К моему искреннему облегчению, мальчик говорил на лыкоморском — с невероятным акцентом, но вполне разборчиво.

Подбежавший субъект несколько минут пытался справиться с одышкой, после чего выдал длинную укоризненную тираду. Она, похоже, не предназначалась для посторонних ушей и потому была без перевода. Привычный Луи только передернул плечами.

Я смотрела на него и вспоминала вечное развлечение всех сирот-побродяжек — выдумывать себе хитроумную родословную, благородных родителей, горюющих об утраченном чаде, и богатый дом (в скобочках — замок, в скобочках — нужное подчеркнуть). Реальный родитель, пускай и благородный, и с замком, меня категорически не устраивал: я знала жизнь и смело полагала, что он отнюдь не горюет. Но сейчас я понимала, что завидовать было особенно нечему. О боги мои! Так что, меня бы тоже так вырядили? Я представила себе себя же — с завитыми, красиво уложенными волосами («Не дергайтесь, фройляйн, эта шпилька ничуть не колется! Зато прическа совсем как у супруги вашего папеньки!»), в пышном платье мытого бархату с выступающими из-под кружавчатых нижних юбок панталончиками, в ажурных чулочках и туфельках, расшитых жемчугом. Стало как-то не по себе. А ведь носила бы, куда денешься!

Луи было немного проще — ни кружавчики, ни панталончики ему не грозили. Да и жемчуга на его туфлях не имелось. Однако с лихвой хватало и того, что есть: коротенькая бархатная курточка, нежно-кремовая рубашка с пышным кружевным жабо, темные кюлоты с шестью крупными пуговицами по боковым швам, белоснежные — да уж, не повезло — чулки плюс туфли с крупными пряжками. Завершал картину бархатный берет с пером неведомой птицы.

В этот момент я поняла, почему Эгмонт так редко бывает у родственников.

Впрочем, сам Луи был совершенно нормальным ребенком. Правая пряжка болталась буквально на одной нити, чулки на коленках были выпачканы в травяной зелени, а на курточке не хватало пуговицы — третьей сверху.

На старшего брата, кстати, Луи совершенно не походил.

— Эгмонт! — Он аж подпрыгивал на месте от радости. — Ну идемте скорее в замок! Я должен поскорее… э-э… cette… — Наставник смотрел выжидающе, и Луи быстро нашелся: — Доставить матушке эту радостную весть! А у нас такие новости! Ты вне закона, да? А Аннелизе замуж выдают! А Курт на войну собрался, только войны пока нет, но это ничего, правда?

Он сделал паузу, чтобы набрать воздуха, и продолжил в том же темпе:

— А у Матильды опять щенки! Пока такие вот. — Он показал в воздухе размеры. — Все рыженькие, а один черненький, и над глазами такие пятна желтые! Девчонки говорят, мне не дадут, а отец говорит, что я почти совсем уже взрослый, так что посмотрим! Эгмонт, а ты надолго? А ты меня с собой в Академию заберешь? Эгмонт, ну пожалуйста! Ну ты же обещал!

Я окончательно запуталась, кого выдают замуж, а у кого уже есть щенки, и при чем здесь волкодлаки, и кому что должны дать. Только десятью шагами позже до меня дошло, что Матильда, скорее всего, не имеет отношения к оборотням. Все-таки у братьев имелось кое-что общее — например, способность вцепляться в собеседника не хуже аль-буянских бычьих псов.

А интересная, должно быть, у Эгмонта матушка!

Но тут Эгмонт выдал такое, что мне разом стало не до матушек и не до собак.

— А вот это, Луи, — сказал он, легко перекрыв поток новостей, — мои друзья, Яльга Ясица и Сигурд дель Арден. Сигурд — волкодлак, он из Арры. А Яльга — моя ученица, будущий боевой маг. Кстати, она тоже очень любит собак. Только говори с ней по-лыкоморски.

«Вот мрыс!» — успела подумать я.

То ли оборотень в здешних краях — наискучнейшая обыденность, то ли аррские волки не интересовали будущего барона Хенгерна, но мальчик не обратил на Сигурда почти никакого внимания. Зато на меня он смотрел будто на ожившее изваяние князюшки.

Вот тут-то и проявилось незаметное прежде фамильное сходство. Совершенно эгмонтовскими движениями Луи выпрямился, расправил плечи, незаметно одернул курточку и, невольно копируя интонации старшего брата, произнес очень светским тоном:

— А какую охоту предпочитает фрой… госпожа Ясица? Я, к примеру, очень люблю псовую.

По глазам было видно, что ему куда интереснее было спросить про боевую магию, но Рихтеры, пускай они даже Хенгерны, по сути совершенно одинаковы. Они прекрасно помнят, что такое долг и этикет.

— Последний раз я охотилась на василиска, — скромно ответила я. Шедший впереди Эгмонт споткнулся на ровном месте. — Ваш брат может поведать вам все подробности. Не так ли, магистр?

— Позже, — пообещал маг. И я тут же задумалась. Интересно, кому из нас он это сказал?

Мальчик сосредоточенно придумывал следующий вопрос. А может, просто переводил его на лыкоморский.

— Знаете что, Луи, — опередила я его, — будем друзьями! Зовите меня просто — Яльга. У нас, боевых магов, не приняты излишние церемонии…

— Правда? — просиял Луи. — Я так и думал!

В этот момент мы вступили в тень разросшихся деревьев. Они были действительно старыми, каждое — не меньше чем в два обхвата, и земля бугрилась от толстых корней. Их крона дробила солнечный свет и заслоняла замок — поэтому то, что находилось впереди, оказалось для нас с Сигурдом полной неожиданностью.

Это было сердце здешнего садика — небольшая композиция из стриженого букса, этакий зеленый лабиринт, выполненный в виде эльфийского узлового узора. В центре располагался небольшой фонтан. Его мраморный бортик был сделан как немного упрощенная копия общего узора, а из середины била высокая прозрачная струя.

По дорожкам, посыпанным цветным песком, прогуливались две женщины в длинных платьях на небольших кринолинах. У правой дамы платье было насыщенно-изумрудным, у левой — светло-бежевым. Ко всему прилагались чепчики, зонтики, кружевные перчатки и длинная собачка шоколадного цвета. Зеленая дама говорила, бежевая слушала, собачка носилась по аллеям и пыталась пролезть в буксовые заросли. Ветер доносил до нас обрывки разговора, но я различала только отдельные слова: повторяющееся «Аннелизе», «варенье», «сливы» и совершенно непонятно к чему «господин».

— Я побегу к матушке? Эгмонт?

Не дожидаясь позволения, Луи со всех ног помчался по дорожке. Наставник, вздохнув, возвел очи горе. Эгмонт что-то сказал ему по-аллемански; тот поджат губы и следующую тираду выдал таким тоном, что я даже опешила. Стало быть, и магистра Рихтера могут отчитывать как нашкодившего мальчишку? Но Эгмонт только рассмеялся в ответ.

Луи с разбегу налетел на зеленую даму и затараторил что-то понятное без всякого перевода. Собачка плюхнулась на землю и уставилась на нас. Наверное, она тоже поняла по-араньенски — а может, просто решила передохнуть. Дама в бежевом сказала что-то строгое и укоризненное, а дама в зеленом, напротив, рассмеялась и поправила мальчику берет.

Мы подошли уже достаточно близко, и Луи, ловко вынырнув из-под материной руки, указал на нас кивком:

— Это друзья нашего Эгмонта, матушка! Госпожа Яльга Ясица — она боевой маг, и собак любит, и на василиска охотилась! — и господин Сигурд…

— Дель Арден, если я не ошибаюсь, — закончила дама на превосходном лыкоморском. Голос у нее был довольно низкий и напоминал по тембру кошачье мурлыканье — свойство, общее для большинства араньенок.

Оборотень молча поклонился, не задавая ненужных вопросов.

Дама смотрела на нас из-под зеленого бархатного чепца. Ей можно было дать около сорока лет, но путем простого арифметического расчета я пришла к выводу: больше. Гораздо больше. Если Эгмонту тридцать два… хм. Какая разница, сколько ей лет, если она и сейчас была очень красива? Широкие скулы, чуть заостренный подбородок, слишком широкие, как сказали бы в Межинграде, брови. Глаза у нее были чуть раскосые, очень большие и темные — в них не отражался свет, и я впервые поняла, что имела в виду Полин, когда говорила «бархатный взгляд».

Вторая же дама, та, что в бежевом, при ближайшем рассмотрении оказалась барышней — она вряд ли была старше меня. И, наверное, поэтому изо всех сил старалась казаться как можно более взрослой. Именно она сказала, поигрывая зонтиком:

— Представьте же нас, брат…

Эгмонт с видом человека, выполняющего опостылевшую повинность, произнес:

— Господа, имею честь представить вам — моя матушка, баронесса фон Хенгерн, урожденная маркиза Эрмина д'Армион. И старшая из моих младших сестер, Аннелизе фон Хенгерн. Извини, Аннелизе, имени твоего жениха мне пока не сказали.

Аннелизе перестала изображать каменную статую с зонтиком и приятно порозовела.

— Кстати, Эгмонт, — баронесса изящно шевельнула левой бровью, — твоя популярность становится уже просто неприличной. С этим надо что-то делать. Какое-то время назад нам нанесли визит твои коллеги — помнится, человек пять или около того. Тот, что был у них за старшего, привез с собой рулон плакатов, нарисованных весьма посредственно. Представь себе, один из них он даже пытался прикрепить на стену нашего замка! Впрочем, — она остро глянула на нас с Сигурдом, — нельзя сказать, чтобы они вовсе не имели сходства с оригиналом…

— Имели, — не особенно натурально вздохнула я. — И где теперь эти… коллеги?

— А пес его знает, — непринужденно сказала баронесса. — В последний раз кто-то из челяди видел их… мм… да, две недели назад. Это было еще до того, как барон предложил им экскурсию по нашим винным погребам. Барон полагает, еще пять дней они продержатся там на печенье и сыре, а после можно будет отправить мужиков на поиски.

Эгмонт быстро взглянул на мать:

— Надеюсь, их соседство не повредит той бочке мадеры в предпоследнем левом тоннеле?

— Вряд ли, — отмахнулась она. — Туда без карты не дойти, а эти и с картой не доберутся.

«Не доползут», наверное, было бы точнее. Но я не стала учить госпожу баронессу лыкоморскому.

Эрмина фон Хенгерн наклонилась и привычным движением подхватила проносившуюся мимо длинную собачонку. Та протестующе тявкнула и потрепыхалась, но скоро смирилась и повисла этакой муфточкой. «За что мне все это?» — горестно вопрошали ее глаза цвета очень темного шоколада.

— Аннелизе, — баронесса повернулась к дочери, — ступайте в дом и отдайте надлежащие распоряжения. Вы уже взрослая и знаете, что нужно делать.

Старшая из младших сестер Эгмонта молча присела в реверансе.

2

Телепорт оказался маленьким и тесным, но построен он был очень профессионально. На несколько мгновений семерых ковенских магов накрепко притиснуло друг к другу так, что никто не мог даже вздохнуть, однако когда мрак исчез, они очутились точно перед воротами Арры. Направо и налево простиралась знаменитая деревянная стена, которую не брал магический огонь. Впереди возвышалась островерхая воротная башня. Сзади настороженно молчал сосновый лес.

«Делай что должно, и пусть случится то, чему суждено!» Магистр Цвирт решительно оглядел подчиненных, кивнул и выступил вперед.

В тот момент, когда он сделал шаг, створки ворот дрогнули и беззвучно распахнулись. На той стороне стояло несколько человек — семеро, каким-то непонятным чутьем понял Цвирт. И среди них была одна женщина.

В груди у магистра екнуло. Он не ожидал увидеть конунга так скоро, и все слова положенных приветствий, которые он зубрил по длиннющему свитку, разом вылетели у него из головы. Все, на что его хватило, — это молча поклониться. Он не видел, что делают его люди, но страстно надеялся, что они последуют его примеру.

— Арра приветствует вас, люди КОВЕНа! — с заметным акцентом сказала женщина. Она чуть растягивала гласные, а сдвоенный «р» прозвучал как низкое ворчание. У нее были черные блестящие волосы, светло-карие глаза и темная родинка над верхней губой. На плечах висел тяжелый темно-красный плащ, расшитый золотыми узорами. — Я — Ланна даль Вирг, а вы — магистр Поль Цвирт.

«Я знаю», — чуть не брякнул маг. От облегчения у него в прямом смысле потемнело перед глазами. Кем бы ни была Ланна даль Вирг, что бы ни значило ее одеяние, она не золотой дракон. У него еще есть время.

— А я — Сим, просто Сим! — Из-за плеча Ланны вывернулся подвижный молодой человек с серо-розовыми волосами. Он улыбнулся, излучая невиданное гостеприимство, и Цвирту вдруг почудился радостно оскалившийся пардус. — Будем знакомы! Как мы рады, как рады! Да не стойте вы так, дорогие маги! У нас в Арре гостей на пороге не едя… э-э…

— Брысь! — прошипела женщина, почти не разжимая губ.

Молодой человек исчез, послав магам извиняющуюся улыбку.

— Прошу вас, — убедительно сказала Ланна. — Следуйте за мной, я проведу вас в палаты конунга.

Они шли по улицам Арры в следующем боевом порядке: впереди Ланна и Цвирт, следом его отряд, а замыкали цепочку остальные шестеро волкодлаков. Серо-розового Сима нигде не было видно, но Поль постоянно чувствовал на себе чей-то нахальный взгляд. Может быть… да нет, вряд ли… какое отношение мог иметь к нему, допустим, тот лохматый кот, что пялился на них с толстой яблоневой ветки?

Ланна молчала. Дул небольшой ветер, и ее красный плащ, приколотый двумя золотыми пряжками, шевелился как живой. Цвирт украдкой покосился на ее чеканный профиль — женщина не была красавицей, но черты имела поразительно правильные — и, стараясь справиться с волнением, стал припоминать события последних дней.

После того разговора с Ардис Урсулой Рэгмэн (точнее сказать — с Ардис, ее учеником и их замечательной тетрадью) дело почти не сдвинулось с мертвой точки. Цвирт был уверен, что беглецы рискнули пересечь Драконий Хребет, чтобы просить защиты у конунга волкодлаков. Тем более что Рихтер ввязался в эту авантюру и втянул в нее адептку лишь с одной целью: устроить оборотню побег из ковенской тюрьмы.

Но полезть в эти горы мог только сумасшедший — или магистр Эгмонт Рихтер, что, как убедился за шесть недель Поль Цвирт, есть почти одно и то же. Скорее всего, тела обоих магов, занесенные снегом, лежат где-нибудь на западном склоне Драконьего Хребта. Или стали добычей тамошней живности, весьма и весьма многочисленной. Но оборотень, подданный Арры, имел все шансы дойти до города живым. Один — это хуже, чем трое, но лучше, чем совсем никого.

Поразмыслив, Цвирт пришел к непростому решению. Хочешь не хочешь, а надо было отправляться к Аррани Валери. В конце концов, КОВЕН находился в своем праве, а найденный при Ардене артефакт был опасен и для оборотничьих земель. Вопрос лишь в том, как объяснить конунгу, почему никто не удосужился рассказать ей о преступлении ее подданного…

Вечером восемнадцатого грозника Цвирт изложил свои мысли в докладе Эллендару. Почтовая гарпия улетела в ночь, а в восемь часов утра уже вернулась с ответом. Великий Магистр КОВЕНа был совершенно согласен и обещал сегодня же начать переговоры о встрече.

Они затянулись на две недели.

В первые несколько дней Цвирт маялся от вынужденного безделья. Он даже подумывал, не нанести ли визит белому слону, но потом его осенила мысль, показавшаяся, прямо сказать, гениальной. В два счета собравшись, Поль телепортировал в Листвяги и прямым ходом направился в тамошний филиал «Ильмариненс и Лериэ».

Поначалу банк произвел на него самое благоприятное впечатление. Цвирт любил, когда соблюдают традиции, а здесь все было так по-гномски: и заговоренные камни с родных гор, и часы (ну непременно — с равными стрелками!), и огромная роза в цвету. Маг предъявил свою бляху, и его провели в отдельную комнату, окна которой были завешены непрозрачными белыми шторами. Там ждал начальник отделения, поразительно молодой гном, всеми силами старавшийся произвести впечатление серьезного и делового.

— Чем могу служить? — спросил он, по обычаю предложив кафию, чаю или вина на выбор.

Цвирт очень хотел попросить голубого чаю — такая редкость! — но он понимал, что тогда делового разговора не получится. Пришлось отказаться, но гном оценил это скорее со знаком «плюс».

— КОВЕНу стало известно, — при этих словах гном откинулся на спинку стула, а его зеленоватые глаза приняли совершенно непроницаемое выражение, — что пятого числа сего месяца и года в вашем отделении банка побывал Эгмонт Рихтер. Мы предполагаем, что он желал обналичить часть своих средств. Однако же не вполне понятно, почему сотрудники банка не сообщили об этом в КОВЕН, — хотя каждому известно, что Эгмонт Рихтер со спутниками находятся вне закона…

— Хм, — вежливо сказал гном. Глаза у него были как зеркало: сколько Цвирт в них ни всматривался, он видел лишь свое отражение. — Прошу вас, магистр, взглянуть вот на эту стену.

Цвирт послушно взглянул. Стена была бежевая, и на ней висела небольшая табличка в темно-зеленой рамке. «Клиент всегда прав!» — безапелляционно утверждала она.

— Банку «Ильмариненс Лериэ» совершенно все равно, кем является тот или иной клиент. Нас не интересует его имя, биография, жизненные неурядицы — только то, имеет ли он доступ к счету. Если имеет, значит, он будет обслужен. Полная анонимность! На этом, дорогой магистр Цвирт, зиждется вся наша система! Никто не скажет, что «Ильмариненс Лериэ» имеет какой-то интерес, кроме финансового. И КОВЕН не раз был благодарен этой особенности нашей фирмы.

Гном встал и поклонился. Разговор был закончен. На обратном пути Цвирт машинально взял красочный проспект с рекламой банка — так лучезарно улыбнулась ему кудрявая эльфиечка за стойкой. Очутившись на улице, он опомнился и, смяв проспект, хотел было выбросить его на помойку, но разум быстро взял верх над эмоциями. Чего он мог добиться от этих гномов? Поймать Рихтера они все равно не помогут (да и ловить, скорее всего, уже некого), а вот услугами банка вполне можно воспользоваться. Если они так блюдут интересы клиента… Цвирт отнюдь не собирался освобождать узников ковенской тюрьмы, но жизнь может преподнести самые разные сюрпризы.

Первый сюрприз она преподнесла ему вечером. Почтовая гарпия доставила сообщение от Эллендара, в котором Магистр спешил обрадовать Цвирта: он прилагает все усилия, чтобы выхлопотать Полю командировку в Арру. Ах, это такая удача — редкий маг видел те края!

Цвирт не хотел становиться редким магом. Он полагал, что его часть работы уже выполнена, и выполнена более чем достойно. Ну да, Рихтера не поймали, и что с того? Зато удалось избежать многочисленных жертв! А бывшим коллегой пускай занимается магистр Дэнн, это теперь по ее части.

Но спорить с Магистром Эллендаром мог только Т’ари аунд Велленсдар — и все знали, чем это кончилось. Значит, такова судьба. И Поль мужественно принял этот ее удар.

За полторы недели, потраченные КОВЕНом, чтобы уломать капризного золотого дракона Арры, Цвирт, как полагается настоящему мужчине и боевому магу, уладил свои мирские дела. Он раздал долги — все до единого, даже заплатил квартирной хозяйке. Та мигом почуяла неладное, но деньги взяла и тут же спрятала в комод. Он написал прощальное письмо матери и братьям, в котором завещал им все свое имущество: книги, одежду, мешочек с серебром и кота. Оставалось последнее — попрощаться с Алехандриной. Это было труднее всего.

Будучи подлинным рыцарем, Поль понимал, что не может оставлять девушку в такой двусмысленной ситуации. Ведь он внушил ей некоторую надежду, и она может считать себя обязанной! Вдруг она будет ждать его всю жизнь и никогда не выйдет замуж? Перед внутренним взором Цвирта отчетливо встала исхудавшая, но по-прежнему прекрасная Алехандрина, с осунувшимся бледным лицом, в черной кружевной мантилье… Этого он допустить никак не мог!