Отсюда можно увидеть всю вселенную.

Можно увидеть даже будущее, как мираж у горизонта.

6

Беззаботность сохранялась. Стучащее в голове беспокойство исчезло. София слышала, что есть люди, узнающие о головной боли, только когда та проходит. Сейчас у нее было именно такое ощущение. «Это мое истинное "я", — думала она. — Неделя пребывания на программе, и я чувствую себя новым человеком».

Кроме того, ее предупреждали о заманчивой мистике острова и, главным образом, самой усадьбы. Когда София глядела на главное здание, у нее от волнения ныло в груди. Она уже мечтала вернуться обратно.

В последний день ее подвезли до деревни, и София оставила свой багаж в камере хранения возле парома. Потом взяла напрокат велосипед и отправилась кататься по острову. Утром она лежала на пляже и загорала. Наслаждалась усилившимися на солнце ароматами: запахом смолы лодочных сараев и резким запахом покачивающихся у берега водорослей. Потом обедала на открытой террасе, на пристани. Ресторан был битком забит туристами. Наступил настоящий разгар лета. В деревне появилось так много народу, что на мощенных булыжником улочках стало тесно. Большинство домов сбились в кучу вокруг площади, где причаливал паром, но часть домиков забралась вверх по скалам и расположилась высоко над морем. Софию заинтересовала, каково это жить там, наверху, осенью, когда на остров налетают шторма.

На площади находился маленький сувенирный магазинчик, куда она зашла в поисках чего-нибудь для родителей и Вильмы. Внезапно перед ней возникла Эллен Вингос, загорелая и одетая в яркое летнее платье, которое демонстрировало значительную часть ее большого бюста.

— София, как приятно встретиться!

— Мне тоже. Я сегодня здесь последний день.

— Я тоже. Ну, как все прошло?

— Отлично. Я еще вернусь. Буду помогать им с библиотекой.

Ей не хотелось сразу говорить, что она примкнет к персоналу. Это, пожалуй, прозвучало бы как поспешное решение, а София не хотела показаться знаменитой оперной певице излишне доверчивой.

— Как получилось с тезисами? — спросила она Эллен.

— Ну, мне понравились первый и третий. Четвертый я толком не поняла; когда проходила его, ничего особенного не произошло. Но в целом, я считаю, получилось хорошо.

— Забавно. У меня было в точности наоборот. Мне больше всего понравился четвертый.

— Надо же… Но теперь я поеду домой, вернусь к ежедневному тяжкому труду. Посмотрим, удержится ли хорошее самочувствие… Черт возьми, как пришлось раскошелиться! — Она пронзительно засмеялась.

Две дамы, перебиравшие фарфоровые изделия, посмотрели на нее с возмущением.

Порывшись в большой сумке, Эллен достала маленькую карточку и протянула ее Софии.

— Вот моя визитка; если когда-нибудь приедешь в Стокгольм, позвони, и я устрою тебе билеты в оперу.

София смотрела вслед выходившей из магазина Эллен Вингос. Ей очень хотелось встретиться с ней снова.

Под конец она нашла две кружки с видами острова для родителей и книжечку с фотографиями природы для Вильмы.

Затем решила прокатиться на велосипеде в северную часть острова. Видовая площадка словно звала ее в последний раз.

Дуло, в виде исключения, с востока. Волны упорно били о скалы по правую руку. Ветер рвал ей волосы и завывал в дубах. Чайки свободно парили в небе.

София припарковала велосипед у конца дороги и направилась через поросший вереском торфяник к видовой площадке. Посмотрев в сторону моря, она заметила, что на Дьяволовой скале кто-то стоит, глядя в воду. София прищурилась и попыталась разглядеть фигуру, но скала находилась слишком далеко. Фигура спустилась вниз и скрылась из вида, но на торфянике не появилась. София подошла к Дьяволовой скале, однако, осмотрев окрестные скалы, никого не увидела. Неужели это старый граф высматривает на глубине графиню?.. Но с вершины скалы ей открылась только прозрачная темная вода, которая, похоже, не имела конца — дна, по крайней мере, видно не было.

София села на скалу и свесила ноги через край. Казалось, будто видишь, как земля загибается у горизонта. «Отсюда видны начало и конец мира, — подумала она. — Можно смотреть прямо в вечность».

Ей захотелось в последний раз взглянуть на летний домик, поэтому она, оставив велосипед у дороги, двинулась через лес.

Едва переступив порог, почувствовала, что все изменилось: половик при входе смят, а на кухонном столе лежит связка ключей. Дверь в спальню стояла открытой. На кровати виднелась какая-то фигура. Первым побуждением Софии было развернуться и уйти. Однако любопытство взяло верх, и она подкралась к спальне.

Вытянувшись на покрывале, с открытым ртом, лежал погруженный в глубокий сон парень в сером костюме. Она подумала было разбудить его, но обоим стало бы слишком неловко. Как раз когда она собиралась выскользнуть наружу, парень открыл глаза.

— Попалась, — пробормотал он, сел на кровати и потер глаза.

У него было подвижное лицо с яркими, живыми глазами. Подбородок немного выступал; все лицо, за исключением верхней части лба, покрывали веснушки. Волосы были рыжие, отросшие и нерасчесанные. Несмотря на большую их копну, голова казалась слишком маленькой для широкой и мускулистой верхней части тела. Когда он встал, София увидела, как он высок, наверняка метр девяносто, — великан по сравнению с ее метром пятьюдесятью восемью.

— Беньямин Фриск, — представился парень, протягивая руку. Рукав рубашки поднялся вверх, обнажив покрытую рыжим пушком руку. Второй рукой он тщетно пытался расправить помятый пиджак.

На языке у нее вертелись две или три убийственные реплики, но София сдержалась, поскольку не хотела смущать его еще больше.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

Парень улыбнулся, демонстрируя большую щель между передними зубами.

— Черт! Понять не могу, как ты меня здесь нашла. Ну, ты, наверное, слышала, что мы ремонтируем жилье для персонала. Я занимаюсь перевозками, закупками и тому подобным… словом, дел по горло. Спать почти не удается.

— Значит, ты иногда приходишь сюда вздремнуть? — Да, так и есть.

— Меня зовут София.

— Я знаю, кто ты. Я тебя выследил; видел, как ты заходила в домик, и обратил на тебя внимание в гостевой столовой. Надеялся, что мы как-нибудь столкнемся. Но не таким образом.

— Тогда как получилось, что я тебя ни разу не видела?

— Я держался на расстоянии. До сих пор. Но, пожалуйста, садись. — Он указал в сторону кухонного стола так, словно владел домиком.

— Мне хочется побольше узнать о доме, — сказала София, когда они уселись. — Ты знаешь, кому он принадлежит и почему пустует?

— Владеет им одна тетка. Она приезжает сюда летом. Больше мне ничего не известно.

— В нем есть нечто особенное. Меня сюда словно тянуло.

— Он необычно расположен. Посреди леса…

Они немного помолчали, глядя друг на друга. Одинокий солнечный луч пронзил щель между кухонными занавесками и воспламенил пыль, взвивавшуюся к потолку, точно маленький торнадо. В глазах Беньямина присутствовало столько жизни… Останавливаясь на них взглядом, София ощущала приятный прилив, пробегавшее по телу теплое течение.

— Тебя не могут хватиться, когда ты исчезаешь?

— Нет. Час туда, час сюда — никакой роли не играет. Там такая неразбериха на первом этаже…

— Мне надо спешить к парому.

— Когда ты вернешься?

— Точно не скажу, но скоро. Я буду работать в библиотеке.

— Это я тоже знаю. В нашей маленькой группе слухи распространяются быстро. А ты не можешь поехать утренним паромом? Я знаю на этом острове каждый закуток; я могу тебя поводить, и…

— Не сегодня. Возможно, когда я приеду обратно.

София покосилась на наручные часы. Почти половина пятого.

— Дьявол! Мне нужно торопиться! — прокричала она, вылетая в дверь.

Побежала в лес, в сторону торфяника, но прежде чем скрыться между деревьями, в последний раз обернулась.

Парень стоял на газоне, глядя ей вслед.

«Беньямин Фриск, — подумала она. — Еще один повод, чтобы вернуться».

Всю дорогу до деревни София исступленно крутила педали. Солнце сверкало повсюду: на асфальте, велосипеде, море и скалах.

* * *

Мы ищем книгу, а находим вместо нее накидку.

Сидим в затхлом чердачном помещении и роемся среди книг, которые пахнут высохшей на солнце пылью и пометом моли и иногда распадаются по швам, когда мы их открываем.

— Что мы, собственно, ищем? — спрашивает она.

— Семейную хронику. Она должна быть в кожаном переплете и точно написана от руки.

— Откуда ты знаешь, что она здесь?

— Ее однажды видела мать. Когда прибиралась. Она положила ее здесь, среди остальных книг.

У нее кончается терпение. Она встает и принимается осматривать чердак, уходит от меня все дальше и дальше.

Вдруг далеко из темноты до меня доносится ее голос:

— Фредрик, посмотри на это!

Поначалу я ее не вижу, поэтому мне приходится прервать поиски среди книг и встать. Это приводит меня в бешенство, но затем я вижу, что она держит в руках. Вешалку с большой черной бархатной накидкой, с капюшоном и всем прочим. Я тотчас узнаю ее.

— Это накидка графини! Той, что покончила с собой, — говорю я.