Ветер с Темзы усилился, будто выковал себе лезвие поострее. Охваченная дрожью, Анна накрыла голову капюшоном плаща.

— Довольно о королеве, — сказал Девен. — Я — один из ее Благородных пенсионеров, она зовет меня красавцем, делает мне незначительные подарки и время от времени находит меня забавным, но фаворитом ее мне не стать никогда. Вряд ли перспектива моей женитьбы так уж ее оскорбит.

В конце концов, сломанного пальца удостоилась Мария Шелтон, фрейлина Ее величества, а не Джон Скудамор из Благородных пенсионеров!

Неожиданно из недр капюшона Анны зазвучал громкий смех.

— Главное — чтоб ты не наградил меня младенцем и не угодил за это в Тауэр, как граф Оксфорд!

— Прежде мы убежим.

Романтичная глупость… Куда им бежать? Что он, Девен, видел в жизни? Лондон, Кент да еще Нидерланды. До первых двух рука королевы дотянется без труда, в последних и вовсе убежища не найти… однако Анна удостоила его изумленной улыбки, и как тут было не улыбнуться в ответ?

Но разочарование не замедлило вернуться, чтоб мучить его, как всегда. Дальше шли молча, пока Анна, почувствовав его настроение, не спросила:

— Что не дает тебе покоя?

— Проза жизни, — признался Девен. — Растущее понимание, что я и мои притязания обитаем в разных сферах мироздания, и я вряд ли смогу подняться столь высоко.

Обтянутая перчаткой рука поднялась и нырнула в сгиб его локтя.

— Рассказывай.

Вот потому-то он ее и любил. При дворе постоянно нужно следить, что говоришь: слова здесь — звонкая монета и в то же время оружие, с их помощью выуживают благодеяния у союзника, с их помощью наносят удар врагу. Среди придворных дам дело обстоит немногим лучше: быть может, Елизавета и запрещает своим леди серьезное участие в политике, однако они бдительно следят за расположением духа Ее величества и, улучив удобный момент, могут замолвить словечко за — или против — нужного просителя. Даже те, кого королева не станет и слушать, вполне могут донести сплетни до тех, чье слово для нее что-либо значит. Глядь — а репутация ничего не подозревающего человека изрядно испорчена, и всего из-за пары неосторожных слов…

А вот с Анной он надобности в этаких предосторожностях не чувствовал никогда, и за год знакомства она ни разу не предоставила ему повода для опасений. Однажды, еще осенью, Анна сказала, что в его обществе ей легко, что с ним она может держаться попросту, непринужденно, и он ее чувства вполне разделял. Возможно, она не из первых придворных красавиц и не самый богатый улов, но все это он с радостью обменяет на возможность высказывать все, что у него на уме.

— Вот гляжу я на лорда Берли, — заговорил он, начиная рассказ несколько издалека. — Большая часть того, что делает Уолсингем, построена на фундаменте, заложенном Берли. Мало этого: старый барон до сих пор не теряет связей с агентами и информаторами. А когда Берли умрет или — чему не бывать до самого Второго пришествия — подаст в отставку, его баронство, придворную должность и агентуру унаследует сын, Роберт.

— Но ты — не Роберт Сесил, — сказала Анна, когда он сделал паузу.

— Уолсингему мог бы наследовать Сидни — он был женат на дочери Уолсингема еще до того, как мы с тобой появились при дворе, но он мертв. А я не настолько симпатичен Уолсингему, чтобы занять его место. И, по всей вероятности, никогда подобных симпатий не удостоюсь.

Анна ободряюще сжала его предплечье. Гуляя, они держались слишком близко друг к другу — настолько, что ее фижмы на каждом шагу толкали его в бедро — но ни один не пытался отстраниться.

— Но так ли уж это нужно?

— Чтоб заниматься тем же, чем и Уолсингем? Да. Мне самому на подобное предприятие не хватит ни денег, ни связей. Мы с Билом вечно переправляем в обе стороны, по цепочке, письма да просьбы, добиваемся разрешений на заграничные поездки, помилований для заключенных, которые могут пригодиться, подарков и пенсионов в награду за услуги… Конечно, они нечасто получают плату, но очень важно, чтоб они знали: да, их могут вознаградить. А я не могу обещать наград: мне попросту не поверят. А если бы и мог… — Губы Девена дрогнули, скривившись от невысказанной досады. — Если бы и мог, я ведь не из советников королевы. Я — сын незначительного джентльмена, отличившийся в Нидерландах настолько, что награжден местом при дворе, услужливый и привлекательный настолько, чтобы порой удостаиваться предпочтения — но не более. И большего, очевидно, мне не достичь.

За время сей негромкой монотонной речи, из коей привычка к этаким мыслям досуха выжала всякую страсть, оба успели вернуться назад, к банкетному домику в центре сада. Утро было в самом разгаре. Вскоре королева прекратит почивать, и Девену придется, заступив в почетный караул, сопровождать ее в церковь, на службу в честь Богоявления. Однако в покоях переполненного по случаю зимних празднеств дворца было душно и тесно, в саду же царила свежесть и простота, и Девену очень не хотелось уходить.

Повернувшись к нему, Анна взяла его за руки. Тонкие пальцы в коричневом сукне мягко сомкнулись на изжелта-бурой коже его перчаток.

— Тебе двадцать семь, — напомнила она. — Те, о ком ты говоришь, старики. Своего положения они достигли со временем. Сколько лет было Уолсингему, когда Елизавета сделала его своим секретарем?

— Сорок один. Но он имел связи при дворе…

— Также заведенные за долгое время.

— Не все, не все. Большая часть — семейные: отцы, сыновья, братья, кузены, родня со стороны жены…

Пальчики Анны на миг сжали его ладонь, и Девен разом умолк.

— Тебя я ради политических выгод не оставлю, — поклялся он.

Эти слова породили на губах Анны улыбку, согревшую холодок серых глаз.

— Подобного я о тебе и не думала.

— Главное препятствие — королева. Нет, — поспешно добавил он, невольно оглядевшись, дабы убедиться, что в саду, кроме них, ни души, — я не хочу сказать о ней ничего дурного. Я ее верный слуга. Но предпочтения ее отданы выходцам из известных ей семей — особенно тем, что уже связаны с ней узами крови. К каковым я не отношусь.

Выпустив его руки, Анна поправила капюшон.

— Так что же ты будешь делать?

Девен пожал плечами.

— Быть полезным Уолсингему, насколько смогу. И надеяться, что он не оставит мою службу без награды.

— Тогда у меня для тебя кое-что есть.

Девен удивленно приподнял брови, но тут же нахмурился.

— Анна, я ведь уже говорил: тебе не подобает и небезопасно разносить сплетни.

— Слухи да сплетни — один из главных механизмов, приводящих в движение придворную жизнь, и тебе это прекрасно известно. Даю слово: я не подслушиваю у замочных скважин.

Ростом Анна удалась: верхушка ее капюшона достигала уровня его глаз, и посему ей не пришлось слишком запрокидывать голову. Вместо этого она, блеснув глазами, склонила голову набок.

— Неужто тебе ничуточки не любопытно?

Да, Девену было очень даже любопытно, и Анна это прекрасно знала.

— Так ли, иначе, а способ рассказать мне об этом ты все равно отыщешь.

— Да, я могла поступить и тоньше, но так будет проще всего, — заговорила Анна, скромно сложив перед собой опущенные руки. — На мой взгляд, дело пустяковое, но откуда мне знать: что, если этот пустяк — часть неких больших дел, известных и тебе, и твоему господину. Ты слышал о докторе Ди?

— Об этом астрологе? Да, месяц назад, в Ричмонде, он имел аудиенцию с королевой.

— Предмет ее тебе известен?

Девен покачал головой.

— Он пробыл при дворе всего день-другой, и я с ним не разговаривал.

— Моя леди Уорик говорит, будто дело касается каких-то неурядиц касательно его дома и книг. За время путешествий кто-то разграбил его библиотеку, и теперь он ищет возмещения. Думаю, ты еще увидишь его, или, по крайней мере, услышишь о нем от тех, кто примет в тяжбе его сторону.

— Наподобие твоей графини?

— А я-то думала, тебе не хочется, чтоб я разносила сплетни, — лукаво сказала Анна, рассмеявшись при виде деланно-сердитой гримасы на его лице. — По-моему, твой господин знает о его положении — они ведь друзья, не так ли? — но, если хочешь, я могу разузнать побольше.

Вот так, сколь бы ни больно было сие сознавать, зачастую и действовала сеть шпионажа. Считаные единицы из тех, кто поставлял Уолсингему сведения, делали это целенаправленно и организованно, намеренно проникали туда, где им вовсе не место, и переодевались теми, кем не являлись. Большая часть нужных сведений стекалась к главному секретарю от господ, что попросту держали глаза и уши открытыми, а увидев или услышав что-либо интересное, писали ему.

От господ… а порой и от дам.

Казалось, Анна расслышала эти мысли. Да что ж он, прозрачен для нее, как стекло?

— Одним словом, я не предлагаю тебе сведений о происходящем при дворе императора Священной Римской империи или в тайных кабинетах Папы. Я просто сообщу, когда доктор Ди вновь нанесет визит графине.

— Но не могу же я просить даму шпионить, — сказал Девен. — Ведь это бесчестно.

— Слушать, что говорят вокруг, вовсе не шпионаж, да и ты меня ни о чем не просишь. Я делаю это по собственной доброй воле. Считай все это… неосязаемого сорта приданым, полученным вперед.