— Нет, — сказал он. — Вы, юная леди, у нас особенная. Мне еще никогда не доводилось видеть такие связки. Из вас бы вышла отличная певица.

Если бы только я могла нормально дышать, написала я в ответ. У него хватило такта изобразить смущение.

В знак солидарности Джейсон тоже не стал смотреть запись с кальмаром. Сначала он, правда, попытался уговорить медсестер включить ее прямо в больнице, но они отказались. В отделении экстренной медицинской помощи работают поистине бескомпромиссные люди.

Раз уж мы заговорили об океане и его обитателях, замечу, что запись, которую раздобыл Джейсон, — это первая видеосъемка гигантского кальмара в его естественной среде. Только представьте себе этого удивительного морского монстра с глазами размером с человеческую голову и телом длиной двадцать пять футов от плавников до кончиков щупалец. Это же в два раза больше, чем длина школьного автобуса. Вы только вдумайтесь: до этого момента гигантского кальмара, свободно плавающего на глубине, не видел никто и никогда. По-моему, это самое настоящее чудо, и, раз уж людям удалось увидеть такое, может быть, и в Лох-Нессе что-нибудь найдут. Может быть, весь мир наполнен всякими диковинными существами. Может быть, у нас еще осталась… надежда?

Каждый раз, когда я читаю, что исследователи обнаружили новый вид животного или новое природное явление, я все больше убеждаюсь: мы еще не все испортили на нашей планете.

До сих пор существовали видеозаписи только едва живых или однозначно мертвых гигантских кальмаров, но недавно один ученый погрузился на глубину в подводном аппарате и после длительных поисков заснял кальмара на камеру.

Один знакомый Джейсона имеет незаконный доступ к данным Вудс-Холского океанографического института в штате Массачусетс, и с его помощью Джейсону удалось отследить переписку института с членами экспедиции. Четыре дня назад он скачал видеозапись с кальмаром с институтского сервера и теперь только о ней и говорит.

С улыбкой на лице я смотрю на Джейсона, но он уткнулся в книгу. Только я собираюсь приступить к тесту, как прямо над террариумом с игуаной замечаю в небе какой-то предмет.

Он появляется всего на секунду, но кажется мне подозрительно знакомым, как будто я уже видела его во сне или на картине.

Это мачта с парусом.

Точнее, с двумя, с тремя парусами. С большими белыми парусами, развевающимися на ветру. И тут в грозовом небе показывается нос корабля.

И это просто…

У меня бывали галлюцинации, но такое я наблюдаю впервые. Недавно я читала о миражах в небе — кажется, они называются «фата-моргана».

Как-то раз один англичанин целых полчаса разглядывал Эдинбург, парящий над Ливерпулем. Но что могло дать такое отражение — в виде судна? Мы ведь находимся далеко от моря. Очень далеко.

Я дергаю мистера Гримма за рукав, и он с недовольным видом оборачивается. Я показываю пальцем в сторону окна.

Несколько мгновений он стоит неподвижно и пристально смотрит в небо, а затем снимает очки.

— Вот зараза, — говорит он.

— Что такое? — спрашиваю я. — Вы видите? Вы это видите?

Он мотает головой.

— Гроза, — говорит он и начинает резкими движениями закрывать жалюзи.

Как только жалюзи достигают подоконника и комната снова становится обычным школьным классом, я слышу свист, высокий, протяжный свист. Впрочем, это не совсем свист, а точнее, не только свист.

Аза, слышу я в свисте. Аза, ты там?

Глава 2

{АЗА}

— Тебе все это привиделось, Аза Рэй Бойл, тебе все это привиделось.

Я бормочу эти слова себе под нос.

Такого со мной еще не случалось. Похоже, у меня что-то не так с головой.

Мама сидит напротив меня по другую сторону кухонного стола. Волосы у нее пепельного цвета и собраны в хвост. Она смотрит на меня, перебирая пальцами пряди и морща лоб.

— Ты точно нормально себя чувствуешь? По тебе не скажешь. В прошлый раз галлюцинации сопровождались жаром, если помнишь.

Стоит ей только на тебя взглянуть, и все кончено. С ней притворяться бесполезно. Мама провела весь день у себя в лаборатории. Она иммунолог и частенько допоздна засиживается на работе, где проводит опыты на мышах.

Сегодня она вернулась домой относительно рано, в половине двенадцатого. В последнее время на работе ее преследуют неудачи. Моих «выходок», как она их называет, она не терпит и, когда я говорю ей, что со мной все в порядке и к врачу мне не нужно, верить мне не спешит.

— Грета, — говорю я ей, — я прекрасно себя чувствую.

— Я тебе не Грета, Аза Рэй, — говорит она мне.

— Ты же не называешь меня дочкой, тебе можно обращаться ко мне по имени.

Она принимается отмеривать дозы лекарств, а затем сует мне в рот градусник.

— Ну ладно, дочка, — говорит она с улыбкой, которую я не заслуживаю. Улыбка у моей мамы одновременно и любящая, и обжигающая.

Притвориться, что все нормально, у меня явно не выйдет.

— У тебя температура подскочила до ста двух градусов, — объявляет она. — Вот тебе и твой летающий корабль.

У меня почти всегда температура выше обычного. Я уже давно привыкла и к жару, и к липкой влажности, и к чему угодно. Мама накидывает мне на плечи одеяло, но я поскорее его сбрасываю. (Нет уж, спасибо, этот зловещий предвестник смерти мне ни к чему.) Я натягиваю свою любимую толстовку с капюшоном и миллионом карманов. Звук застегивающейся молнии совсем не наводит меня на мысли о мешках для трупов.

— Аза, успокойся, — говорит мама.

Я с недоумением смотрю на нее:

— Успокойся? Ты это серьезно?

— Успокойся, истериками делу не поможешь. А вот и таблетка.

Не успела она договорить, как таблетка уже оказалась у меня во рту. Она ухитряется скормить мне лекарство еще до того, как я начинаю соображать, в чем дело. Я чувствую себя как собака на приеме у ветеринара. В другой руке у нее стакан, и — хлоп! — я уже запиваю таблетку водой.

Грета — она такая. Действует без промедлений. Какой смысл сопротивляться?

Да и таблетки, похоже, действительно помогают.

Когда мне было два годика, врачи сказали, что в лучшем случае я доживу до шести. Когда мне стукнуло шесть, они сказали, что в лучшем случае я доживу до десяти. Когда же мне исполнилось десять, они вконец растерялись и объявили новую дату: шестнадцать лет.

И вот мой шестнадцатый день рождения уже на носу.

В связи с этим мои родные приняли особые меры на случай, если очередное обращение в больницу станет последним. Чтобы не говорить о вещах, которые никому не хочется обсуждать, мы все их записали. Мама считает, что так нам будет легче справиться с переживаниями.

К примеру, у меня есть письменное извинение от мамы за то, что как-то раз, когда мне было пять лет, она так меня отшлепала, что я начала задыхаться и хрипеть и ненадолго впала в кому. Такие вещи я всегда прощаю. Это пустяки. Но она все равно заставляет меня каждый раз брать это письмо с собой в больницу.

У мамы хранится письменное извинение от меня за все, что попадает под категорию «безжалостного сарказма». У Илай — «За излишнюю стервозность, а также за то, что постоянно обращала все родительское внимание на себя в связи с обострением смертельной болезни, но так и не умирала».

Извинение, адресованное папе, это по большей части «Список вещей, к которым я не проявляла должного интереса. Пункты 1–36».

Вот уже много лет мама совмещает основную работу с одним дополнительным проектом. Она пытается вывести супермышь, которая была бы неуязвима для содержащихся в воздухе токсинов. Прототипом для нее послужила крутая мышь с мутацией дыхательных путей, выращенная в одной чикагской лаборатории. Идея в том, чтобы вывести мышь с мутацией, позволяющей ей закрывать ноздри и хотя бы временно снижать свою потребность в кислороде, а также противостоять опасным инфекционным заболеваниям.

Практическое применение мышь-мутант нашла бы в фармацевтике. Предполагается, что с ее помощью фармацевтические компании смогли бы разработать препарат для людей, неспособных нормально дышать обычным воздухом, то есть для таких, как я. Но есть и другие области применения, и именно благодаря им нашлись люди, готовые финансировать мамины исследования. Если вдруг такая мышь окажется в зоне поражения бомбы с нервно-паралитическим газом, она около часа сможет успешно противостоять его воздействию, а за это время газ, может быть, и рассеется. На первых порах мама любила повторять, что работает над созданием Мышей Икс, обыгрывая название серии фильмов про людей-мутантов.

Но шутка успеха не имела.

Мама не поддерживает ничего, связанного с военными действиями. Она не хотела заниматься подобным проектом, потому что, защищая одних людей (мирных жителей, детей, учителей — любого, кто оказался в зоне военных действий во время химической атаки), ее препарат обезопасил бы и других (скажем, захватчиков, которые распыляют отравляющие вещества в воздух в жилых кварталах).

Из-за этого мама постоянно испытывает внутренние противоречия. Она всего лишь хотела создать что-то наподобие лекарства от астмы, только в более глобальных масштабах — препарат, который помогал бы при любых заболеваниях дыхательных путей: при эмфиземе легких, при астме, при Азе Рэй. А вместо этого ей приходится работать на военных.