— Кстати, ты так и не рассказала — понравилось тебе целоваться с Бандитом или нет, — припоминаю я.
Аврора краснеет и смущенно опускает глаза, лаэрд за ее спиной недовольно рычит, а я откровенно потешаюсь над беспричин-ной ревностью мужчины. Ревновать к прошлому… Пф!
— Да не рычите вы, Кристоф! — машу я рукой. — Брательник — это еще цветочки. Аврору всегда тянуло к плохим парням. В этом списке жутких типов Бандит еще самый приличный.
— Не надо, — одними губами шепчет Аврора, испуганно округляя глаза.
А вот у лаэрда за ее спиной мои слова вызывают явный интерес. Он как-то весь приободряется и с еще большим интересом смотрит в мою сторону.
Ба-а-а! Да меня хотят использовать в качестве информатора.
Заговорщически подмигнув Кристофу, так, чтобы не заметила подруга, торопливо меняю тему, все так же продолжая предаваться воспоминаниям.
Сколько мы не виделись с Авроркой? Четыре года или уже больше? А ощущение такое, что не прошло и четырех недель.
С Авророй мы сдружились на почве соседства — она снимала однокомнатную квартиру недалеко от универа, в то время как я обитала в студенческой общаге в маленькой комнатке на четверых.
Моя мама умерла, когда самому младшему из нас, Димке, исполнилось пять лет, поэтому большую часть жизни я росла в семье из трех мужчин. Чтобы было понятно, в какой суровой обстановке проходил мой процесс взросления, скажу, что в нашей семье мне приходилось поднимать после себя сиденье унитаза.
Собственно, чисто мужская компания и наложила свой неизгладимый отпечаток и на мое видение мира, и на характер.
О, да! Характер у меня жуткий, а еще я на редкость прямолинейна. Именно поэтому соседки невзлюбили меня с первой же секунды.
Положение ухудшалось еще и тем, что, помимо общей площади в общаге, мы все четверо были одногруппницами, а на журфаке царила дикая конкуренция — пробивались единицы, еще меньше получали престижную работу, а мне дико хотелось быть внештатным корреспондентом, летать по миру, вести репортажи из горячих точек.
Собственно, уже тогда мечта частично сбылась — соседки организовали горячую точку без всяких перелетов. Девчонки устроили самую настоящую травлю, подключив к военным действиям против меня почти весь поток.
Меня называли Горгоной и всячески пытались задеть поглубже да побольнее.
О наших баталиях знали и младшие, и старшие курсы, поэтому, когда ко мне подошла невероятно красивая и столь же скромная девушка и предложила снимать квартиру, я согласилась, не раздумывая.
Все-таки одна соседка значительно лучше трех.
— Всем доброго вечера!
В гостиную входит супружеская пара, и Кристоф с Авророй поднимаются, чтобы поприветствовать их.
Бородатого лаэрда я узнаю сразу — это тот самый «дядя», что катался сегодня вместе с нами. Мужчина одет в черные штаны и бордовый пуловер, весь из себя такой сосредоточенный и спокойный. Зато стоящая рядом женщина на его фоне выглядит чересчур легкомысленно и бодро.
— Это родители Кристофа, — наклоняясь к моему уху, поясняет Курт. — Радор и Шарлиз Дамиры.
От теплого шепота мужчины по телу бегут мурашки. Я инстинктивно передергиваю плечами и, вероятно, подаюсь назад, потому что в следующую секунду чувствую призрачно-легкое касание чужих губ к собственной коже около уха.
Я вздрагиваю и решительно отодвигаюсь от губ, рук и всего лаэрда целиком, благо, теперь на диване полно свободного места.
— Ева, иди сюда! — зовет меня подруга, и я с готовностью встаю.
Аврора знакомит меня с искрящейся позитивом мамой Кристофа, мы перекидываемся парой приятных фраз, она с какой-то странной улыбкой смотрит на укусы, оставленные Миком, потом оборачивается к Курту и…
— Шалунишка!
Я оборачиваюсь, чтобы увидеть лицо «шалунишки», застаю Курта в состоянии ступора и опять, словно мантру, мысленно твержу: «Только не смейся, Яблокова! Да, рожа у лаэрда действительно забавная, но свою постарайся удержать от смеха».
Поспешно отведя взгляд от Курта, встречаюсь взглядом с Радором и вежливо улыбаюсь. Он поступает так же.
В гостиную входит хозяйка дома и официальным тоном приглашает всех за стол.
— Конрад, — придерживает она сына в дверях, — я подобрала несколько платьев в размер. Твоя гостья, — женщина дарит мне недружелюбный взгляд, — может переодеться в гостевой комнате. Проводи ее, пожалуйста.
Курт немного рассеянно благодарит маму и поворачивается ко мне.
— Идем, — кивает он в сторону незамеченной мной ранее двери, и я послушно следую за ним.
Дом Дамиров — все равно что музей. Всюду непонятные вазы, картины, скульптуры. У одной из таких я ненадолго торможу, пытаясь разглядеть силуэт какой-то гречанки с кувшином в руках.
В результате теряю лаэрда из виду, и приходится догонять его торопливым шагом.
— Я думала, вас зовут Курт, — говорю я, стараясь не отставать от уверенно шагающего лаэрда.
— Курт — это сокращение от Конрада, — поясняет он. — А как зовут тебя?
С удивлением смотрю в спину шагающего впереди мужчины.
— Ева, — с некоторой неуверенностью произношу я. — Ева Железнова.
— Хорошо, — кивает мужчина, останавливается и встает ко мне полубоком. — А кто такие Эвелина Яблокова и Эва Райт?
Челюсть отпадает сама собой, да так качественно, что любой желающий при должном рвении сумеет осмотреть мои гланды.
— Откуда? — хлопаю ресницами и тут же одергиваю саму себя.
Он же как-то узнал мой номер телефона, адрес, имена родственников и друзей. Следовательно, привлек специалистов для сбора информации. Почему-то столь глубокое чужое вмешательство в мою жизнь раздражает.
— Эвелина Яблокова — это мой творческий псевдоним в редакции. Эва Райт — это имя, указанное в свидетельстве о моем рождении, — недовольно отвечаю я. — Меня удочерили.
Мне почему-то всегда неприятно говорить об этом. Наверное, потому, что мама и папа были для меня самыми лучшими родителями. Мои братья любили меня, как родную, и я ни для кого в семье не была приемной, чужой. Я была любимой сестренкой и доченькой, и не хотела думать о том, что где-то есть мои биологические родители. Лаэрды, которые бросили свою дочь.
— Узнали все, что хотели? — обиженно бурчу себе под нос так, словно Курт Дамир имеет прямое отношение к моей семейной истории.
— Не совсем, — качает головой мужчина и толкает одну из дверей. — Проходи…
Я захожу в комнату, бегло осматриваюсь и сразу иду к кровати, на которой разложено три платья. Надо сказать, что мама Мики предоставила мне выбор — черная классика, стильное бежевое платье-футляр и что-то очень длинное темно-красного цвета.
Все платья разные и в то же время имеют общие черты — скромность и максимальную закрытость. Не задумываясь, выбираю черную классику, показавшуюся мне более удобной, и оборачиваюсь.
За то время, пока я выбирала, Курт успел занять небольшое кресло в углу и теперь сосредоточенно что-то набирал в телефоне.
Выходить он не собирается?
Совершенно не готовая демонстрировать стриптиз перед малознакомым мужчиной, я оглядываюсь по сторонам. Приметив дверку, ведущую в ванную, торопливо иду туда и закрываю за собой двери.
Поскорее скинув испорченное зубами и кровью платье, с горечью представляю, как на меня наорут в управлении за порчу государственного имущества.
Намочив одно из полотенец для рук, смываю с себя засохшие следы крови, растерянным взглядом оглядываю по-прежнему немного кровоточащие ранки и торопливо влезаю в предоставленное мне платье.
М-да… А вот под этот наряд прическа действительно необходима.
С большого зеркала умывальника на меня неодобрительно смотрит растрепанная темноволосая девушка в черном приталенном платье чуть выше колена. Длинные рукава и закрытый верх идеально скрывают укусы, но не мое замешательство.
Может, померить то бежевое?
— Ева, — вежливый стук в дверь. — Ты скоро?
Вот деловой! И десяти минут не прошло, а он уже дергает прихорашивающуюся девушку. Сразу понятно — жены или постоянной подружки у лаэрда нет.
— Ева? — еще одно деликатное постукивание.
— Секунду! — рычу я в ответ, влезая в красные туфельки, которые в сочетании с этим платьем смотрятся совершенно неуместно, я бы даже сказала, вульгарно.
Бросив на себя еще один взгляд, негромко чертыхаюсь и решительно толкаю дверь. Красивой я уже была, и ни к чему хорошему это не привело. Посмотрим, что будет теперь, когда я вся такая скромная и деловая.
В дверях я, естественно, сталкиваюсь с Куртом, который оглядывает меня с ног до головы и морщит породистое лицо.
— Не твое, — честно говорит лаэрд, скрещивая руки на груди. — Переодеваться будешь?
— Думаю, положения это не исправит, — с сомнением кошусь в сторону кровати и двух оставшихся платьев. — Да и какая, собственно, разница, как я одета? — пытаюсь поддержать саму себя.
Курт смотрит на меня так, будто я неправильно сложила в столбик два трехзначных числа, и неожиданно спрашивает:
— Голодная?
Киваю.
— Тогда пошли.
Мы выходим из комнаты и идем по коридору обратно в сторону гостиной.
— Думаю, проблем с Крисом не возникнет, но все равно будь повежливее за ужином, — советует Курт и поясняет: — Моя мама почему-то к тебе недружелюбно настроена…