Может, в том все и дело? Не уготована ли Луне роль пешки в его тайных замыслах?

Что ж, если так, если она сумеет раскрыть его игру и донести обо всем Инвидиане… это уже не просто путь к монаршему благоволению!

Луна расправила юбки и склонилась перед Видаром в реверансе — не более почтительном, чем прежний. В его глазах излишнее смирение будет выглядеть куда подозрительнее гордости.

— Я бесконечно рада возможности служить Ее величеству.

Взгляд Видара исполнился удовлетворения.

— Не угодно ли присесть, леди Луна? Я подготовил описание роли, которую вам предстоит принять…

— Лорд Ифаррен, — с наслаждением оборвала его Луна, — моя задача именно такова, как вы говорили? Сбор сведений и знакомство с сэром Фрэнсисом Уолсингемом?

— И власть над ним — любого сорта, согласно представившейся возможности.

Подобные возможности не представляются сами собой, однако создать такую ей по силам. Вот только все это — разговоры впустую.

— Тогда роль я себе подберу сама. Однажды Ее величество в этом на меня положилась.

Видар недовольно скривил тонкие губы.

— Ее величество также положилась и на вашу настойчивость в переговорах с морским народом.

Будь проклят тот день, когда Луну послали в глубины моря! Небось Видару не довелось побывать там с поручением убедить обитателей чуждой страны в том, что дела смертных — их забота. Возможно, они — тоже дивные, но, в отличие от сухопутных собратьев, русалки, роаны [В Ирландии — то же, что в Шотландии «селки», сверхъестественный морской народ, полулюди-полутюлени.] и прочие подводные жители чужды современной придворной галантности. Круг их понятий об общении с людьми ограничен кораблекрушениями да случайными любовными интрижками, ну а политика сюда не входит вовсе. Счастье, что ей удалось отыскать хоть что-то желанное для них!

Однако все это было бы жалким, ничтожным брюзжанием. Вместо этого Луна сказала иное:

— Вы гнушаетесь жизнью смертных, лорд Ифаррен. Согласились бы вы сесть на коня, выращенного тем, кто гнушается животными?

— Я знаю Уолсингема, — возразил Видар.

— И я покорно выслушаю ваши советы во всем, что касается его персоны. Но вы обратились ко мне, поскольку во всем Халцедоновом Дворе нет никого, превосходящего меня в сем искусстве. И если я отправлюсь ко двору смертных, то только на собственных условиях.

Казалось, сей вызов повис меж ними в воздухе. Недолгая пауза — и Видар махнул рукой, точно все это было неважно.

— Быть по сему. О переезде двора я вас предупрежу. А вы предупредите меня об избранной роли прежде, чем отправитесь к ним.

— Перед этим мне понадобится толика хлеба.

— Зачем?

Теперь уже в его голосе зазвучали брюзгливые нотки.

— Дабы ознакомиться с положением, милорд, — спокойно пояснила Луна. — Ведь я не бывала при дворе смертных много лет.

— Что ж, ладно, ладно! Ну, а теперь убирайтесь с глаз моих. Меня ждут другие дела.

Луна сделала реверанс и удалилась. Если Видар вознамерился поставить ее в положение, где ее ждет неудача, по крайней мере, одной ловушки она избежала. Ну, а благодаря выделенным ей припасам, собственный хлеб вполне можно отдать кому-нибудь из дивных в обмен на нужные сведения.

В давние-давние времена она пробила себе путь от полной безвестности к монаршему благоволению лишь трезвым расчетом и своевременно оказанными услугами. Сделав это однажды, она вполне может сделать — и непременно сделает! — то же самое снова.

Дворец Хэмптон-Корт, Ричмонд,

24 октября 1588 г.

Въехав в просторный Нижний двор, Девен спешился едва ли не до того, как его гнедой мерин остановил бег. После заката октябрьский воздух заметно остыл, холодок пощипывал щеки, а пальцы замерзли, несмотря на перчатки. В небе сгущались тучи: мягкий, погожий осенний денек обещал завершиться ночной грозой. Бросив поводья слуге, Девен, растирая озябшие руки, направился к арке ворот, ведущих в глубину дворца.

Лестница слева вела из-под арки наверх, в старомодный Большой зал. Более не служившие главным местом сбора монарха и знати, сии архаичные палаты были отданы дворцовым слугам, по прежнему же назначению использовались только в дни пышных многолюдных церемоний. Нигде не задерживаясь, Девен миновал зал и устремился к покоям, располагавшимся далее: там можно было отыскать того, кто знал ответ на его вопрос.

При Елизавете, перебравшейся в другую часть разросшегося дворца, эти покои уже не использовались как личные комнаты королевы, но, несмотря на поздний час, в караульном зале еще толпилось немало придворных из тех, что рангом пониже. От них Девен узнал, что Елизавету вновь, как часто случалось после недавней смерти ее фаворита, графа Лестера, мучает бессонница. Дабы отвлечься, она удалилась в комнаты на южной стороне Фонтанного двора, послушать, как одна из ее фрейлин музицирует на вирджинале [Клавишный музыкальный инструмент, разновидность клавесина.].

У дверей, разумеется, стоял пост, а к высшему кругу придворных, которым позволено вторгаться к королеве непрошенными, Девен не принадлежал. Посему он поклонился двоим товарищам по Отряду благородных пенсионеров, а затем повернулся к сонному герольду, безуспешно пытавшемуся скрыть зевоту.

— Примите самые искренние извинения за то, что нарушаю покой Ее величества, но я послан сюда, дабы доставить ей немаловажное сообщение.

Вынув скрепленный печатью пергамент, Девен с новым поклоном вручил его герольду.

— Сэр Джеймс Крофт недвусмысленно выразил желание передать это Ее величеству как можно скорее.

Герольд со вздохом принял пергамент.

— О чем же там говорится?

— Не знаю, — с едва скрываемым раздражением отвечал Девен, сдержав рвущийся с языка ядовитый ответ. — Письмо запечатано, а вопросов я не задавал.

— Хорошо. Желает ли сэр Джеймс получить ответ?

— Об этом он ничего не сказал.

— Тогда подождите здесь.

Отворив двери, герольд скользнул внутрь. Из комнат донесся обрывок мелодии и женский смех. Незнакомый. Смеялась не королева.

Герольд вернулся, держа что-то в руке.

— Ответа для сэра Джеймса не будет, — сказал он, — однако Ее величество просит вас отнести вот это обратно в Райские покои.

С этими словами он подал Девену пару флейт из слоновой кости.

Девен нерешительно принял их, стараясь измыслить способ не осрамиться, но в голову не пришло ничего подходящего.

— Дорогу знаете? — с сочувственной улыбкой спросил герольд.

— Нет, — вынужден был признаться Девен.

Разраставшийся долгое время Хэмптон-Корт ныне превратился в огромный лабиринт внутренних двориков и галерей. Во всей Англии он уступал одному лишь Уайтхоллу, где, по рассказам сослуживцев, отыскать что-либо было еще сложнее.

— Кратчайший путь лежит через эти покои в Долгую галерею, — сообщил герольд. — Но, поскольку сейчас они заняты, возвращайтесь в Большой зал, а там…

Нет, опасения Девена оказались напрасными. Через заднюю часть дворца, с юга на север, тянулись две галереи, на южной стороне соединявшиеся с Долгой и комнатами, на сей раз избранными Елизаветой. Райские же покои располагались в юго-восточном углу дворца, в дальнем конце Долгой галереи.

Отперев двери, Девен едва не выронил флейты. Отраженный свет пламени взятой с собою свечи засверкал навстречу тысячами огоньков. Подняв свечу повыше, он обнаружил, что темная комната за дверью битком набита несказанными богатствами. Бессчетные самоцветы, безделки из золота и серебра, искусно расшитые многокрасочным шелком гобелены, усыпанные жемчугом подушки… а у одной из стен царил, довлея над всем остальным, пустующий трон под пышным балдахином. Балдахин украшал герб королей Англии, окруженный синей лентой ордена Подвязки. Один только бриллиант, свисавший с нижнего кончика ленты, мог бы обеспечить Девену роскошную жизнь до скончания дней.

Только тут он заметил, что затаил дыхание, и сделал глубокий вдох. Нет, не до скончания дней. Разве что лет на десять. Да и их не будет, если его казнят за кражу.

Однако все содержимое комнаты…

Не зря, не зря она названа Райскими покоями!

Оставив флейты на инкрустированном перламутром столике, Девен попятился назад и поспешил запереть дверь к ослепительным богатствам, прежде чем вновь впасть в соблазн. «Среди этакой груды сокровищ пропажу какой-то малости вряд ли хоть кто-то заметит…»

Возможно, именно греховные мысли и сделали его столь беспокойным. Услышав шум, Девен резко, точно затравленный зверь, обернулся и увидел кого-то, стоявшего невдалеке.

Однако мимолетная тревога тут же прошла. Снаружи мир заливал дождь, луна скрылась за тучами, и посему Долгая галерея была освещена одной лишь его свечой. Конечно, в столь скудном освещении фигуры было не различить, но, судя по силуэту, на незнакомце не было ни длинного платья, ни одеяний с буфами, а значит, ни к пожилым, ни к молодым придворным он не принадлежал. «Вдобавок, — напомнил себе Девен, — я не совершил ничего дурного. Всего лишь выполнил приказ, ну а алчных мыслишек не смог бы подслушать ни лакей, ни кто-либо другой».

Но все это напомнило о долге службы. Пусть королевы нет рядом — он обязан охранять и все, что ей принадлежит!

— Стой! — сказал он, поднимая свечу. — Стой и назовись!

Незнакомец сорвался с места и пустился бежать.

Девен без раздумий устремился в погоню. Не успел он сделать и пары шагов, как свеча погасла. Швырнув ее вместе с подсвечником на пол, юноша рванулся к двери, за которой исчез незнакомец. Дверь эта находилась совсем рядом с Райскими покоями. Вбежав в нее, он обнаружил перед собою лестницу. Сверху отчетливо слышалось эхо шагов.