Я послушно осмотрелся.

Помещение было достаточно большое, но мрачное и нежилое. На грязных окнах были ставни — конечно, распахнутые в такое время суток. Посреди комнаты стоял письменный стол, тяжелый и монументальный, с пишущей машинкой и бронзовым пресс-папье.

Вдоль стены шли ровные ряды шкафов, где наверняка хранились конторские книги.

— Вижу контору.

— Правильно! Обычную контору! — Валентайн вздернул указательный палец вверх. — Вот в такой обстановке мне приходилось трудиться, друг мой. Но мы с вами сделаем все иначе. Мы оседлаем бурю — и укротим ее!

Я непонимающе моргнул.

— Если честно, мне не слишком понятно, о какой буре идет речь?

— Это образное выражение! — усмехнулся Валентайн. — Садитесь! Вот кресло. Я попробую объяснить вам, что хочу сделать. А потом мы пойдем обедать, потому что пока не могу предложить вам даже чаю. Точно! Чай. Обязательно должен быть чай и угощения для убитых горем клиентов. Вот что упускал старик!

Все еще ничего не понимая в происходящем, я дошел до обитого черным дерматином кресла и сел. Долгое общение с мистером Блэком научило меня своего рода смирению — некоторые события в жизни надо было просто пережить. Энтузиазм Валентайна Смита явно был одним из них.

— Старик Пиккль был, при всем уважении, ужасающе консервативен! Он привык работать, как работали поколения его предков до этого! Это, — Валентайн обвел рукой контору, — его наследственное дело. Слава Богу, старик не оставил детей, и я, как упомянутый в завещании владелец этого милого предприятия, а теперь — с появлением вас — совладелец, хочу превратить это печальное траурно-бюрократическое предприятие в самое современное похоронное бюро в Лондоне!

Я моргнул, недоумевая. Нет, я, конечно, был прекрасно осведомлен о том, как решительно одела в траур всю страну наша Королева после кончины его высочества принца Альберта. Теперь Королева одевается только в черное и этим самым задала моду для всех! Особенно для Лондона. Я своими глазами наблюдал эти траурные приготовления на похоронах моего дяди — все до единой дамы, включая его вдову, были заинтересованы исключительно в том, чтобы подобрать наилучший фасон платья для глубокого траура  [Глубокий траур — первая стадия траура, во время которого допускалась только черная одежда.]! И, благодаря своему соседу, имел представление о том, чем зарабатывают гробовщики. Но слово «современное» менее всего подходило к тому ряду ассоциаций, возникавшему у меня в голове.

— Боюсь, я пока не очень понимаю, — осторожно ответил я.

Валентайн сел на стол, закинув ногу на ногу, и принялся разъяснять свой план.

— Вам наверняка известно, что траур нынче — своего рода искусство? Появляется столько предприятий, работающих только на него. Швейные цеха производят креп и бомбазин, ювелиры делают колье и кольца из черного гагата и черного стекла, цирюльники начали промышлять волосами для этих новомодных медальонов… А похоронные конторы все так же предлагают услуги бюрократического толка, но совсем никак не занимаются стороной эстетической… Кроме, разумеется, оплаты специального человека, который нанесет трупу очаровательный весенний румянец.

Что меня отдельно поражало в Валентайне — так это то, с какой легкостью и весельем он говорил о смерти, трупах и прочих жутких вещах. Это подкупало. Такой гробовщик — энергичный и веселый — в самом деле будет выделяться на фоне морщинистых стариков с хищной усмешкой или суровых конторских клерков. Мистер Ч. М. Блэк принадлежал, кстати, ко второму типу. Его бывший компаньон — типичный представитель первого подвида Харонов нашего времени. Валентайн же не просто был настроен создавать что-то новое — он чем-то новым был.

— С коммерческой стороны похоронный бизнес набирает обороты, — кивнул я. — Иначе бы я не стал в него инвестировать. Но я все еще не до конца понимаю, к чему вы клоните?

— Я хочу объединить под крышей нашего с вами гостеприимного похоронного бюро всех этих замечательных, талантливых людей!

Я обвел взглядом помещение.

— Тут, конечно, есть пространство, но сомневаюсь, что сюда влезет швейный цех и цирюльня.

— Вы очаровательны, — расхохотался Валентайн. — Нет, настолько глобально я не думал. Собственное производство в нескольких областях сразу — слишком разорительно и ведет к большим рискам. А вот завести своих — и только своих — подрядчиков, обеспечить их постоянной работой, а себя — уверенностью в будущем, привлечь за счет этого постоянных клиентов, и…

— Простите, — не выдержал я. — Мы похоронное бюро, а не пекарня. Как возможны постоянные клиенты?

— Бывают люди, у которых большие семьи, — с непроницаемым лицом ответил Валентайн и тут же снова рассмеялся. — Однако я к тому и веду — не только смерть, не только похороны, но все сопутствующие услуги. Представьте себе! Милая вдова потеряла мужа, какое горе! Несколько лет траура — ей же, конечно, хочется выйти замуж снова? А значит, траура самого элегантного, с платьями по последней моде, шелковой отделкой и украшениями. А украшений нужно много! И на эти несколько лет милая вдовушка привязана к нам, бесконечно добрым и понимающим ее горе людям, и закупается платьями, украшениями и модными принадлежностями только у нас. Затем — конечно, не в последнюю очередь благодаря нам! — она снова выходит замуж. И — о ужас! — ее муж снова умирает от несчастного случая через пару лет. И она уже знает к кому идти. И вместе с ней приходят убитые горем подруги, готовые тратить огромное состояние покойного!

Валентайн говорил так убедительно, что я уже почти видел это юное хрупкое создание на нашем пороге, в черном платье из матового шелка, с черным гагатом на шее и слезами в огромных оленьих глазах. Я сам едва не пустил слезу от такой картины.

— Вот, — обрадовался Валентайн. — Вы поняли мою мысль!

— Значит, в нашем похоронном бюро будут все услуги для молодых вдов?

— И вдов. И вдовцов. И матерей. И примерных сыновей и дочерей… Для всех, кому будет нужна наша помощь. Однако преимущественно женщины заинтересованы в том, чтобы траур был красивым и модным. Мужчинам в наше время достаточно одной траурной ленты. Мода безжалостна.

— Вам это не мешает, — отметил я, скользнув взглядом по его черной рубашке.

— Должен же кто-то подавать пример, — улыбнулся он. — Хотя я лукавлю. Просто черный мне к лицу. К счастью, абсолютному большинству лондонцев тоже — бледная кожа и измученный вид! Англичане просто созданы для того, чтобы жить в окружении вечного траура из-за отсутствия хорошей погоды!

Я не выдержал и рассмеялся.

Что-то определенно было в его идеях. Что-то перспективное, необычное. Что-то, что могло если не изменить мою жизнь, то хотя бы наполнить ее смыслом.

Однако прежде чем согласиться со всеми идеями Валентайна, я должен был посоветоваться с мистером Блэком. Как минимум потому, что, в отличие от этих двоих, ни черта не понимал в похоронных делах.

* * *

Я вошел в дом и стряхнул с зонта капли дождя. Серая морось опять накрыла Лондон, и дрожащий свет фонарей помогал не больше, чем какой-нибудь светлячок в саду. По улице Святого Джеймса мне пришлось передвигаться практически на ощупь. Закрыв за собой дверь, я повесил зонт прямо на ручку, оставив воду стекать на ковер, скинул ботинки и пальто и босиком прошел прямо в гостиную.

В камине горел огонь, освещая темную полупрозрачную фигуру мистера Блэка. Я почуял запах прелых листьев — это миссис Раджани наверняка принесла букет, о котором благополучно забыла. Но мне нравился этот запах. Как и запах чуть подгнивших яблок или прелой земли.

Мой хороший приятель однажды сказал, что осень — мое время. Я словно соткан из ее паутины. Хороший бы из него получился поэт, если бы он на втором курсе не повесился.

Но во мне и правда есть что-то осеннее. Волосы цвета дубовой листвы в середине октября, глаза цвета желудей, вся эта романтика, которая очаровывала людей вокруг меня, не стоила выеденного яйца — очарование пропадало, как утренний туман, стоило им познакомиться со мной поближе.

Не то чтобы я был совершенно невыносимым человеком, грубияном, тираном или подлецом — нет, Господь свидетель, таких грехов за мной не водится. Но было во мне что-то, что не давало завести со мной крепкие отношения, любовные или дружеские. Так и вышло, что мистер Блэк, сам того не ведая, стал первым в моей жизни настоящим другом.

Я подошел к камину и сел рядом с ним.

Он приподнял вуаль с необезображенной стороны. Его полупрозрачная бровь вопросительно поднялась вверх. Я видел, ему было любопытно, как прошел мой первый день в качестве делового партнера. Потому не стал томить и приступил к делу:

— Друг мой, мне нужен ваш совет!

— Всегда пожалуйста, — усмехнулся мистер Блэк, все еще держась ко мне той половиной лица, на которой была видна его мимика. — В силу обстоятельств единственное, на что я гожусь, это раздавать советы налево и направо!

— Постарайтесь приберечь их все для меня, — рассмеялся я.

Но стоило мне приступить к сути дела, как в гостиную вошла миссис Раджани, толкая перед собой сервировочный столик.

— Миссис Раджани! — я вскочил с кресла. — Я был уверен, что вы уже давно уехали домой!

— Уедешь тут с вами, — проворчала она, снимая крышку с блюда, полного ароматного индийского пресного хлеба и каких-то закусок к нему. — Скоро совсем к вам переселюсь, молодой хозяин. А что мне? Дочери пристроены, замужем, а муж… Кто его видел, того мужа?