На горизонте в колеблющемся мареве сверкнула вспышка. Гелиограф, — подумал он машинально, потом, услышав глухой удар, решил: — Нет, все-таки гроза. Или нет… неужели?

— Вроде бы пушка стреляла?

— Спиритизм, друг мой, а вернее, спиритология, — это не религия, — отрезал Дойл. — Это наука. А что до пушки… Там, на скале, Принстаунская тюрьма. Верно, опять убежал какой-нибудь каторжник. Ничего. — Он любовно похлопал по палке с тяжелым набалдашником в виде оскаленной собачьей головы. — Мы сумеем постоять за себя, верно?

* * *

— Мне это не нравится, Артур. Ты же знаешь!

— Дорогая, — мягко ответил Дойл. — это необходимо.

— И эта женщина мне не нравится, — упорствовала Джин.

— А вот твой брат думает иначе.

— Малькольм, — снисходительно произнесла Джин, — не разбирается в женщинах.

— Сестры всегда так говорят. Ты просто ревнуешь. — Он поцеловал ее в висок. — Как вы себя чувствуете, Мортимер?

Журналист осторожно, боком спускался по лестнице.

— Сегодня болит сильнее, доктор Дойл.

— Так и должно быть. Это от упражнений. По крайней мере, колено, я вижу, начало сгибаться.

— Ну…

— Вы еще поиграете в крикет, друг мой.

— Я не хочу играть в крикет. А, вот и Лили. Здравствуйте, мисс Лодер-Саймонс.

Лили Лодер-Саймонс, высокая, светловолосая, с подвижными нервными руками, вошла в гостиную, быстро прикрыв за собой дверь.

— Я готова, доктор Дойл, — сказала она, не ответив на приветствие. Казалось, она вообще не заметила Мемпеса.

Далеко на континенте, под Ипром, лицом к лицу сходились армии.

* * *

Окна гостиной были плотно зашторены; в темном небе над темной землей, над старой доброй Англией медленно плыл начиненный, точно гигантская рыба — икрой, смертоносными бомбами шестисотфутовый цеппелин…

Одинокая свеча горела посреди стола.

— Мне нужна бумага, — сказала Лили, — много бумаги.

— Это же дом писателя. — Дойл улыбнулся.

— Тогда…

Она закрыла глаза и замолчала. Дойл вновь услышал грохот пушек за проливом; он звучал, как отдаленный гром.

Джин нетерпеливо пошевелилась:

— Я не…

— Тсс!..

Руки Лили Лодер-Саймонс двигались сами по себе.

— Кто здесь? — спросила она низким голосом.

— Бумагу, — прошипел Дойл, — подсуньте же ей бумагу…

— Это…

— Смотри-смотри…

— Кто здесь? Что ты хочешь сказать?

Язычок свечи пластался и плясал, и пальцы яростно царапали бумагу, прорывая ее насквозь.

— Назови первую букву твоего имени. Имя!

Рука отбросила бумагу и схватила следующий листок.

— «Я», — прочитал Дойл. — «Яков»? Нет…

Он подобрал второй листок.

— Я Малк… ска… скажи Джин… я…

— Нет! — отчаянно завизжала Джин, заткнув уши и зажмурившись. — Нет! Она врет! Все врет!

— Убит, — гласил следующий листок.

Мортимер осторожно поддержал миссис Дойл под локоть.

— Пойдемте, сударыня.

Белая рука продолжала писать. Слепые глаза неподвижно уставились на пламя свечи, и оно трепетало под этим взглядом.

— Атака… захле… Со… Сомма… Скажи Артуру.

— Что? — Лист бумаги трепетал в руках у доктора, точно белая ночная бабочка — Что ты хочешь мне сказать? Малькольм? Малькольм, это ты?

— Сомма, — крупными буквами было выведено на бумаге.

Рука продолжала скользить по последнему уцелевшему листку все тише, тише…

— Я дал ей камфарные капли, — сказал Мортимер, появившись в дверях, но она…

Лили приходила в себя. Она несколько раз моргнула, увлажняя пересохшие глазные яблоки.

— Получилось?

— Да, Лили. — Рука Дойла разглаживала последний лист бумаги. — Получилось. Но…

— Что? — Бледная худая рука вцепилась в его запястье. — Что, мистер Дойл? Где Джин?

— Когда вы последний раз получали письмо от Малькольма?

— Три дня назад. Они стояли под Ипром. Что?

Она в упор посмотрела на него. В расширенных глазах отражалось пламя свечи.

— Малькольм? Нет!

— Похоже на то, мисс Лодер-Саймонс. Если только…

— Если?

— Если вашим посланиям можно верить.

Она покачала белокурой развившейся прической.

— Не моим, доктор. Их посланиям. О да, им можно верить. Малькольм, боже мой, Малькольм…

Она провела рукой по глазам и неверной походкой направилась в ту сторону, куда ушла Джин.

— Они были помолвлены. Она и он, — грустно заметил Дойл. — Но я не понял. Сомма… передай Артуру… что? Если бы я мог…

Из дверей доносились сдавленные рыдания.

— Джин плачет, — тихо напомнил Мемпес.

— Да, но ведь… Мертвые живут. То есть… он говорил с нами!

— Вы уверены, сэр? Это было так… невнятно.

— Проклятье! — Дойл сердито стукнул могучим кулаком по столу. — Послания приходят, но такие запутанные. У Лили тоже погиб брат, вы знаете? Словно тысячи их толпятся у двери, пытаясь пробиться к родным и близким! Вот если бы я мог получить окончательное, достоверное подтверждение.

В соседней комнате на диване, обнявшись, рыдали женщины.

— Мне бы не помешала выпивка, — сказал Мортимер.

* * *

— Все верно. — Дойл болтал в чашке серебряной ложечкой, размешивая сахарин. — Сомма… Рыбаки на побережье уверяют, что слышат грохот канонады там, за проливом.

— Иллюзия, — жалобно сказала Джин. — Они просто напрягают слух, слушают, слушают…

— И рано или поздно начинают слышать. А это значит — самое время для сеанса. Позови секретаря, дорогая. Я напишу Лили. И скажи горничной, пусть приготовит ей комнату.

— Нет! — Джин вскочила, отбросив стул. — Нет, Артур…

— Но, дорогая, — мягко сказал Дойл, — это же элементарный эгоизм. Женские страхи. Ты представляешь, как важно для тысяч людей узнать…

— Я ничего больше не хочу знать. — Она зажала уши руками и топнула ногой. — Я не позволю… Это словно… словно один зовет за собой другого! Сначала Малькольм. Потом Дик… Потом… кто еще, Артур? Этот милый молодой человек, муж твоей сестры? Все, кого мы любим! Все. Словно чья-то рука шарит в толпе и выхватывает их по одному… Артур, а ведь там еще Иннес! И Кингсли!

Дойл расстегнул воротник.

— Под Ипром, — сказал он самым рассудительным голосом, — погибли тысячи. Тысячи гибнут на Сомме. Это просто… статистика.

— Я не хочу такой статистики! Я не хочу!

— То, что я делаю, — это для них. Для погибших. Для их близких.

— Это не для них, Артур. Это для кого-то другого. Ты делаешь все это для кого-то другого.

— Ты просто напугана. И расстроена. Добрый день, Джереми.

— Добрый день, мистер Холмс, — сказал почтальон. — То есть я хотел сказать, доктор Дойл. Сегодня много писем.

— Вот видишь! Это от тех, кто… от тех, кто потерял близких на этой войне. Миссис Лорри из Гемпшира. Фермер из Суррея. Кстати, Мортимер сейчас там, ты знаешь? Поехал навестить эту несчастную семью. Они пишут, что теперь, когда знают, что смерти нет, что их близкие с ними…

— А это что за письмо, Артур? — странным голосом спросила Джин. — Нет, погоди, не открывай, оно мне не нравится. Дай, я…

— Ну что…

Ножичек с костяной ручкой упал на скатерть. Следом за ним на стол спорхнуло письмо.

— Иннес, — прошептал доктор Дойл побелевшими губами.

— Я же говорила, Артур. Я же говорила.

— Но он же… демобилизован по здоровью.

— Война везде, доктор Дойл, — виновато сказал почтальон. — Она настигает их, даже когда они далеко.

Дойл встал и застегнул жилет.

— Джереми, — сказал он очень спокойно, — погоди, я сейчас напишу письмо мисс Лили. Сегодня вечером будет сеанс.

— Доктор Дойл, — нерешительно прошептал почтальон. — Я думал, вы знаете. Мисс Лодер-Саймонс… в утренних газетах…

— Что?

— Она умерла, доктор Дойл. Такая молодая. Такая красивая…

* * *

— Вы правы, сэр Редьярд. Прогресс, вот что мы им несем. Вот именно, прогресс. Мы пришли в Индию и расправились с чертовыми тугами. Индусы благодарили нас со слезами на глазах. В Конго мы уничтожили этих их ужасных колдунов.

— Насчет Конго, мистер Мемпес, я бы не стал говорить с такой уверенностью. То, что там творили бельгийцы… Естественно, туземцы стали искать защиты у местных шаманов. Знаете, там с белыми людьми порой случались странные вещи.

В пабе на Флит-стрит было людно, полутемно и душно. Мортимеру казалось, что самый воздух мерцает у него перед глазами: свет-тьма, тьма-свет…

— Зло нельзя истребить совсем, мистер Мемпес. Оно просто принимает иные формы. Взять, к примеру, ту же Преторию, мы воевали с бурами, буры с нами. Но ведь были еще зулусы. И вот они-то воевали со всеми. В конце концов, это их земля. Я слышал историю про какого-то сержанта, Хопкинса, кажется… ну, просто сержант Ее Величества. Он застрелил зулуса просто так, на глазах у всей деревни. Жара, понимаете. Все из-за жары. И тогда местный колдун… они как-то связываются между собой, эти колдуны, неведомым нам способом.

— Как гелиограф?

— Да. Что-то вроде гелиографа. Наверное. Так вот, сперва начинают стучать барабаны. Их даже не слышно — артиллерия бьет громче. Но они стучат. Стучат. Долго. Ночь за ночью. И в конце концов…

— Что? — прошептал Мортимер.

— Приходят земляные духи.

— Демоны? — Мортимер помахал рукой, подзывая бармена.

— Нет, просто духи. Бесформенные тупые духи. Они питаются астральными телами, понимаете? Астральными телами умерших. Они занимают астральное тело, пока физическое тело еще теплое. Прихватывают обрывки памяти, сны, мечты. И они умеют плодиться, мистер Мемпес. Они идут по путеводной нити любви, идут и находят близких покойного. И занимают их астральные тела. И так дальше, дальше, пока нить не оборвется. Этот сержант вскоре погиб, конечно. Кажется, от тифа. Там разразилась эпидемия тифа, в Претории. И я вот думаю, не умер ли кто из его родни, — здесь, на Острове. Готов поставить свои часы против этой вашей трости.