— Лихорадит беднягу музана, но ничего, скоро лекарство подействует, — сказала мадам Бохоста, заметив мой взгляд. — Мне на него надо поглядывать, поэтому к остальным не убираю.
— Ага… — сказала я и покосилась на плотную, расписную занавесь, отгораживающую треть кабинета.
За ней кто-то шуршал, суетился, сопел и фыркал, словно там прятался целый зоопарк. Судя по звукам, был среди зверей и некто довольно большой и, возможно, хищный. Боже, как мне не хватало моего обоняния! Я бы сразу поняла!
— Подопечные мои там. Не обращай внимания! — Мадам Бохоста кивнула в сторону занавеси, цокнула языком, прошелестела, профырчала, словно беседуя с кем-то, и существа за шторой притихли.
— Вы с ними разговариваете? — удивилась я.
— Да. Ясно, что на животных твой ментальный дар не распространяется. Жаль-жаль. — Мадам Бохоста всё равно с воодушевлением потёрла руки.
Я села на краешек стула напротив неё. Она обошла меня, пристально рассматривая, как покупатель — телёнка на ярмарке.
— Так-так…
С её вздохом напрашивался вывод, что я совсем бесперспективна. Досадно, что нельзя сразу сдаться и сбежать. Очень хотелось.
— Сэр Алви поручил мне заняться тобой, Ранди, — проговорила мадам Бохоста. — Ну что ж… надо, значит, надо. Однако никакой подготовки к экзамену экстерном мы проводить не будем, потому что без толку. Ректор сказал: ты должна поступить на первый курс, но чтобы вопросов ни у кого не возникло. Это будет не просто…
Я залилась краской, чувствуя себя лгуньей и воровкой чужого места.
— Простите…
Она хлопнула меня по плечу большой ладонью, звякнув подвесками на браслетах.
— Прощаю. Значит, слушай меня сюда: принцессу, которая верит, что она нищая, можно убедить в обратном только одним путём: она должна вести себя, как принцесса, и посмотреть, что из этого выйдет.
— Я не совсем понимаю…
— Так и с магией.
— И что мне делать?
Мадам Бохоста крякнула.
— Так и с танцами. Ты можешь верить, что танцы — это не твоё, но если тебе грозит смертная казнь, проще притвориться, что ты танцуешь хорошо. А потом плясать, как пойдёт. Поняла?
Я неловко пожала плечами. Мадам Бохоста направилась к склянкам, позвенела ими, словно что-то искала. Потом хлопнула пробкой, вытряхнула из склянки что-то себе на ладонь и вернулась ко мне, протягивая крупную синюю горошину.
— Научим тебя магии потом. Хм, сама не верю, что я это говорю, но действуем следующим макаром: чтобы вопросов у наблюдающих не возникло, перед сном заваришь себе этот магический бустер. В полночь. Потом обязательно вымоешься до скрежета и ляжешь спать. Утром дар у тебя увеличится многократно. Твоя задача — делать, что говорят, и ничему не удивляться. Идёшь на экзамен первой. Это важно. Перед экзаменом тоже вымоешься, чтобы проверяющие от короля не заметили подвоха. А то мало ли что вылезет…
— Что вылезет? — Я оторопела.
— То, что можно стереть. Перед выходом поешь как следует. И не дыши на них. В сторону только.
— А другие поступающие тоже могут таким средством воспользоваться?
— Смысла нет. Если будут пойманы, вылетят мгновенно с волчьим билетом. Потом ни в одно учебное заведение мира не возьмут.
Я похолодела.
— Может, и мне не стоит?
Мадам Бохоста вздохнула.
— С тем, что есть, тебя всё равно ни в одну школу магии не возьмут. — И тут же она спохватилась. — Но ты не унывай, научим. Разовьём. Будет силища-то! Только никому об этом не рассказывай. Поклянись!
Я поклялась, понимая, что могу опозориться на весь магический мир. А мадам Бохоста продолжила ходить по кабинету туда-сюда, покачиваясь и косолапя, как медведь-шатун, и рассказывать всё то, что мне уже поведала Агнес. Об эфирном и астральном телах, о перигее и о том, что маг — тот же человек, но с более развитыми тонкими оболочками, которые дают ему возможность управлять материей и стихиями. Наконец, она сказала:
— Не расстраивайся. Даже если обычной палкой тыкать в скалу, однажды там будет дырка. А если магическим жезлом, дырка появится сразу.
— Мне надо поскорее.
— Однако ты торопыга. Как и сэр Алви, со всем к нему уважением… — Она глянула на меня снисходительно. — Но пока в твоих руках только палка. Любое волшебство требует времени. И действия. Так что действуй. Моё постоянное тебе домашнее задание: «Всё слышу. Всё вижу. Себя ощущаю». Выполняй каждый день утром и перед сном.
— Это как?
— Села. Сосредоточилась. Раскрыла глаза пошире и смотришь. Не говоришь, не обращаешь внимание на то, что в голове мысли творят, ты просто смотришь. Стараешься увидеть большое и малое, все детали, какие только можно увидеть. И глубоко дышишь при этом. Как будто смотришь не глазами, а воздухом, который в тебя вливается и выливается. Потом переключайся к слуху. Закрыла глаза, прислушалась внимательно ко всем звукам вокруг, словно тебе их надо сначала собрать, а потом разложить отдельно, как горох и чечевицу по мискам. Дышишь глубоко и слушаешь.
— Я поняла.
— А потом всё внимание направляй в своё тело. Тепло тебе или холодно, комфортно или неловко, болит — не болит. Всю себя внутри, в своём теле ты должна почувствовать и при этом опять же дышать медленно, глубоко. Словно чувствует сам воздух, а ты только наблюдаешь. Поняла?
— Поняла, — кивнула я.
— И последнее — самое сложное: одновременно переносишь внимание в слух, в зрение и в тело. Словно оркестр, трам-пара-рам: литавры, гонг, трубы! И ты вся включилась.
— Так можно пробудить магию?
— Так можно наполнить себя энергией. Потому что ты окажешься вся в настоящем, а именно в нём всегда максимум энергии. С энергией постепенно проснётся и твоя магия. Ну и внимание натренируешь — тоже штука полезная. Иди, голубушка, занимайся. Про бустер не забудь! Ровно в полночь! Главное, не пугайся…
Над академией спустились сумерки. Судя по часам на большой башне, до полуночи было далеко. Я сжимала синюю бусину в ладони и бродила по аллеям. Возвращаться в комнату не тянуло, потому что не хотелось врать. А Данка от меня не отстанет.
Из беседок слышались смех и песни, разговоры вернувшихся в родную академию студентов. А меня охватило чувство одиночества и упадническая хандра. Я наверняка опозорюсь и вместо того, чтобы спасти Агнес, всё испорчу.
Как бы мне хотелось поговорить с ней! Потому что больше ни с кем правдой мне и не поделиться. По мере того, как подкрадывалась темнота, дневные цветы на деревьях и кустах закрывались, превращаясь в бутоны. Зато на газонах и лианах раскрывались другие — белые, будто бы с подсветкой изнутри: розоватой, нежно-фиолетовой, голубой. От ночных соцветий разносился повсюду пьянящий аромат, от которого слегка кружилась голова.