Я испытываю невероятное облегчение, а еще, кажется, благодарность.
— Ты точно ничего не видел? — спрашиваю я с надеждой. — Ни парусов, ни мачты? И ничего не слышал?
Он мотает головой:
— Нет, но это не суть важно. Мы обязательно разберемся, в чем тут дело.
— Правда?
Джейсон берет ложку и наполняет эклеры кремом, затем поливает их сверху шоколадом — и все готово.
— Да, правда. С днем рождения.
Он криво втыкает свечку в один из эклеров и зажигает ее.
— Он у меня не сегодня, — говорю я.
— Ну и что? Загадаешь желание пораньше, — отвечает он. — Если не хочешь задувать свечку, я сам задую.
Я в нерешительности смотрю на свечу. С нее не капает воск.
— Я сейчас сам загадаю желание, — предостерегает меня Джейсон. — А тебе вряд ли захочется, чтобы оно исполнилось.
— И чего же ты пожелаешь?
— Последствия будут просто кошмарными, — говорит он. — Ты будешь разъезжать по роллердрому в костюме аллигатора. Можешь мне поверить, я запросто это устрою.
Я невольно улыбаюсь, а затем закрываю глаза.
— Загадывай, — говорит Джейсон, как будто опасается, что я забуду это сделать.
Я загадываю желание, задуваю свечу и поднимаю на него глаза.
Джейсон наблюдает за мной, покусывая нижнюю губу.
— У меня для тебя что-то вроде подарка, — говорит он.
— Валяй, — отвечаю я. Мне вдруг приходит в голову мысль, что, может быть, это он подстроил сцену с кораблем, и у меня появляется надежда. — Ты арендовал прожекторы? Это был розыгрыш, да?
Джейсон продолжает на меня смотреть. Как-то странно он себя ведет. Обычно он просто с довольной ухмылкой выкладывает подарок на стол. К примеру, в прошлом году он подарил мне блошиный цирк в террариуме. Купил его у какого-то жалкого вида типа, который всю жизнь посвятил дрессировке блох. Конечно, очень скоро все блохи подохли, но сальто назад они делали просто улетно.
— Что за подарок? — спрашиваю я. — И где он?
Я щупаю его нагрудный карман: там пусто. Мне вдруг становится очень неловко из-за того, что я дотронулась до его груди, и я отдергиваю руку, как будто обожглась. Я трясу кистью, делая вид, что у меня свело пальцы, но в то же время все еще ощущаю тепло его тела, его твердой груди, и… нет-нет-нет, только не это.
— Я подарю его тебе, когда будем смотреть видео с кальмаром, — говорит он наконец.
Я немного растеряна. Я совсем забыла про видео с кальмаром, но Джейсон уже достает ноутбук.
— Это надо смотреть в темноте, — говорит он.
— Пойдем в подвал, — предлагаю я.
В любой другой день нельзя было бы придумать ничего более естественного, потому что большую часть времени мы и так проводим либо в подвале, либо в гараже.
Но сегодня он так смотрит на меня, что мне начинает казаться, будто он выдумал всю эту историю с подводными съемками и гигантским кальмаром и на самом деле собирается окатить меня водой, как только я спущусь в подвал, или достать из кармана мазь, дарующую бессмертие. О других вещах, которыми он мог бы захотеть со мной заняться, я даже не думаю, потому что я — это я, а он — это он.
Мы располагаемся на диване, как вполне обычные подростки. По нам и не скажешь, что мы собираемся смотреть видеозапись головоногого моллюска, незаконно скачанную через тайные каналы.
Джейсон включает ноутбук и открывает видео, а затем вырывает листок из блокнота, что-то на нем пишет и складывает его пополам. Немного помедлив, он дает листок мне.
Я раскрываю его и читаю:
Я { } тебя больше, чем [[[{{{ }}}]]].
Просто скобки, а в них ничего. Я поднимаю глаза на Джейсона, и он отворачивается.
— Ну, вот. Вот и все. Это мое письмо, — говорит он. — Если в нем когда-нибудь возникнет необходимость. Но ее не возникнет. — Спустя пару секунд он добавляет: — Ладно. С этим покончили.
Он легонько бьет мой кулак своим и после этого не убирает руку. Мы касаемся костяшками пальцев. Я чувствую, что краснею. С моей-то голубоватой кожей наверняка я приобрела лиловый оттенок.
Долгое время мы смотрим в темный экран. На нем виднеется что-то блестящее — приманка для кальмара.
Я думаю о том, что он написал.
Я хочу сказать: и я тебя.
Я хочу сказать: я знаю.
Я хочу сказать: я могу заполнить пропуски в твоих предложениях. Я могу заполнить пробелы между буквами. Я знаю твой язык. Это и мой язык.
Я хочу все это сказать.
Но я просто сижу, уставившись в экран и повторяя { } добрых полторы минуты, пока наши с Джейсоном пальцы переплетаются, как будто умеют двигаться независимо от нас.
На экране появляется гигантский кальмар. Он похож на созвездие, возникшее в ночном небе, где прежде не было ни одной звезды. Он расправляет щупальца, весь серебристый, извивающийся и пульсирующий, и проплывает прямо перед камерой. Он такой живой, такой невероятный и в то же время такой настоящий. Его глаза, его щупальца, его огромные размеры завораживают. До этого момента мы видели только мертвых или умирающих кальмаров, а этот предстает перед нами во всем своем великолепии.
Живой.
Мы не смотрим друг на друга.
Мы оба плачем. Это точно.
Он совсем рядом: его рука лежит рядом с моей, его коленка в джинсах касается моей; я чувствую запах лимонной цедры, с помощью которой он оттирает с рук ядовитые вещества, и запах мыла с древесным углем, с помощью которого он смывает их остатки; я чувствую запах карандашной стружки и графита. И все, что я могу сказать, — это ().
Его пальцы скользят вверх и вниз по моей ладони, а другая рука поглаживает мое запястье — и, и, и.
&,&,&.
!!!!
Я не в силах взглянуть на него.
После продолжительного молчания, когда гигантский кальмар уплывает обратно в свое царство, я заставляю себя заговорить:
— Хочешь узнать, какое я загадала желание?
Как будто он и так не знает. Мне кажется, он уже много лет загадывает то же, что и я. Мы оба всегда очень успешно притворяемся, будто ничуть не суеверны, но на самом деле это не так.
— В этом нет необходимости, — говорит он, глядя на меня с горькой улыбкой, и я вижу, что эта улыбка стоит ему немалых усилий.
— Аза, — говорит он, наклонившись ко мне. Я хочу прижаться к нему, правда хочу, и я уже совсем близко, и я не могу дышать, и я — это я, а он — это он, и мы лучшие друзья, и что все это значит? Ему меня жалко?
Нет, нет, это же Джейсон, и он в дюйме от меня. Он все еще плачет, и я тоже. Я придвигаюсь к нему, и он придвигается ко мне, и
за окном сверкает молния.
Белая, шипящая, заставляющая волосы на всем теле встать дыбом, с запахом озона, повергающая в трепет. Прямо на заднем дворе моего дома. Прямо за окном. Совсем близко. В десяти футах от нас.
От неожиданности мы тут же отскакиваем друг от друга.
АЗА, ревет свистящий голос. АЗА ПОРА ВЫХОДИ.
Глава 6
{АЗА}
В окно барабанит дождь, и тут же к нему прибавляется град, такой крупный, что градины можно принять за шарики для пинг-понга. От напора ветра дрожит оконное стекло.
Я соскальзываю с дивана, и Джейсон подхватывает меня, не давая мне упасть.
— Ты это слышал?
— Что, гром? — говорит он. — Мощно, да?
— Да нет же, — говорю я. — Миллион птиц. Целый миллион, и все они ко мне взывали.
Джейсон прижимает меня к себе, что только усиливает мое смятение.
Раздается шум, в котором слились хлопок ударной волны, рев реактивного двигателя, гром и оглушительный грохот, и шум этот взрывается множеством различных голосов:
АЗА.
Шум распадается на отдельные голоса, похожие на гудение проводов, которые отрывками доносятся до меня сквозь ветер. Все — кто, все? — кричат, поют, визжат мое имя.
АЗААЗААЗААЗАЗАЗАЗАЗААЗААЗАЗАЗА
Я хватаю Джейсона за рубашку и вглядываюсь ему в лицо. Он некоторое время прислушивается, а потом мотает головой.
— Вот это да, — говорит он.
— Что?
— Ну и погодка.
Я отстраняюсь от него, поправляю кофту, складываю листок, который он мне дал, и убираю его в карман.
— Ага, — говорю я, стараясь унять дрожь в пальцах.
Черт, черт, черт. Я схожу с ума, на этот раз точно. Таких галлюцинаций у меня еще никогда не было.
Джейсон наблюдает за мной с удивлением и беспокойством. Я стараюсь не вспоминать тот день, когда зашла к себе в комнату и увидела, что все блохи подохли и валяются на дне террариума среди россыпи блесток.
— Ты как? — спрашивает Джейсон.
— Не очень.
— Из-за всего происходящего, — медленно говорит он, — или из-за того, что я все испортил?
Я мотаю головой — на большее я не способна.
— Мне нужно прийти в себя, — говорю я в конце концов.
Посмотрев на меня долгим, пристальным взглядом, он кивает, закрывает свой ноутбук с гигантским кальмаром и идет наверх. Я остаюсь сидеть в темноте, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. Мне хочется и плакать, и смеяться.
Мы почти…
Но нет.
И…
Спустя несколько минут, когда сердце перестает метаться в груди, я поднимаюсь наверх.
— Ну как ты? — Он моет посуду. Мы оба чувствуем себя страшно неловко.
— Лучше, — говорю я.
Он откашливается.
— Вернемся к Магонии? — спрашивает он, не глядя на меня. — Могу рассказать еще что-нибудь про средневековые инопланетные хроники.