Я испытываю невероятное облегчение, а еще, кажется, благодарность.

— Ты точно ничего не видел? — спрашиваю я с надеждой. — Ни парусов, ни мачты? И ничего не слышал?

Он мотает головой:

— Нет, но это не суть важно. Мы обязательно разберемся, в чем тут дело.

— Правда?

Джейсон берет ложку и наполняет эклеры кремом, затем поливает их сверху шоколадом — и все готово.

— Да, правда. С днем рождения.

Он криво втыкает свечку в один из эклеров и зажигает ее.

— Он у меня не сегодня, — говорю я.

— Ну и что? Загадаешь желание пораньше, — отвечает он. — Если не хочешь задувать свечку, я сам задую.

Я в нерешительности смотрю на свечу. С нее не капает воск.

— Я сейчас сам загадаю желание, — предостерегает меня Джейсон. — А тебе вряд ли захочется, чтобы оно исполнилось.

— И чего же ты пожелаешь?

— Последствия будут просто кошмарными, — говорит он. — Ты будешь разъезжать по роллердрому в костюме аллигатора. Можешь мне поверить, я запросто это устрою.

Я невольно улыбаюсь, а затем закрываю глаза.

— Загадывай, — говорит Джейсон, как будто опасается, что я забуду это сделать.

Я загадываю желание, задуваю свечу и поднимаю на него глаза.

Джейсон наблюдает за мной, покусывая нижнюю губу.

— У меня для тебя что-то вроде подарка, — говорит он.

— Валяй, — отвечаю я. Мне вдруг приходит в голову мысль, что, может быть, это он подстроил сцену с кораблем, и у меня появляется надежда. — Ты арендовал прожекторы? Это был розыгрыш, да?

Джейсон продолжает на меня смотреть. Как-то странно он себя ведет. Обычно он просто с довольной ухмылкой выкладывает подарок на стол. К примеру, в прошлом году он подарил мне блошиный цирк в террариуме. Купил его у какого-то жалкого вида типа, который всю жизнь посвятил дрессировке блох. Конечно, очень скоро все блохи подохли, но сальто назад они делали просто улетно.

— Что за подарок? — спрашиваю я. — И где он?

Я щупаю его нагрудный карман: там пусто. Мне вдруг становится очень неловко из-за того, что я дотронулась до его груди, и я отдергиваю руку, как будто обожглась. Я трясу кистью, делая вид, что у меня свело пальцы, но в то же время все еще ощущаю тепло его тела, его твердой груди, и… нет-нет-нет, только не это.

— Я подарю его тебе, когда будем смотреть видео с кальмаром, — говорит он наконец.

Я немного растеряна. Я совсем забыла про видео с кальмаром, но Джейсон уже достает ноутбук.

— Это надо смотреть в темноте, — говорит он.

— Пойдем в подвал, — предлагаю я.

В любой другой день нельзя было бы придумать ничего более естественного, потому что большую часть времени мы и так проводим либо в подвале, либо в гараже.

Но сегодня он так смотрит на меня, что мне начинает казаться, будто он выдумал всю эту историю с подводными съемками и гигантским кальмаром и на самом деле собирается окатить меня водой, как только я спущусь в подвал, или достать из кармана мазь, дарующую бессмертие. О других вещах, которыми он мог бы захотеть со мной заняться, я даже не думаю, потому что я — это я, а он — это он.

Мы располагаемся на диване, как вполне обычные подростки. По нам и не скажешь, что мы собираемся смотреть видеозапись головоногого моллюска, незаконно скачанную через тайные каналы.

Джейсон включает ноутбук и открывает видео, а затем вырывает листок из блокнота, что-то на нем пишет и складывает его пополам. Немного помедлив, он дает листок мне.

Я раскрываю его и читаю:

Я { } тебя больше, чем [[[{{{ }}}]]].

Просто скобки, а в них ничего. Я поднимаю глаза на Джейсона, и он отворачивается.

— Ну, вот. Вот и все. Это мое письмо, — говорит он. — Если в нем когда-нибудь возникнет необходимость. Но ее не возникнет. — Спустя пару секунд он добавляет: — Ладно. С этим покончили.

Он легонько бьет мой кулак своим и после этого не убирает руку. Мы касаемся костяшками пальцев. Я чувствую, что краснею. С моей-то голубоватой кожей наверняка я приобрела лиловый оттенок.

Долгое время мы смотрим в темный экран. На нем виднеется что-то блестящее — приманка для кальмара.

Я думаю о том, что он написал.

Я хочу сказать: и я тебя.

Я хочу сказать: я знаю.

Я хочу сказать: я могу заполнить пропуски в твоих предложениях. Я могу заполнить пробелы между буквами. Я знаю твой язык. Это и мой язык.

Я хочу все это сказать.

Но я просто сижу, уставившись в экран и повторяя { } добрых полторы минуты, пока наши с Джейсоном пальцы переплетаются, как будто умеют двигаться независимо от нас.

На экране появляется гигантский кальмар. Он похож на созвездие, возникшее в ночном небе, где прежде не было ни одной звезды. Он расправляет щупальца, весь серебристый, извивающийся и пульсирующий, и проплывает прямо перед камерой. Он такой живой, такой невероятный и в то же время такой настоящий. Его глаза, его щупальца, его огромные размеры завораживают. До этого момента мы видели только мертвых или умирающих кальмаров, а этот предстает перед нами во всем своем великолепии.

Живой.

Мы не смотрим друг на друга.

Мы оба плачем. Это точно.

Он совсем рядом: его рука лежит рядом с моей, его коленка в джинсах касается моей; я чувствую запах лимонной цедры, с помощью которой он оттирает с рук ядовитые вещества, и запах мыла с древесным углем, с помощью которого он смывает их остатки; я чувствую запах карандашной стружки и графита. И все, что я могу сказать, — это ().

Его пальцы скользят вверх и вниз по моей ладони, а другая рука поглаживает мое запястье — и, и, и.

&,&,&.

!!!!

Я не в силах взглянуть на него.

После продолжительного молчания, когда гигантский кальмар уплывает обратно в свое царство, я заставляю себя заговорить:

— Хочешь узнать, какое я загадала желание?

Как будто он и так не знает. Мне кажется, он уже много лет загадывает то же, что и я. Мы оба всегда очень успешно притворяемся, будто ничуть не суеверны, но на самом деле это не так.

— В этом нет необходимости, — говорит он, глядя на меня с горькой улыбкой, и я вижу, что эта улыбка стоит ему немалых усилий.

— Аза, — говорит он, наклонившись ко мне. Я хочу прижаться к нему, правда хочу, и я уже совсем близко, и я не могу дышать, и я — это я, а он — это он, и мы лучшие друзья, и что все это значит? Ему меня жалко?

Нет, нет, это же Джейсон, и он в дюйме от меня. Он все еще плачет, и я тоже. Я придвигаюсь к нему, и он придвигается ко мне, и

за окном сверкает молния.

Белая, шипящая, заставляющая волосы на всем теле встать дыбом, с запахом озона, повергающая в трепет. Прямо на заднем дворе моего дома. Прямо за окном. Совсем близко. В десяти футах от нас.

От неожиданности мы тут же отскакиваем друг от друга.

АЗА, ревет свистящий голос. АЗА ПОРА ВЫХОДИ.

Глава 6

{АЗА}

В окно барабанит дождь, и тут же к нему прибавляется град, такой крупный, что градины можно принять за шарики для пинг-понга. От напора ветра дрожит оконное стекло.

Я соскальзываю с дивана, и Джейсон подхватывает меня, не давая мне упасть.

— Ты это слышал?

— Что, гром? — говорит он. — Мощно, да?

— Да нет же, — говорю я. — Миллион птиц. Целый миллион, и все они ко мне взывали.

Джейсон прижимает меня к себе, что только усиливает мое смятение.

Раздается шум, в котором слились хлопок ударной волны, рев реактивного двигателя, гром и оглушительный грохот, и шум этот взрывается множеством различных голосов:

АЗА.

Шум распадается на отдельные голоса, похожие на гудение проводов, которые отрывками доносятся до меня сквозь ветер. Все — кто, все? — кричат, поют, визжат мое имя.

АЗААЗААЗААЗАЗАЗАЗАЗААЗААЗАЗАЗА

Я хватаю Джейсона за рубашку и вглядываюсь ему в лицо. Он некоторое время прислушивается, а потом мотает головой.

— Вот это да, — говорит он.

— Что?

— Ну и погодка.

Я отстраняюсь от него, поправляю кофту, складываю листок, который он мне дал, и убираю его в карман.

— Ага, — говорю я, стараясь унять дрожь в пальцах.

Черт, черт, черт. Я схожу с ума, на этот раз точно. Таких галлюцинаций у меня еще никогда не было.

Джейсон наблюдает за мной с удивлением и беспокойством. Я стараюсь не вспоминать тот день, когда зашла к себе в комнату и увидела, что все блохи подохли и валяются на дне террариума среди россыпи блесток.

— Ты как? — спрашивает Джейсон.

— Не очень.

— Из-за всего происходящего, — медленно говорит он, — или из-за того, что я все испортил?

Я мотаю головой — на большее я не способна.

— Мне нужно прийти в себя, — говорю я в конце концов.

Посмотрев на меня долгим, пристальным взглядом, он кивает, закрывает свой ноутбук с гигантским кальмаром и идет наверх. Я остаюсь сидеть в темноте, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. Мне хочется и плакать, и смеяться.

Мы почти…

Но нет.

И…

Спустя несколько минут, когда сердце перестает метаться в груди, я поднимаюсь наверх.

— Ну как ты? — Он моет посуду. Мы оба чувствуем себя страшно неловко.

— Лучше, — говорю я.

Он откашливается.

— Вернемся к Магонии? — спрашивает он, не глядя на меня. — Могу рассказать еще что-нибудь про средневековые инопланетные хроники.