Ну почему так грустно? Почему? Человеком Ника была ровным, без рефлексий. Переменами настроения не страдала. Ну и вообще считалось, что у нее прекрасный характер. Что это с ней? Да, погода сущее барахло. Да, она была не права. Но все равно за окном Венеция и они вместе, только вдвоем! Илюшка, родной и любимый, рядом — ну что еще надо?

Спать, спать. А что еще делать?

Проснулась она в следующий раз, оттого что услышала тихий, приглушенный разговор — его голос доносился из ванной. Осторожно, боясь, что заскрипит старый рассохшийся пол, подошла к двери — всего-то полтора шага. И замерла, превратившись в сплошное ухо.

Да, нехорошо. Да просто отвратительно, что уж тут! Ее воспитывали совсем иначе: Ника никогда не залезала к нему в телефон, не заглядывала в его ежедневник. Никогда, честное слово! Никогда не интересовалась подробностями его семейной жизни. Нет, кое-что, разумеется, знала: женат он пятнадцать лет, на одногруппнице, первая любовь. Через два года после свадьбы у них родился сын, через четыре родители построили им кооператив. Ну а дальше — гарнитур, автомобиль. Одним словом, семья. Жили по-разному, в том числе и материально, бывали и тяжелые времена.

Но он сумел сделать карьеру, создал на паях консалтинговую компанию, раскрутился и стал обеспеченным человеком. Все сам, все один, без чьей-либо помощи. Жить стало веселее — появились деньги.

Про его жену знала только, что ее зовут Татьяной. Про сына чуть больше — мальчик Ваня, лентяй и обалдуй. Нормально, сейчас они все такие. Да, есть еще теща, Виолетта Леопольдовна. Как имечко, а? Леопольдовна занимается отпрыском, кажется, больше, чем мама. Мама типа работает — впечатление именно такое, именно типа. Три раза в неделю эта Татьяна в юридической компании товарища своего мужа консультирует граждан по вопросам разводов. И, скорее всего, особо не утруждается. Но это не наше дело, как говорится. Хотелось бы Нике одним глазком взглянуть на эту Таню, законную, так сказать? На этот вопрос ответить сложно. И да, и нет. Да, потому что любопытно. Нет, потому что страшновато. А вдруг этот юрисконсульт окажется писаной красавицей, а значит, шансов на то, что он в один прекрасный день с ней разведется, совсем нет?

Говорил он тихо, и слышно было отвратительно. Но вдруг повысил голос:

— Поезжай с бабушкой! Поезжай с бабушкой, я тебе сказал! Свинья ты, Иван! Мать неделю в больнице, а ты…

Ника отпрянула от двери. Выходит, его жена неделю в больнице, а он уехал с любовницей развлекаться, шляться по ресторанам, любоваться красотами, валяться в постели.

Сердце часто забилось, и она, как учила мама, сделала три глубоких вдоха и выдоха. И немедленно юркнула в постель — спит она, спит, не просыпалась.

Илья еще долго не выходил из ванной, и Ника почувствовала запах табака и очень удивилась: курить Илья бросил пару лет назад и теперь хватался за сигарету крайне редко, при очень сильном волнении.

Вышел, не глянув на нее, подошел к окну, стоял долго, минут десять, и наконец обернулся.

Ника потянулась, делая вид, что просыпается.

Открыла глаза и улыбнулась:

— Привет.

Дуться и обострять ситуацию не хотелось — ему и так сейчас невесело.

Илья молчал, внимательно разглядывая ее, напряженно о чем-то думая.

Или ей показалось?

Наконец спросил:

— Ну что, выспалась? Может, закажем ужин? Очень хочется есть.

Ника обрадованно закивала и стала внимательно изучать меню.

Салат капрезе, прошутто, чиабатта и бутылка красного вина.

Легко и изысканно.

Перекусили, и Илья, молчаливый и раздраженный, опять включил телевизор.

Ника уютно пристроилась у него на плече. Он чуть приобнял ее, но она видела, чувствовала, что он не здесь, далеко. Что же, все понятно, если дома такие дела. Но почему он уехал с ней в Венецию, а не остался в Москве?

Так и уснул, «безо всяких там домогательств», как грустно пошутила про себя Ника. Ей не спалось. Понятное дело — выспалась. И снова крутила все в голове — Илья не остался с больной женой. Уехал с любовницей. Сволочь? Ну, наверное, да. Впрочем, может, с женой не так все и страшно. Хотя вряд ли ложатся в больницу по пустякам.

Илья так любит ее? Так любит, что поехал с ней, а не остался, несмотря на проблемы, дома? Так любит и так дорожит, что боится ее огорчить, зная, как долго Ника мечтала об этой поездке? Нет, вряд ли — она хорошо его знает. Вряд ли он так боялся ее расстроить.

Ведь отменялись же несколько раз поездки и рушились планы, когда были сложности на работе? Выходит, эта законная просто его мало волнует и ему на нее наплевать? Но он же живет с ней, не уходит! И все-таки она его жена, мать его сына. И человек в беде, в больнице. А он — здесь. С ней. С любовницей.

«Да какое мне до всего этого дело? — Ника попыталась уговорить себя саму. — Какое мне дело до этой Татьяны-юрисконсульта, этого мальчика Вани и этой, по всей видимости, совсем непростой Виолетты Леопольдовны? Я и они — две параллельные жизни, параллельные и не пересекающиеся! Конечно, мне его жалко. Настроение у него хуже некуда. Из-за болезни жены или из-за черствости сына? Ладно, проехали, — продолжала себя уговаривать она. — Это не мое дело. Я здесь, в Венеции! И Илья рядом со мной. Со мной, а не с ней, между прочим. И нечего думать о чужих людях».

Но почему она не ликует по этому поводу? И почему же ей стало еще тоскливее, еще муторнее? Почему на сердце так скребутся противные кошки?

Дождь моросил всю ночь без остановки. В пять утра она все же уснула. Проснулась от шума воды — Илья был в ванной.

Подскочила к окну: да, снова дождь. Свинцовое небо затянуто плотно, без щелочки просвета. Впрочем, по прогнозу было именно так. А Ника так надеялась, что метеорологи, как всегда, ошибутся!

Илья вышел из душа и улыбнулся. Слава богу!

— Ну что, детка, как настроение? Планы такие — плотный завтрак, много черного сладкого кофе. Десерт, если желаете. Ну а дальше, милая, в номер. Увы! Кстати, ты, детка, не разболелась?

— Как видишь, цела. Я пойду гулять. Не могу сидеть здесь, в номере! Когда за окном…

— Ясно, — перебил ее он. — Бунт на корабле продолжается. У тебя, случаем, не ПМС? Ну что ж, твой выбор! — И усмехнулся: — Мы свободные люди!

— Я — точно! — не удержалась Ника.

Илья, кажется, разозлился. «Ну и черт с тобой, — подумала Ника. — Целый день в номере — ну уж нет, извините! Смотреть «Планету животных», эти кровавые страсти? Правильно сказала — я свободный человек. В отличие, кстати, от него самого!»

Ника быстро оделась, подкрасилась и у двери обернулась:

— Не волнуйся, я перекушу по дороге!

— А я и не волнуюсь, — не поворачивая головы, равнодушно ответил Илья и повторил: — Хозяин барин.

Ника зашла в обувной магазин — благо, совсем рядом, за углом, — и купила резиновые сапоги ярко-красного цвета, с золотистой шпорой на пятке. Там же — зеленый дождевик, других, увы, не было.

Глянула на себя в зеркало: ну чисто попугай! «Ну что ж теперь вперед! — сказала она себе и бодро шагнула на улицу, повторяя: — Теперь не страшны нам ни буря, ни ветер!» Только бы не заплакать. Правда, слез ее никто бы и не заметил — дождь лил беспрестанно, и капли воды попадали на лицо. Прохожих почти не было, да и кому до нее дело — бредет какая-то сумасшедшая в красных сапогах с золотой шпорой и в ярко-зеленом плаще.

«Нет, все понятно, — снова размышляла Ника. — Настроение у него отвратное. Жена в больнице, сынок, как всегда, чудит. Ну и вдобавок — погодка нашептывает. И тут я со своими обидками и выпендрежем. К чему он, надо сказать, не привык. Я ведь всегда была для него отдушиной, утешительницей, тихой радостью, как он говорил. И раньше казалось, что моя тактика — единственно правильная: там — скандалы, здесь — благостная тишина. Там — попреки и претензии, здесь — восхищение и благодарность. Там — бесконечные требования, в том числе — и материальные. А здесь… Здесь — ничего! Ни разу, за все долгие восемь лет, я не намекнула ему о своих проблемах! А они, разумеется, были. И разного, надо сказать, калибра. Но всегда справлялась сама».

Нет, жадным Илья не был — ни-ни! На духи, билеты в театр, совместные поездки, какую-то недорогую ювелирку денег никогда не жалел. Но ни разу не спросил, нужны ли ей деньги. Ни разу. Даже когда болела мама. А расходы там были ого-го. Ничего, взяла кредит. Справилась.

Наверное, хорошо, что не предлагал ей денег, — ее дурацкая щепетильность, их семейная щепетильность, возведенная в немыслимый ранг, все равно не позволила бы их принять. Да Ника бы сошла с ума, если бы пришлось взять у него деньги.

Подружки смеялись и считали ее полной дурой. Любовник? Да это его прямые функции и обязанности! Тем паче что Илья — человек, по нынешним временам, состоятельный.

Но было так, как было.

Обид на него у нее точно не было. На фоне «чудесного» настроения вспоминались и другие вещи, куда более важные.

После полутора лет их страстного романа Ника залетела. Терзалась, сказать ли Илье. Боялась его реакции. Подруги уговаривали ребенка оставить: «Тебе к тридцати, чего ждать? Увидишь, уйдет из семьи! Или не уйдет, но точно не бросит. Поможет ребенка поднять».