— Надо мной все смеялись…

— Над тобой никто не смеялся, — возразил Озанна. — Твои хохотушки подтрунивали над жонглером. Бедняга ждал одобрения, а ты его и словом не одарила.

— Я не подумала.

— Да пес с ним. Не прячь в дороге лицо с особым рвением, иначе будет подозрительно.

Ножницы предназначались для шевелюры принца. В детстве оба они, Ода и Озанна, ходили золотоволосыми. С возрастом локоны Оды стали еще светлее и тоньше, как пух, а Озанна потемнел и по придворной моде отрастил вьющиеся кудри ниже плеч. Теперь его густой русый волос уменьшал их сходство, что было хорошо, но делал его почти отражением молодого Оттава I, отчеканенного на монетах и написанного на множестве портретов. И вот это было плохо.

Священник лязгнул ножницами.

— Мой принц, вас надобно сделать братом-защитником, извольте подставить ваше высокородное чело, — весело позвал Джонат, похлопав по табурету.

— Ох, настала моя пора капризничать и сокрушаться о внешности, да, Ода? — Озанна задорно ей подмигнул и проследовал к табурету. — Потрудитесь постричь меня пристойно.

— Я не цирюльник, но простому ремеслу обучен, мой принц, — хохотнул брат Джонат и, чтобы сделать линию среза ровной, надел на голову Озанны горшок.

На следующий день ожидалась коронация Ги. Лучшее время для побега близнецов, пока столица будет куролесить в гуляниях. Засветло люди начали собираться близ центральной площади, а к обеду там уже шумела толпа. В часовню ворвался переполошенный брат Джонат. Он прикрикнул:

— Резво, резво, собирайтесь!

— Что стряслось? Я полагал, мы не выступим до темноты, — растерянно ответил Озанна.

— Ваш брат пожелал короноваться в соборе! — бушевал священник.

— Без крыши? Разве позволено? — спросила Ода.

— А кто ему запретит? — с сожалением произнес Джонат. — Моя дама, поторопитесь, прошу! Вот-вот могут явиться гвардейцы.

— Нам сейчас не покинуть город. — Уже и Озанна стал заметно переживать. — Покуда ГиЙомма не окажутся во дворце в безопасности, на каждом углу найдется по стражнику.

— Верно, верно говорите, — согласился Джонат и нервно закивал. — Переждете в толпе, а потом с нею же покинете город. Не уходите первыми, но и не задерживайтесь.

— Озанна, я боюсь, — сказала Ода.

— Не стоит, Ода. — Он отложил сборы и поспешил обнять сестру. — Брат Джонат мудро рассудил. Среди ротозеев легче потеряться и улизнуть.

Ода подняла глаза, от страха ее зрачки расширились, почти скрывая черным зевом синеву глаз. Но Озанна держал ее за руку, выводя из часовни, и всю дорогу не отпускал. Ги не заставил себя долго ждать. За ним верхом и пешком следовал весь двор. Озанна тянул шею, выглядывая мать.

— Спрячься, не усердствуй! — одернула его Ода.

Они цеплялись друг за друга, словно были неделимыми близнецами, как Ги и Йомма. Когда те проходили мимо, Озанна и Ода склонились. Церемония длилась долго, но простолюдинов и близко к собору не пустили. В недостроенной арке на ступенях показался Ги в короне, и все вновь опустили головы, даже Йомма. Ги что‑то говорил, но Озанна и Ода его не слышали, так далеко стояли. Впрочем, весть не задержалась на пороге собора, крикливые глашатаи понесли ее в народ. Наконец один из них дошел до переулка, где стояли, потупив взор, принц с принцессой.

— Именем короля Ги I, Дама его охрани! Слушайте, все слушайте волю Его Величества Ги! — горланил глашатай. — В ночь смерти покойного короля Оттава I пропала без вести принцесса Ода, любимая сестра нашего государя. По словам свидетелей, ее вероломно похитил изменник Озанна, ныне лишенный всех титулов и доходов. Сей предатель, пожелавший учинить смуту во время траура, объявлен врагом короны, и за него, живого или мертвого, назначена награда, исчислимая его бывшими землями в Вале.

Озанна даже среди ропота и общего негодования услышал, как шумно всхлипнула Ода. Она уткнулась носом в его плечо, а он попросил ее:

— Тише, тише.

Но глашатай продолжил с большим старанием, чтобы пересилить гвалт:

— В честь коронации Его Величество Ги I дарует помилование каждому осужденному, который поклянется, что не будет знать другого дела, кроме поисков изменника Озанны! А с благородных людей в отношении сего предателя сняты оковы рыцарства!

— Слышишь? — тихо хныкнула Ода, вцепившись в его балахон.

Но Озанна только крепче сжал ее ладонь. Он вытянулся, как тетива, которая вот-вот сорвется и выпустит остроту:

— Как же он меня боится.

— Ги?

— Ферроль, — шепотом ответил Озанна.

Народ полнился пересудами, и зычная речь глашатая все глубже утопала в них. Но напоследок он объявил:

— Отныне же никак иначе не именуется сей презренный человек, кроме как Озанна Ужасный!

Последние строки послания Ги эскалотцы встретили хохотом и тычками глашатая.

— Да уж покраше с личика будет, чем наш король! — громко выкрикнула какая‑то старушка в паре шагов от Озанны, отчего тот еще больше напрягся.

— Ты его, что ль, видала? — спросил мужик.

— Видать не видала, но даже твоя рожа милее королевской!

Их площадная перепалка встретила новую волну смеха, и оскорбленный, но напуганный глашатай шустро удрал. Озанна и Ода еще какое‑то время бесцельно бродили по округе, а как начало смеркаться, двинулись к воротам. Окраины Эскалота не ограждали крепостные стены, в которые был заключен его центр, но искусственный канал, вырытый вокруг два столетия назад, оставил только три выхода — по двум мостам и переправе. Близнецы медленно двигались в очереди, но внезапно Озанна как бы невзначай развернулся и потянул за собой сестру.

— Что такое?

— На посту дворцовая стража. Специально их поставили, чтобы могли нас распознать.

— О Дама, к другому выходу?

— Да.

Пока они шли и ждали своего череда, на улицах совсем стемнело. Ода потянулась к уху Озанны и прошептала:

— Если придется спешно решать, ты меня оставь, ладно?

— Глупости не городи, — бросил Озанна, даже не повернувшись к сестре.

— Он меня не убьет, — настаивала Ода, и тогда Озанна встретился с ней глазами. — А тебе нельзя попадаться.

— Пустой и противный разговор.

— Нет, пообещай. — Она дернула его за рукав и еще приблизилась, чтобы понизить голос. — Ты единственный сможешь добраться к Годелеву и просить помощи.

— Посмотрим, — смазанно ответил Озанна, не желая обсуждать то, от чего у него сжималось сердце.

Очередь у дальних ворот продвигалась медленнее: на востоке пролегла развязка торговых дорог, и большинство купцов прибывало и отбывало отсюда. Озанна тешил себя надеждой, что дворцовую стражу поставили к западному мосту, потому что знали, что беглецы сразу пойдут в Горм. Издали завидев незнакомые лица под мерцающими в свете факелов шапелями, Озанна выдохнул. Когда пришла пора, он стиснул пальцы Оды и уверено двинулся к воротам, но стражник остановил их. У Озанны дух зашелся, но солдат лениво сказал:

— Сюда с телегами и скотиной. Пешие в левую очередь! — Он махнул рукой, отгоняя принца.

Озанна безропотно повиновался и повел Оду. Пропустив вперед семью с выводком детей разного возраста — от младенцев до юнцов, — Озанна взглянул на стражника. И узнал его. Ода поняла это по глазам брата и постаралась отойти, но он сквозь зубы процедил:

— Не суетись.

Он сделал уверенный шаг вперед, солдат поднес факел так, чтобы рассмотреть его: видимо, у них имелся приказ пропускать молодые пары с особым вниманием. По его изменившемуся лицу Озанна все понял. Но сам стоял, непоколебимый, будто принцу совсем ничего не стоило спокойствие. Ода прижалась к нему всем телом, безмолвно заверяя, что уходит с братом по доброй воле. Озанна не знал, что видит перед собой стражник: человека или его феод в Вале. Он знал лицо гвардейца, но не знал натуры — ни разу с ним словом не обмолвился. Солдат отступил, пропуская принца.

— Что у тебя? — спросил еще один дежурный, заметив заминку.

— Да ничего! Сил уже нет! Подмени, пока я в штаны не обмочился.

— Вали давай! — гоготнул второй. — Не хватало до смены еще…

Конец шутки близнецы не услышали, так второпях покидали город. По земле ползли теплые точки горящих факелов и словно отражались в небе холодными мушками. Звезд в ту ночь светило немерено, словно все они пришли поглазеть, какие дела творились в старом Эскалоте. И Озанна не сомневался, их это изрядно забавляло.