Новая сотрудница, только что прибывшая из Нью— Йорка, где писала о последних миланских модах или о чем-то в этом роде, сказала:

— У вас, как видно, богатый жизненный опыт. Приятно познакомиться, Грэхем, мне приходилось слушать ваши передачи.

Вполне безобидно. Но что она подразумевала под богатым жизненным опытом? Озадаченный, он перехватил ее несколько минут спустя, у кулера с питьевой с водой, и спросил, что имелось в виду. И тут она слукавила:

— Я хотела сказать, что все мы строим свою работу на пережитом опыте. Только и всего, — и, быстро отвернувшись, ускользнула.

Он решил, что она повела себя недостойно: когда ей предложили объясниться, сделала вид, что не сказала ничего особенного. Но подтекст ее слов не был плодом его воображения, потому что неделю спустя она представила его какой-то женщине как «холостяка-гуру, специалиста по женскому счастью».

Холостяк-гуру.

Информация была неточной и неполной. Грэхем Корбет был вдовцом.

Наутро Мэри Энн проснулась, разбуженная телефонным звонком. Посмотрела время на будильнике — половина десятого — и рывком схватила трубку. Как это она разоспалась?

— Алло?

— Мэри Энн? Это Джонатан.

Ее сердце гулко застучало.

— Ох, привет, — проговорила она, щурясь от заливавшего комнату солнца.

— Я только хотел справиться о твоем самочувствии. Ты вчера нормально добралась до дома?

— Э-э… конечно. Спасибо. Мне очень приятно, что ты позвонил. Со мной все было в порядке. И сейчас все в порядке, — добавила она.

— И прекрасно, — откликнулся он. — И прекрасно.

Он явно нервничал, как и сама Мэри Энн.

— Я еще хотел кое о чем спросить. Я посоветовался вчера с Грэхемом, и он согласен.

Мэри Энн охватило тревожное предчувствие.

— Я помню, что ты сказала об однобоком взгляде на отношения между мужчиной и женщиной. И я предложил, чтобы ты поучаствовала в качестве гостьи в его передаче. Если хорошо пойдет, можно будет сделать тебя постоянной ведущей.

Мэри Энн заморгала. Участвовать в ужасном, вульгарном ток-шоу Грэхема Корбета?

Это означает, прежде всего, сделаться публичной фигурой. Для нее это что-то новенькое. Но она не станет знаменитостью, и это не будет слишком отличаться от ее еженедельных очерков…

Но это и нечто другое по сравнению с безвестностью журналистики. Журналистике несвойственно выпячивание своего «я». Впрочем, она никогда не связывала себя с публичным и частным имиджем отца, и такой, как он, она уж явно никогда не станет.

— Едва ли у меня хватит квалификации, — пробормотала она.

— Ты обаятельная женщина. И у тебя, конечно, есть личная жизнь, — перечеркнул ее сомнения Джонатан.

Ты обаятельная женщина. Если бы только не было ощущения, что этой похвалой он хочет чего-то от нее добиться…

— Да, конечно, — подтвердила она. Личная жизнь, конечно же, имела место. Но только не в последнее время. В последнее время ей не к кому было ходить на свидания.

— Ты прекрасно справишься, — настаивал Джонатан. — Ты станешь давать слушателям грандиозные советы.

Например — как украсть чужого жениха с помощью приворотного зелья?

Мэри Энн вспомнила о том, что совершила накануне, — воспоминание было убийственным! В каком-то смысле даже хорошо, что снадобье выпил Грэхем Корбет. Ведь оно все равно не подействует, и запросто можно будет представить, что она вовсе даже не пыталась сдобрить им питье Джонатана.

— Мне все-таки хотелось бы подумать, — выдавила она.

— Я сегодня весь день буду на студии, накопилось много бумажной работы. Если решишь обсудить мое предложение, заглядывай. Или просто та заходи.

Мэри Энн закрыла глаза. Это совсем ничего не значит! Это только дружеский разговор.

— Я… может быть, зайду.

— Хорошо, буду ждать. Сходим вместе выпить кофе.

— Я сказала, что «может быть», — уточнила она.

— Тогда я буду надеяться, — ответил он.

Мэри Энн повесила трубку и с сильно бьющимся сердцем прокрутила в памяти разговор. Заглядывай, чтобы обсудить, или просто так!

Это имеет какой-то подтекст? Неужели она наконец-то его заинтересовала? Но в любом случае Джонатан помолвлен с другой… Он же не для того позвонил, чтобы сообщить о разрыве помолвки, потому что понял вдруг, что не хочет жениться на Анджи Уокман. Он только сказал, что весь день будет в студии. А в воскресенье обычно на студии безлюдно, транслируются только записанные программы…

Нет, не надо глупить. На студию и в воскресенье то и дело заглядывают люди.

Что, если она в самом деле зайдет на студию под каким-нибудь предлогом? Неужели он и в самом деле ждет ее? Мэри Энн никак не могла решить — плохо это или хорошо?

Она набрала номер Камерон.

— Приворотное зелье выпил Грэхем!

У Камерон упало сердце. Она не очень-то верила, что любовное снадобье подействует. И все равно то, что его выпил Грэхем Корбет, означало, что рано или поздно они с Мэри Энн будут вместе.

В любом случае она, Камерон, нисколько его не заинтересовала. Иначе она бы непременно почувствовала. Ею интересовались многие мужчины… Но прошлым вечером, когда Грэхем подвозил ее домой, мысли его витали где-то очень далеко.

Камерон жила в старом доме, принадлежащем управлению шахты, стоявшем на краю Джонова ущелья. Едва она выбралась из автомобиля Грэхема, как ее бросились приветствовать собаки. Вульфи — громадный, черный, диковатый, с примесью волчьей крови, он прибился к шахтам и полюбился местным жителям, стал почти ручным, и его дочь Марайя, собственная собака Камерон. Камерон покосилась на сидевшего в машине Грэхема, но он и не думал выключать двигатель. Безнадежно!

— Я не думаю, чтобы он в нем нуждался, — вздохнула Мэри Энн.

— Нуждался в чем?

— В приворотном зелье.

— Я думаю, он и так уже на тебя давно запал.

— Но я-то на него нисколько не запала. Что было, когда он довез тебя до дома?

— Совсем ничего.

— Ну, так и забудь о нем, — уверенно подвела черту Мэри Энн. — А мне сейчас звонил Джонатан.

Камерон выслушала пересказ разговора и проговорила задумчиво:

— Но ведь он не пил снадобья. Может быть, это и есть то, о чем говорила Клара, — зелье иногда действует не так, как мы предполагаем?

— Она еще предупредила — смотрите, чтобы снадобье выпил тот, кто надо!

— Если я снова поеду к ней, — протянула заинтересованная Камерон, — то обязательно спрошу, как еще действуют эти снадобья? — «Может быть, у нее найдется что-то и для меня, чтобы преодолеть эту глупую влюбленность в мужчину, которому нравится моя сестра?» — А ты согласишься вести эту передачу вместе с Грэхемом?

— Не знаю. Пока думаю.

Камерон вспомнила кое-что, о чем хотела спросить еще вчера.

— Ты сможешь помочь мне в следующие выходные? Мы с женщинами из Центра помощи идем в поход.

— Только если не придется лезть в пещеру!

Камерон улыбнулась, вспомнив, как во время прошлого спуска в пещеры Мэри Энн, чья фигура не была предназначена для спелеологии, застряла в расщелине.

— На этот раз не понадобится. Но в ноябре мы исследуем пещеру Большого Джима, и мне очень хочется, чтобы ты пошла с нами. В ней ты точно не застрянешь.

— А на следующие выходные какая забава затевается?

— Изучение дикой флоры с местной травницей.

— Ладно.

— Хорошо. Мы еще это обсудим.

Местная травница была Клара Курье, и Камерон поймала себя на затаенной мысли: может быть, Клара избавит Грэхема от его влечения к Мэри Энн? Она поморгала и грустно вздохнула. Любовные снадобья, так же как все эти концовки «они жили долго и счастливо», существуют только в бабулиных книжках.

Глава 4

Октябрьские праздники… Октябрьские праздники… Октябрьские праздники…

Мэри Энн никак не могла сосредоточиться на теме своего последнего очерка. Был уже понедельник, а она выходила в эфир во вторник днем, в три пятьдесят. Как раз перед передачей «Все, что для нас важно».

Она сидела в бабулиной гостиной и играла в бридж с бабулей и Моррисами, жившими в соседнем доме. Она пыталась сконцентрироваться на игре, но все время помнила о своем недописанном очерке, где не было ни воодушевления, ни изюминки, ничего!

Бабушка была сегодня в черных широких брюках и белой блузке. Седые волосы длиной до плеч были перехвачены сзади черной бархатной заколкой-бантом. В ушах красовались золотые серьги кольцами. По образованию бабушка была юристом и до того, как вышла замуж за дедушку, работала в крупной юридической фирме. Она была важной персоной.

Мэри Энн с тоской думала о том, как безответная любовь заставила ее подлить в питье любимому приворотное зелье, а это питье выхватил у нее и выпил мужчина ей глубоко антипатичный. И ее очень беспокоил факт, что она решилась на такую глупость, на такое ребячество…

— Ну вот и все, — сказала бабуля.

Игроки подвели итоги, обменялись улыбками. Они с бабулей выиграли. Мистер Моррис собрал карточный столик, а миссис Моррис еще раз похвалила лимонный торт, испеченный Люсиль. Наконец супруги удалились, и Мэри Энн обратилась к бабушке:

— Пойду поработаю над очерком. А то я все откладывала.

— А тема какая?

— Осенние праздники, — вздохнула Мэри Энн. — Но наверное, я ее поменяю, а то она меня что-то не вдохновляет.

— Загляни в мой календарь, вспомни, что еще было в этом месяце. — Бабушка взяла со столика маленький календарь с фотографиями Логана, медленно перелистала его до октября, взглянула и передала внучке, а та принялась изучать памятные исторические даты. Оказалось, что сегодня — сотая годовщина первых в Логане родов в больнице. Мэри Энн вспомнила о Кларе Курье, которая принимает роды на дому. Кажется, ее муж, Дэвид Курье, акушер или был им в прошлом…

Мэри Энн сама не понимала, чем ее так привлекает семейство Курье. Разве что она хотела исправить первое впечатление о себе, как об обычной покупательнице любовного зелья. Ей хотелось, чтобы они воспринимали ее как здравомыслящую женщину, которая попробовала применить снадобье только шутки ради, как невинную забаву.

Можно, конечно, избегать их, прятаться за чужие спины, проходя мимо дома Дэвида Курье, и делать вид, что вообще ничего не было.

Но Мэри Энн намеревалась восстановить свою репутацию и начать предполагала с того места, где ее погубила.

— Бабуля, ты гений! — вскричала она. — Тут у нас сто лет с первых больничных родов, и я буду писать о родовспоможении в Логане и окрестностях. — Она пытливо взглянула на бабушку. — Вот ты, например, родилась в больнице?

— Ну да. — ответила бабуля. — Кстати, мне твоя идея нравится. — Она подставила щеку, и Мэри Энн поцеловала мягкую кожу, вдохнув знакомый запах крема. — Милая моя девочка, — пробормотала бабушка.

В гостиную заглянула Люсиль:

— Миссис Биллингам, вы идете наверх?

— Пожалуй, да, Люсиль, пора спать.

— Мисс Мэри Энн, — обратилась к девушке Люсиль, — если будете выходить из дома, оденьтесь потеплее — на улице зябко.

— Спасибо, Люсиль.

Когда Мэри Энн впервые приехала в Западную Вирджинию к бабушке, то немного испугалась высокой статной негритянки, которая называла бабулю миссис Биллингам, а ее саму — мисс Мэри Энн. Все это слишком напоминало атмосферу «Унесенных ветром» и немного смущало. С тех пор она хорошо узнала Люсиль, познакомилась с ее семьей, живущей неподалеку, в Холдене, встречалась с ее сыном-механиком, специалистом по автомобилям «порше». Но ей никак не удавалось убедить Люсиль отказаться от приставки «мисс» перед своим именем.

А вот бабуля и не думала уговаривать Люсиль называть ее Жаклин.

Мэри Энн поднялась к себе наверх за ключами от машины и сумочкой. Правда, первый визит можно сделать пешком — Дэвид Курье жил рядом, за углом.

К несчастью, свернув в соседний переулок, Мэри Энн увидела, что на веранде у Грэхема Корбета сидит Дэвид Курье и потягивает с ним коктейль. Что за черт!

Дэвид Курье не мог не догадаться, что она приходила к его бывшей жене за приворотным зельем. Что, если он рассказал Грэхему? Мэри Энн собралась уже повернуть назад, надеясь ускользнуть незамеченной, чтобы не вызвать в памяти доктора глупое событие, но ее громко окликнул Грэхем:

— Мэри Энн!

Она угодила в самое пекло. Неужели Дэвид Курье упомянул об этом проклятом снадобье? Если да, Мэри Энн просто станет все отрицать. Она, в конце концов, может сказать, что снадобье было куплено для Камерон — ведь идея и правда принадлежала Камерон.

— Привет, Грэхем, — отозвалась она небрежно.

Ей еще не довелось обсудить с ним предложение Джонатана по поводу участия в его передаче. Может, сейчас он как раз и хочет поговорить об этом? Но Мэри Энн, поднявшись по ступенькам веранды, обратилась к Дэвиду Курье:

— Доктор Курье, это вас я искала. Я пишу очерк об истории родовспоможения в Логане — в связи со столетием первых больничных родов.

— Да, тема любопытная, — отозвался акушер, голубые глаза которого немедленно живо заблестели.

«Все в порядке, — решила Мэри Энн. — Он разумный человек и, конечно, полагает, что приворотные средства — чистой воды чушь. Стоит на моих позициях».

— И какова главная идея очерка? — поинтересовался он.

— Мне кажется, интересно будет поговорить о больничных родах и родах на дому и обсудить тот факт, что в Логане до сих пор имеют место и те и другие. Но когда я что-то пишу, то сначала сама не знаю, что именно хочу сказать, пока не соберу несколько историй и хорошенько над ними не подущаю. Вообще-то эта мысль пришла ко мне буквально пятнадцать минут назад. — Мэри Энн понимала, что инициатива задавать вопросы принадлежит ей. — Например, можно было бы начать с рождения ваших собственных детей. Вы были женаты на акушерке, которая принимает роды на дому.

— Да, и мне пришлось дать Кларе успокоительное, чтобы отвезти ее в роддом, — она была убеждена, что с ней там произойдет что-то страшное. Но все ее роды обошлись без осложнений, и я сам их принимал.

— А на дому вам приходилось принимать роды?

— Всего несколько раз, и случая два из них были тяжелыми. Как-то я принял ребенка прямо во время рок-концерта, помнится, в середине семидесятых.

Грэхем выдвинул ей стул, и она машинально села, пробормотав «спасибо», даже не глядя в его сторону. Она вся была поглощена своим интервью, и ему представилась возможность хорошенько ее рассмотреть. Пожалуй, Хейл не зря сомневается, согласится ли Мэри Энн с его идеей. У нее очень странные представления о том, что пристало журналисту, а что нет.

— А как поживают ваши родители? — спросил Дэвид. — Я вчера смотрел один из старых фильмов с вашим отцом.

Грэхем моргнул.

— А кто ваш папенька, Мэри Энн?

— Джон Клайв Дрю, — ответил Дэвид.

— Что, правда? — воскликнул Грэхем.

Мэри Энн небрежно кивнула и снова свернула беседу на родовспоможение, спросив доктора, помнит ли он, как принимал первые в своей жизни роды. Грэхем рассматривал ее лицо, ища в нем черты сходства с обликом актера, который снискал популярность, сыграв в дневном сериале. Потом Джон Клайв Дрю поочередно играл то злодеев, то сыщиков в телевизионных детективах, после чего попал на большой экран, где на короткое время вознесся на вершину славы. Грэхем припомнил, что он вроде бы еще увлекался автомобильными гонками, а также записал несколько альбомов народных песен. Человек захватил себе место под солнцем, но известность приобрел все же скорее благодаря своей бурной личной жизни, чем творчеству. Где-то Грэхему попадалась фотография — Джон Клайв на празднике в Майами, девицы разрисовывают ему обнаженную грудь губной помадой, а он улыбается с откровенным сладострастием. Сколько лет, интересно, было в то время Мэри Энн? Грэхем не знал точно возраста артиста. Еще он вспомнил случай легендарной пьяной гонки на автомобилях через несколько штатов, окончившейся тем, что Джон Клайв съехал с пирса и едва успел выпрыгнуть из машины, которая рухнула в воду. И еще он поджег какой-то бар, после того как решил, что его там оскорбили. А его многочисленные скандальные связи с актрисами! И все эти похождения неизменно заканчивались публичными извинениями и церковным покаянием Джона Клайва. Одной из сторон его имиджа была защита религии, и всем необходимо было знать, что он — человек богобоязненный. Да уж, Джон Клайв Дрю был плохим мальчиком по призванию. Был и есть. Ясно, что Мэри Энн не слишком расположена говорить о нем. Но Грэхем не смог удержаться:

— Он был на том шоу… в Майами.

— Да. — Мэри Энн встала, не найдя иных слов, кроме краткого «да» по поводу ночного телешоу «Даллас». — Спасибо, доктор Курье. Вы навели меня на парочку очень интересных мыслей.

— Не убегайте, — попросил Грэхем, тоже подымаясь. — Я вам еще не предложил выпить. Моя оплошность.

— Нет, спасибо, мне надо еще сходить кое-куда.

— По поводу передачи… — произнес он.

— Да?

— Если вы согласны, я готов, — продолжил он и с удивлением отметил, что надеется на ее согласие.

Густые брови Мэри Энн слегка сдвинулись.

— Хорошо, — ответила она и, кивнув, быстро сбежала со ступенек.

Грэхем залюбовался ее фигурой сзади. Она была высокая, крепкая, и это ему особенно нравилось, и прямые пшеничные, так красиво сияющие на солнце волосы тоже нравились…

Доктор Курье с любопытством взглянул на него, перевел взгляд на удалявшуюся девушку и снова посмотрел на Грэхема.

— О какой передаче речь? О вашей?

— Она примет в ней участие, чтобы давать советы влюбленным.

Акушер ни с того ни с сего фыркнул. Грэхем удивленно повернулся к нему:

— А что?

Дэвид Курье покачал головой и с усилием поднялся с кресла.

— Я пойду, Грэхем, чтобы дать вам возможность заняться вашей книгой. Спасибо за угощение.

— На здоровье, — ответил Грэхем, подумав: а не знает ли сосед-доктор чего-то такого о Мэри Энн, чего ему самому неизвестно?

Миртовая Балка

Мэри Энн собиралась повидать Клару Курье только для того, чтобы подчеркнуть — она вовсе не из тех женщин, которые пользуются приворотным зельем. Она хотела предстать перед Кларой настоящей Мэри Энн Дрю. Но, подъехав к хижине травницы, увидела стоявшие бок о бок два автомобиля, которых в прошлый раз там не было, и решила повернуть назад. Свой очерк она напишет и без помощи Клары Курье. А то вдруг Клара заговорит о своем любовном снадобье при тех людях, которые сейчас у нее в доме? Мэри Энн быстро оглядела автомобили. Один был старый «вольво»-универсал темно-синего цвета с двумя наклейками на бампере: одна выражала поддержку логанскому Центру помощи женщинам, вторая утверждала, что ни один из нынешних кандидатов в президенты не консервативен в достаточной степени.

«Он наклеил их, чтобы досадить Кларе, — пояснила как-то Камерон. — Понимаешь, что я имею в виду, говоря о его сложных отношениях с матерью?»

Значит, это машина Пола Курье. Мэри Энн встречала его с Камерон. Он вел себя с ней, как безответственный старший брат, который подбивает сестренку на всякие проделки, способные ввергнуть обоих в неприятности.

Во втором автомобиле было два детских сиденья, а на бампере пестрели наклейки, пропагандирующие многодетность, домашние роды, вегетарианство и осуждающие вакцинацию. Мэри Энн с кислой миной узнала и эту машину. Боже, да это дочка Клары Курье, Бриджит, хиппи и сестра Пола. Мэри Энн пришло в голову, что ее наклейки, должно быть, налеплены в пику отцу.

Она снова подумала о том, что лучше поскорее ускользнуть, сбежать, скрыться, но тут на крыльце явилась Клара собственной персоной. Бежать было поздно!