Мария Некрасова

Экстремальные каникулы

Глава I

Каникулы у черта на куличках

«Только чокнутый самоубийца может поехать на летние каникулы с тетей Музой. Представьте: у самого синего (пардон, Черного) моря, ни ванной, ни телика, ни холодильника; до ближайшего человеческого жилья сорок минут пешком или час на машине! А теперь уезжаем еще дальше, вообще к черту на кулички…» — Тонкий трясся на заднем сиденье тетиного «жигуля», разглядывая одинаково сухие кустики бессмертника за окном. Иногда он якобы случайно пихал бедром Ленку. Обычно сестренка не терпела фамильярностей, но тут понимала: дорога горная, крымская, вся из глины и песка, дрянь в общем, а не дорога. Станешь возникать — братец отмажется только так. Иногда для порядка она тоже пихала Тонкого в бок, шипела: «Ну Сань!» — или нарочито ворчала:

— Когда ж приедем-то?

Тетя Муза сидела за рулем, место рядом с ней пустовало, толкать ей было некого, и поэтому она одна сохраняла оперскую невозмутимость.

— Приедем, когда закупим продуктов и подыщем подходящее местечко, — отвечала она, не уточняя, когда именно это будет, может, через час, а может, к концу недели.

Тетя — старший оперуполномоченный — это что-то. Лучше тигренка завести. По крайней мере, знаешь, чего от него ждать, да и в клетке запереть можно. Этим летом в Крыму тетя (не без помощи Тонкого, разумеется) разоблачила банду браконьеров. Местные власти были благодарны и ей, и Сашке, а вот бабульки из ближайшей деревни, куда Тонкий ходил за фруктами, стали обходить тетю десятой дорогой (мало ли что). И фруктов больше не продавали.

Толстый, как всегда, сидел у Сашки на плече и щекотался усами. Он тоже внес немаленькую лепту в раскрытие дела браконьеров, но деревенские бабульки боялись его только за то, что он — крыса. Толстому норовили подкинуть крысиного яду, да еще подстрекали своих внуков устраивать по ночам крысиную охоту.

Всю еду и пресную воду давно оприходовали наглые ежики. Они приходили в палатку по ночам и, нисколько не стесняясь спящих хозяев, поедали все, что находили съедобным. Остался только бензин.

Тетя Муза лихо выкручивала руль по ухабистой горной дороге:

— Закупимся в городе и поедем искать другое место, чтобы никаких старушек вокруг.

Тонкий попытался представить себе такое место в Крыму: море, горы, поля… И ни души! Благодать! Если не считать, конечно, тети Музы. Собственно, Тонкий и уговорил тетю переехать подальше, потому что боялся за верного крыса. Он понимал, что тетя здесь ни при чем, но все равно злился.

— Как без старушек-то? — ворчал он со своего заднего сиденья. — Что ли, как робинзоны будем жить натуральным хозяйством? Или каждый день в город мотаться два часа?

— Нам через неделю уже в Москву, — отрубила тетя. — Закупим продуктов побольше — и все дела. А если не хватит — сходишь пешочком.

Тонкий прикусил язык. Для тех, кто не знает тетю Музу: про пешую прогулку до города она не шутила.

За окном пробегали чинары. Ленка злобно вертела в руках бесполезный плеер — батарейки давно сели, и чудо техники могло быть использовано только в качестве кирпича для их будущего робинзонского домика. Толстый уснул у Сашки на коленях.

Деревня осталась далеко позади. Минутах в сорока, если ехать на машине со скоростью пешехода (ухабы ведь!) или в пятнадцати — если бежать впереди тетиного «жигуленка» на своих двоих.

На дорогу выскочил деревенский пацанчик, лет девяти, в грязной майке и огромных потертых джинсах, явно одолженных у старшего брата. Он небрежно махнул рукой, голосуя, и кинулся под колеса.

— Ч-черт, — шепотом ругнулась тетя, но проехать мимо не смогла. Пацанчик по-свойски распахнул дверцу, плюхнулся на переднее сиденье и базарным тоном потребовал:

— Теть, до города подвези!

От такой наглости тетя даже отпустила педаль тормоза, и машину стремительно рвануло вниз по дороге.

— Какой тебе годик? — спросила она, снова притормаживая.

Пацан шмыгнул носом, вытерся рукавом и буркнул незнакомое слово:

— Пжалста…

— Один, без взрослых… — продолжала педагогические упражнения тетя Муза.

— Меня отец за чаем послал, — быстро сказал пацан в надежде, что это подействует.

Тетя пожала плечами — за чаем так за чаем:

— Только пересядь назад.

Пацанчик оказался на редкость болтлив. За час дороги Толстый, Тонкий, Ленка и тетя узнали, что зовут его Федькой, что подсолнухи в этом году большие, что коза у них дура — дает нежирное молоко — и что он, Федька, болеет за «Спартак», хотя телика у них в доме нет.

— К соседям смотреть бегаю, — пожаловался он, — а те вредные, ужас! Как зайду: «Феденька, здравствуй, садись, уже начинается!». Как соберусь уходить: «Феденька, а ты в огороде не поможешь? Умаялись за день, поясницу так и ломит». Мне уж неудобно отказываться. — Он скорчил такую кислую мину, что стало ясно: ни один билет на футбол еще не обходился так дорого ни одному местному болельщику.

— Эксплуатация детского труда, — механически отчеканила тетя Муза. — Дался тебе этот футбол?!

Пацанчик всхлипнул что-то вроде: «Ну нравится» — и сменил тему:

— А вы тут отдыхаете? — Как будто и так неясно. Ему никто и не ответил, потому что вопрос был глупый. Тонкий решил поддержать пацана:

— Ищем новое место.

— Дикарями, что ли?

— Угу, — жалобно поддакнула Ленка. — Она все еще дулась. — Тетя хочет, чтобы мы, как робинзоны, подальше от человеческого жилья…

— А хотите, я вам местечко классное покажу, — оживился Федька, — ни души!

Тетя кивнула: «Покажешь», — а Ленке вообще ничего не сказала, вопрос о дикарском отдыхе они обсудили еще в Москве. Из длинного тетиного монолога племянники поняли только одно: опера не переспоришь.

Машина свернула на асфальтовую городскую дорогу.

— Тебе до рынка?

— Ага, — буркнул пацан, вытирая нос рукавом (что за привычка такая!) — И если можно, обратно, — быстро выпалил он. — Я ж обещал местечко показать!

Тетя припарковалась у рынка.

Пацанчик первый выскочил из машины:

— Я вас отыщу! — И скрылся среди лотков.

Что может быть интересного в походе на рынок? Кричащие торговки, давленые помидоры, тяжелые баулы… Когда вся навьюченная, будто мини-караван, команда собралась у тетиного «жигуленка», Федька уже ждал, вальяжно развалившись на раскаленном капоте. «Как ему спину-то не жжет», — успел подумать Тонкий, прежде чем тетя любезно распахнула багажник: сваливай, мол, Санечка, свои сумки! Тонкий свалил (стало легче), тетя — тоже, и Ленка скромно швырнула легенький пакетик (боялась надорваться, бедняжка). И вся компания дружно погрузилась в машину.

Тетя Муза с ходу взяла быка за рога:

— Что за место-то, Федь? До деревни далеко?

Федька опять вытер нос рукавом, громко шмыгнув при этом, и небрежно изрек:

— Пешком — минут сорок. На машине — дольше. И дикарей вокруг — никого.

— Там, что ли, завод по переработке ядерных отходов? — спросила циничная Ленка. Федька хохотнул:

— Не, просто местность такая: горы, пещеры, камни, заброшенные поля — до деревни опять же далеко…

Вот никто и не хочет там отдыхать. — Он засопел, явно силясь вспомнить незнакомое слово, и через пару секунд выдал: — Рельеф не тот.

— А почему ты думаешь, что нам там будет удобно? — подозрительно спросила тетя Муза.

Федька пожал плечами:

— Сами хотели подальше.

— Тогда почему сразу не в Турцию? — вмешалась Ленка.

— Могу не показывать…

— Нет уж, пожалуйста, покажи, — приказала тетя Муза. — А мы уж решим, подойдет оно нам или нет.

На том и договорились. Городская асфальтовая дорога кончилась так же быстро, как и началась. Машину скоро затрясло по глиняным ухабам, по низеньким, но прочным кустикам бессмертника. Интересно, можно бессмертником проколоть шину? Хотелось подремать, но поди попробуй, когда едешь, будто в центрифуге. Толстому, впрочем, удалось — крысы хорошо переносят качку, Ленке спать не хотелось — она купила батарейки и врубила плеер на полную (тетя не держала магнитолы в своем «жигуленке»), Федьке надо было показывать дорогу, тете — вести машину. Один Тонкий сидел и мучился, силясь хоть немного вздремнуть. Он закрывал глаза, но на следующем же машинном подскоке они распахивались, будто незастегнутые крышки чемоданов. Взору представали чинары и поля. Тонкий злился, закрывал глаза, и все начиналось снова.

Подскоке приблизительно на сто пятом он сдался и обреченно уставился в окно. Вид успел перемениться. Чинар прибавилось, прибавилось камней и ухабов на совсем уж раздолбанной дороге. Над машиной возвышалась гора, заваленная камнями, на ней — еще одна. Под машиной — еще гора, вернее, еще развалины: куча валунов, нагроможденных друг на друга, коряво и ненадежно, как пирамидка, неумело собранная великанским ребенком. А под ней, уже совсем низко, плескалось море.

— Ну вот, — сказал Федька таким хвастливым тоном, как будто по меньшей мере устроил их в пятизвездочный отель Венеции. — Ни души! Можете подыскать себе здесь прекрасное местечко.

— Здесь?! — с ужасом взвизгнула Ленка. Ей вовсе не улыбалось остатки каникул скакать по валунам, как горной козе. Тетя Муза только бровью повела: