Вместе с Ребеккой к нам присоединяется девушка на вид чуть старше моего возраста. Ее волосы цвета вороного крыла собраны в высокий хвост, а черное платье с длинными рукавами обтягивает стройное тело. Его дополняет единственное украшение — подвеска с кулоном в форме сердца.
На фоне остальных дам, увешанных драгоценностями, девушка выглядит весьма скромно. Но это нисколько не обесценивает ее природную и естественную красоту.
— Все средства от продажи картин пойдут в фонд детей-сирот, — объясняет она, и Фрэнк улыбается ей так же добродушно, как и мне.
— Ты большая умница, Эйслин. Я всегда знал, что у тебя доброе сердце, — он переключает внимание на меня. — Познакомьтесь — это моя дочь Рене. Рене — это Ребекка, а это ее племянница Эйслин.
Фрэнк представляет меня, пока Ребекка и Эйслин обмениваются между собой многозначительными взглядами. Затем они смотрят на меня, и я заставляю себя оставаться неподвижной и не показывать тревоги. У меня вроде как получается.
Ребекка пристально на меня смотрит, в ее взгляде нет злобы или осуждения. Скорее она разглядывает меня с интересом, пока ее губы растягиваются в теплой улыбке.
— Рада познакомиться с тобой, Рене, — она притягивает меня к себе и обнимает. — Дочь Фрэнка и моя дочь. Мы одна большая семья и связаны между собой.
Я неуверенно поднимаю руки и обнимаю ее, когда мои глаза встречаются с пронзительными голубыми глазами Эйслин. Если бы ее взгляд мог говорить, то он сказал бы, что знает обо мне и догадывается, кто я такая.
«Ты не Рене», — я буквально слышу голос Эйслин у себя в голове.
Наш зрительный контакт разрывает Ребекка. Она отстраняется от меня и загораживает обзор. В это мгновение Фрэнк представляет Киллиана.
— Вы помните моего сына?
Я машинально оборачиваюсь на своего сводного брата. Он стоит чуть поодаль от нас с бокалом шампанского и сдержанно кивает в знак приветствия.
— Я помню Киллиана мальчишкой. Неужели так быстро летит время? — Ребекка вздыхает и обращается к Эйслин. — Дорогая, ты бы не могла показать Рене свои картины? Мы с Фрэнком давно не виделись, и нам надо поговорить.
Вскоре Ребекка и Фрэнк теряются в толпе, оставив нас втроем в неловком молчании.
— Эйслин, а какая твоя самая любимая картина? — я решаю прервать молчание первой.
Она вздрагивает от моего вопроса, словно я вырвала ее из своего мира грез.
— У меня нет любимых, — отвечает она. — Но я влюблена в творчество своей бабушки. Я привезла ее картины на выставку. Мне кажется, будет правильно, если наши работы будут вместе в значимый для меня день.
Я киваю, мысленно благодаря Эйслин за честность. Любой другой художник воспользовался «минутой славы» и стал бы с воодушевлением рассказывать про свои картины, а не говорить про другие.
— Покажешь их мне? — спрашиваю я, и Эйслин ведет меня в другой конец помещения. Я оборачиваюсь, собираясь позвать с нами Киллиана, но он будто бы в воздухе испарился.
Тем временем Эйслин подводит меня к той части галереи, где висят четыре картины. В отличии от остальных они отделены красной ограничительной лентой, за которую нельзя заходить.
— Это единственные картины, которые сегодня не выставлены на продажу, — объясняет Эйслин. — Для нашей семьи они бесценны.
После этого она предлагает мне провести небольшую экскурсию. Я соглашаюсь и понимаю, почему Эйслин является одним из успешных современных художников. Ее картины выворачивают душу и переносят в другую реальность.
— У тебя настоящий талант, — без какой-либо лести говорю я.
— На самом деле это не моя главная способность, — признается Эйслин. — Дедушка говорил, что я могу читать людей, как открытую книгу. Он называл это даром, но я предпочитаю называть это теорией микровыражений.
— А что ты можешь сказать про меня? — неожиданно вырывается у меня.
Эйслин долгое время ничего не говорит. Она что-то размышляет, пока ее взгляд прикован ко мне. Затем она смотрит куда-то позади и наконец произносит:
— Думаю, каждый из нас имеет право сохранить свой секрет, — она улыбается одновременно очаровательно и опасно. — Но вот, кто действительно не имеет секретов, так это парень, который не сводит с тебя глаз с тех пор, как ты вошла сюда.
Глава 5
Май. Нью-Йорк
Я прослеживаю за взглядом Эйслин и оборачиваюсь. По залу ходят официанты, несколько девушек в вечерних платьях делают селфи у фонтана с шампанским, мужчины в костюмах что-то обсуждают.
А затем я вижу его.
Он стоит подальше от гостей выставки, словно являясь отдельной независимой частью.
Мой взгляд изучает его с головы до ног: темно-русые волосы зачесаны назад, костюм графитового оттенка, сшитый на заказ. Одна его рука в кармане, а другой он держит бокал. Его глаза обращены на меня, и я мгновенно отворачиваюсь.
— С чего ты решила, что он смотрит на меня? — спрашиваю я у Эйслин, понижая голос, будто этот парень может меня услышать. — Скорее всего на тебя.
Не поймите меня неправильно, но я уверена, что объектом его внимания является Эйслин. Она обладает утонченной и ошеломительной красотой. Если невозможно не оторвать глаз, то от такой девушки, как она.
Эйслин откашливается.
— Наши родители дружат, и я знаю его с рождения. Думаю, у него было достаточно времени, чтобы меня рассмотреть, — она подает ему знак. — Найл, подойти к нам!
Я резко втягиваю воздух и испуганно смотрю на Эйслин. Мои расширенные глаза буквально умоляют ее: «Не надо!», но она отвечает мне лукавой улыбкой.
— Прямо сейчас он направляется к нам, — довольным тоном произносит она, и мои плечи напрягаются.
Я два года не общалась с парнями. Киллиан и мужчины из охраны не в счет. Это отдельная категория, при которой и мысли не допускалось о флирте или симпатии. И даже если бы у меня была такая возможность, как поболтать с парнем, я бы любым способом избежала ее.
В следующее мгновение около меня и Эйслин встает тот самый он смотрит на тебя парень.
— Привет, Найл, — говорит Эйслин и представляет ему меня. — Познакомься, это Рене. Рене — это Найл.
— Найл Морган, — парень протягивает для приветствия руку.
Я смотрю на его ладонь с выступающими венами, и мне требуется время, чтобы набраться решимости и поднять на него взгляд. В первую очередь я вижу его улыбку. Она обезоруживающая и милая.
— Очень приятно, — я протягиваю ему руку. — Рене Гросс. Можно просто Рене.
Найл берет мою ладонь и подносит к лицу, чтобы поцеловать. Я знаю, что это обычный жест вежливости, но не могу себя контролировать. В тот момент, когда Найл едва касается моей кожи губами, я моментально одергиваю руку.
На мгновение лицо Найла вытягивается, но спустя секунду его выражение вновь становится приветливым. Если моя реакция и смутила его, то он блестяще не показал этого.
— Мы нигде не встречались? — Найл внимательно на меня смотрит. — Твое лицо кажется мне очень знакомым.
Его слова вызывают у меня что-то похожее на холод, пробежавший по коже. Если Найл видел фотографии с исчезнувшей Кимберли Эванс, то он в два счета может распознать, что я усердно пытаюсь скрыть последние несколько лет.
— Думаю, ты ошибаешься, — я стараюсь, чтобы мой голос звучал увереннее, чем чувствую себя на самом деле. — Я впервые в Нью-Йорке. Я родилась и всю жизнь прожила в Австралии.
Удовлетворенным моим ответом, Найл кивает.
— Согласен. Если бы я однажды встретил такую девушку, как ты, я бы точно запомнил нашу встречу. Ты очень красивая.
Мои щеки моментально вспыхивают. Я смущенно улыбаюсь ему:
— Спасибо.
В это мгновение к нам приближается худощавый мужчина в очках и с галстуком-бабочкой.
— Добрый вечер, я устроитель выставки Мэтью Джонсон, — вежливо представляется он мне и Найлу, а затем переключает внимание на Эйслин. — Дорогая, только что доставили цветы. Что с ними делать?
— Пусть заносят, я украшу зал вместе с дизайнером, — распоряжается Эйслин и обращается к Найлу. — Я уверена, что оставляю Рене в надежных руках.
После этого она берет у устроителя выставки ежедневник, вырывает листок и что-то быстро на нем пишет. Затем отдает его мне.
— Рада знакомству, Рене. Здесь мой личный контакт на тот случай, если тебе что-нибудь понадобится. А сейчас мне нужно идти, — произносит она с извиняющейся улыбкой и многозначительно добавляет. — Желаю приятно провести вечер.
Она и ее помощник уходят. Я убираю листок с номером Эйслин в сумочку, боковым зрением замечая, как Найл потирает затылок:
— Как тебе Нью-Йорк? — спрашивает он.
— Если честно, я мало, что успела увидеть, — признаюсь я. — Мы с семьей прилетели сегодня с утра.
Найл кивает.
— Что ты планируешь делать завтра? — задает он следующий вопрос.
— Может быть, останусь дома с книгой. Или изучу окрестности поместья отца. В Гринвуд-Лейк потрясающая природа.
— Ты серьезно? — глаза Найла расширяются. — Ты первый раз в Нью-Йорке и хочешь проторчать все время дома?
Я пожимаю плечами и никак это не комментирую. Я не могу сказать Найлу, что мне сложно отбросить тревогу и страх, и сразу окунуться в энергичную жизнь большого города.
— Прости мою бурную реакцию, — смущается Найл, и его лицо немного краснеет. — Просто в Нью-Йорке столько мест… Если ты их не посетишь, то это будет преступлением.