По правде говоря, я был порядком измотан: волнения и тревоги минувшего дня сказались как на моем душевном, так и телесном состоянии, и голова гудела от вина, которого я так давно не пил.

— Честное слово, сейчас бы я предпочел сон чему угодно, — признался я. — Но как быть с моей комнатой?

— Об этом позаботится Амиэль — давайте его попросим. — Он нажал кнопку звонка, и в тот же миг явился его слуга.

— Есть ли комната для мистера Темпеста?

— Да, ваше превосходительство. Номер почти напротив комнат вашего превосходительства. Не так благоустроен, как хотелось бы, но я сделал все возможное, чтобы там можно было провести ночь.

— Большое спасибо! — сказал я ему. — Очень вам обязан.

Амиэль почтительно поклонился.

— Спасибо вам, сэр.

Он удалился, и я собрался пожелать хозяину спокойной ночи. Он сжал мою протянутую руку и задержал ее в своей, загадочно глядя на меня.

— Вы нравитесь мне, Джеффри Темпест. И поскольку вы мне нравитесь, а также потому, что я вижу в вас задатки чего-то большего, чем обыкновенная земная тварь, я сделаю вам предложение, которое, быть может, покажется вам необычным. Вот его суть — если я вам не нравлюсь, скажите об этом немедля, и мы расстанемся сейчас, не узнав друг друга ближе, и я постараюсь больше не вставать на вашем пути, если только вы сами не захотите этого. Но если я пришелся вам по душе, если вы находите в моем нраве или складе ума нечто близкое вашей натуре, пообещайте мне, что на какое-то время станете мне другом и товарищем — скажем, на несколько месяцев. Я введу вас в высший свет, познакомлю вас с прекраснейшими женщинами во всей Европе, равно как и с самыми блистательными из ее мужей. Я знаю их всех и верю, что могу быть вам полезен. Но если в вашей душе есть хоть малейший след неприязни ко мне, — тут он ненадолго умолк, и затем заговорил вновь с необычайной серьезностью, — тогда, во имя Всевышнего, дайте ей волю и отпустите меня — ибо, клянусь не шутя, что я не тот, кем кажусь вам!

Я был решительно поражен переменой его облика и еще больше — тем, как прозвучали его слова. На мгновения меня одолели сомнения — если бы я только знал, что в тот самый миг решалась моя судьба! Он был прав — мимолетная тень недоверия и отвращения к этому удивительному и такому циничному человеку в самом деле промелькнула в моей душе; видимо, он догадывался об этом. Но теперь всяческая подозрительность рассеялась, и я снова горячо сжал его руку.

— Мой дорогой друг, ваши предостережения запоздали! — удовлетворенно ответил я. — Кем бы вы ни были и кем бы себя не считали, вы так близки мне по духу, насколько это возможно, и я считаю невероятной удачей знакомство с вами. Мой старый друг Кэррингтон в самом деле оказал мне хорошую услугу, сведя нас вместе, и смею заверить вас, что стану гордиться нашей дружбой. Мне кажется, вы с завидным упрямством хулите самого себя — но вспомните старинную пословицу: «Не так страшен черт, как его малюют».

— И это так! — мечтательно прошептал он. — Бедный дьявол! Его прегрешения, без сомнений, преувеличены святошами! Так значит, мы станем друзьями?

— Надеюсь! Я не нарушу договор первым!

Его черные глаза смотрели на меня задумчиво, но в них блуждала улыбка.

— Слово «договор» мне нравится, — сказал он. — Значит, мы будем считать это договором. Я хотел помочь вам улучшить ваше материальное положение — теперь в этом нет нужды, но думаю, что смогу помочь вам выбиться в свет. Найти любовь — разумеется, вы обретете любовь, если уже не полюбили кого-то — я прав?

— Не полюбил! — быстро и искренне ответил я ему. — Мне еще не доводилось встречать женщину, что соответствовала бы моим представлениям о красоте.

Он разразился хохотом.

— Клянусь, нахальства вам не занимать! Значит, вам нужен идеал красоты, и ничего кроме? Друг мой, не забывайте, что, хотя вы неплохо сложены и вполне хороши собой, вы далеко не лучезарный Аполлон!

— Это не имеет ни малейшего отношения к делу, — возразил я. — Мужчина должен тщательно выбирать себе жену в угоду собственным потребностям, так же как лошадей или вино — не признавая ничего, кроме совершенства.

— А женщина? — спросил Риманез, и глаза его весело сверкнули.

— У женщины нет права выбирать, — ответил я с удовольствием, так как давно вынашивал эту мысль, желая с кем-нибудь ей поделиться. — Она должна сочетаться браком при любой возможности, чтобы ее обеспечивали. Мужчина всегда остается мужчиной — женщина лишь его придаток, и, не будучи красивой, она не может претендовать ни на его любовь, ни на его поддержку.

— Верно! Совершенно справедливое и логически обоснованное наблюдение! — воскликнул он с необычайной серьезностью. Сам я ничуть не симпатизирую новомодным идеям, касающимся женского интеллекта. Женщина — не что иное, как самка человека, вместо души в привычном понимании у нее есть лишь непроизвольное отражение мужской души; за неимением логики она неспособна формировать верное мнение о чем бы то ни было. Вся мошенническая религия держится на этих истеричных созданиях, незнакомых с математикой. Любопытно, что, будучи столь ничтожными, они умудрялись сеять столько несчастий по всему свету, расстраивать замыслы мудрейших правителей и их советников, которые, будучи мужчинами, должны были бы подчинить их себе. А в наши дни они стали совершенно необузданными.

— Это скоро пройдет, — небрежно бросил я. — Всего лишь очередное модное поветрие, а поддерживают его только те женщины, которых никто не любит и которых не за что любить. Женщины мало меня заботят — сомневаюсь, что я вообще когда-либо женюсь.

— Что ж, времени у вас предостаточно, а между прочим вы можете развлекаться в обществе красавиц, — сказал он, пристально глядя на меня. — Меж тем, если вам угодно, я покажу вам ярмарки невест всего мира, хотя самая большая из них, конечно же, находится в этой столице. Нас ждут крайне выгодные сделки, мой дорогой друг! Прекрасные блондинки и брюнетки нынче необычайно дешевы. Мы займемся этим на досуге. Рад, что вы решили стать моим товарищем — я горжусь этим, должен заметить, я чертовски горд и не навязываю свое общество никому из тех, кто желает от меня избавиться. Доброй ночи!

— Доброй ночи! — отозвался я. Мы вновь пожали друг другу руки, и в этот самый миг внезапная вспышка молнии озарила комнату, и вслед за тем послышался чудовищный раскат грома. Свет погас; лишь отблески пламени плясали на наших лицах. Я был слегка напуган и растерян, но князь и бровью не повел, а его глаза сверкнули во мраке, совсем как кошачьи.

— Ну и буря! — весело заметил он. — Гроза зимой — дело необыкновенное. Амиэль!

Вошел слуга, чье зловещее лицо в темноте напоминало бледную маску.

— Лампы погасли, — заявил его хозяин. — Очень странно, но цивилизованное человечество до сих пор не научилось как следует управляться с электричеством. Можешь привести все в порядок, Амиэль?

— Да, ваше превосходительство.

И в несколько мгновений, благодаря некоей ловкой манипуляции, невидимой глазу и непонятной мне, лампы в хрустальных светильниках снова зажглись ярким светом. Где-то высоко снова раздался оглушительный громовой раскат, и с неба хлынул дождь.

— В самом деле, погода для января весьма примечательная, — сказал Риманез, снова протянув мне руку. — Доброй ночи, мой друг! Крепкого вам сна.

— Если на то будет воля разгневанной стихии! — с улыбкой ответил я.

— Забудьте о стихиях. Человечество почти подчинило их своей воле, и вскоре возобладает над ними, так как постепенно начинает понимать, что никакое божество не способно помешать его планам. Амиэль, проводите господина Темпеста в его номер.

Амиэль подчинился, пересек коридор и открыл передо мной дверь в большую, богато обставленную комнату, где ярко горел камин. Едва я вошел, меня обдало уютной волной тепла, и я, с самого детства не видавший подобных удобств, почувствовал, как меня наполняет ликование перед лицом столь внезапно улыбнувшейся мне удачи. Амиэль почтительно ждал в стороне и, как мне казалось, поглядывал на меня с насмешкой.

— Угодно ли вам что-нибудь, сэр? — обратился он ко мне.

— Нет, благодарю вас, — ответил я, стараясь придать голосу оттенок беспечности и снисходительности, так как чувствовал, что этого человека стоит держать на коротком поводке, — вы были так обходительны, и я не забуду этого.

На его лице мелькнула тень улыбки.

— Весьма признателен вам, сэр. Спокойной ночи.

И он удалился, оставив меня в одиночестве. Я принялся мерить комнату шагами, словно во сне, пытаясь сосредоточиться и все обдумать — обдумать невероятную череду событий минувшего дня, но голова моя все еще была окутана туманом, сквозь который проступал единственный яркий образ — моего нового друга, Риманеза. Его невероятно привлекательная внешность и манеры, его причудливый цинизм, смешанный с иными, более глубокими убеждениями, еще неведомыми мне, незначительные, но примечательные особенности его поведения и юмора не давали мне покоя, неразрывно сливаясь со мною самим и обстоятельствами, в которых я находился. Я разделся у огня, сонно прислушиваясь к шуму дождя и печальному эху уходившей вдаль грозы.