— Вернее, она недостойна, — усмехнулся Валентайн. — Какие цветы по сердцу вам?

— Лилии, — просто ответила мисс Лилиан, поднимая глаза. — Алые.

— Значит, будут алые лилии, — я захлопнул блокнот. — И самый лучший день в вашей жизни.

Каждая новая подробность о миссис Уайт вгоняла меня в ярость. Валентайн, кажется, считал мое состояние, потому что его рука оказалась на моем плече, и он промурлыкал мне на ухо:

— Все так, мой верный рыцарь, но наше дело — не драться за честь дамы, а упокоить ее наиболее прекрасным путем. Офелия, о радость  [У. Шекспир «Гамлет» (Акт III, сцена 1).], — обратился он к мисс Лилиан. — Желаете еще что-нибудь?

— Пожалуй, нет. Только избавиться от этого, — она указала на якорь, который так и волочился за ней. — Но это уже не в вашей власти.

— Отчего же? — Валентайн потер руки. — Вполне в нашей. Мы освободим вас от оков, и вы, моя дорогая, станете свободной белой птицей. Я обожаю отпускать на волю птиц.

* * *

Танатопрактик явился на следующее утро.

Выглядел он живописно. Ч. М. Блэк во время завтрака успел предупредить меня, что эту профессию выбирают люди особенного склада ума. Но мой друг был, видимо, слишком тактичен, чтобы облечь правду в те эпитеты, в которые следовало бы.

Я же попросту не могу подобрать нужных слов.

Элис ван Доффер был высоким, сухопарым голландцем, чье лицо напоминало высушенный временем пожелтевший череп, на котором тем не менее блестели умные голубые глаза. Рот его постоянно норовил расплыться в улыбке, как бы ни пытался мистер ван Доффер выдерживать сообразный своей профессии мрачный вид.

Видавший виды коричневый сюртук был весь перемазан белилами, помадой, и я даже не хотел представлять чем. Однако перчатки были изысканно-белые, без единого пятнышка, и, пожимая ему руку, я обратил внимание, что она хоть и худая, но с сильными пальцами и поразительно теплая для того, кто настолько похож на покойника.

— Это и есть мистер Хэйзел? — он пристально осмотрел меня с головы до ног, а потом, сжав мою ладонь, резко потянул на себя.

Я потерял равновесие и оказался с ним лицом к лицу.

— Какие приятные черты! — воскликнул он, свободной рукой трогая меня за подбородок. Я оторопел и мог только смотреть на него, широко раскрыв глаза. — Если смерть не изуродует вам лицо, мне почти не придется ничего делать! Черты Россетти! Нет! Караваджо! Вас вылепил выдающийся мастер. Как обворожительно вы будете смотреться на поминальном ложе!

Пока я собирался с силами, Валентайн одним движением оказался между нами и вежливо, но твердо убрал от меня обе руки ван Доффера.

— Доффер, я бесконечно ценю твой энтузиазм и преданность делу, но Дориан пока умирать не планирует, — усмехнулся он. — По крайней мере, меня он об этом не уведомлял. Зато у нас есть настоящий клиент, привезли пару часов назад, тебе понравится!

Я благодарно выдохнул.

Валентайн, проходя мимо, похлопал меня по спине и подмигнул. Я вздохнул. То, что среди работников похоронной индустрии собрались исключительно люди слегка не в своем уме, становилось мне ясно. Оставалось лишь понять, что среди них делаю я?

Мисс Лилиан рассмеялась, прикрыв рот ладонью. За ночь, что она провела в похоронном бюро, она явно повеселела — стала такой плотной, что через нее нельзя было рассмотреть даже самые крупные предметы обстановки. Ей явно дышалось здесь свободнее… Если вообще можно употребить в отношении призрака этот глагол. Я надеялся, что ее канат с якорем исчезнут сами собой, но, видимо, требовалось что-то большее.

Ее тело привезли на рассвете — миссис Уайт все же не хотела лишних пересудов. Бедная мисс Лилиан выглядела вовсе не так привлекательно, как ее призрак. К сожалению, хоть готические романы и романтизируют повешение как способ уйти от мирской суеты, но на цвете кожи оно отражается весьма сильно.

Лицо мисс Лилиан застыло в навеки перекошенной жажде последнего вздоха, посиневшая кожа пошла багровым вокруг яркого следа от впившейся в шею петли. К тому же от ее одежды — простой ночной рубашки — отвратительно пахло человеческими выделениями. Это естественный процесс при повешении, но почему-то миссис Уайт даже не удосужилась ее обмыть.

Я учился в Итоне, а потом видел много повешенных, особенно во время экзаменов. Но с ними обращались куда почтительнее, чем миссис Уайт с собственной дочерью.

— Предоставьте все мне, — ван Доффер снял перчатки и похрустел пальцами. Звук вышел такой, словно паре мышей переломили хребты. — Мне нужна чистая вода, полотно и та одежда, в которую покойницу переоденут.

— Платье еще у портного, — ответил Валентайн. — Пока выдам простыню.

— Как хотите, — пожал плечами ван Доффер. — Принесите чашку крепкого чая, обязательно с молоком и кусочком сахара. Нет, двумя! И не мешайте мне! Уходите, уходите, только отвлекаете своими прекрасными лицами от настоящего труда!

— Ты мое лицо назвал прекрасным? — расхохотался Валентайн.

— Не бросай мне вызов! — горделиво распрямился ван Доффер. — Глаза у мертвецов все равно закрыты, а шрам твой несчастный я уберу за четверть часа! Не хочешь лечь ко мне на стол вместо юной леди?

— Пожалуй, воздержусь, — Валентайн приобнял меня за плечи и повел прочь из помещения, которое служило у нас могильником. — Дориан, вы сделаете чаю нашему дорогому другу?

Может показаться, что Валентайн использовал меня в качестве мальчика на побегушках. Но на самом деле вы просто представить себе не можете, насколько он был плох в попытке приготовить хоть что-нибудь. Вершина его мастерства была налить виски в стакан. Чай у него неизбежно выходил горьким, а молоко скисало, как в сказках про Добрых Соседей, и я искренне недоумевал, как он ухитряется выживать один, без экономки и хоть какой-либо помощи.

Я отнес поднос с чаем и молочником в могильник. Мистер ван Доффер уже начал производить манипуляции с телом, и я невольно отвел глаза. Было неловко смотреть на обнаженное тело мисс Лилиан, пока сама мисс Лилиан тихонько общалась о чем-то с Валентайном в приемном зале.

— Скоро, скоро, милая, станешь ты красивая, — напевал ван Доффер себе под нос на мотив детской песенки.

У меня мурашки по спине побежали.

Танатопрактик орудовал кистями у лица покойной. На его руки приятно было смотреть, и я даже отвлекся от жутковатого сопровождения. Его движения были точны и уверенны, как у художника или музыканта. Обезображенное удушением лицо мисс Лилиан возвращало первоначальную красоту прямо у меня на глазах.

Заметив мой интерес, ван Доффер поднял голову и широко улыбнулся. Его руки при этом ни на мгновение не прекращали работу.

— Реставрация лиц покойников ничем не отличается от реставрации какой-нибудь церкви, — сообщил он мне. — Только вот церковь какого-нибудь четырнадцатого века нужна в основном муниципальным властям да сумасшедшим историкам. А красивые лица — всем. Красивые лица у красивых ангелов, вы не находите, мой друг?

— Н-нахожу, — мне было тяжело находиться рядом с ним и не думать, что по нему плачет больница для душевнобольных. В конце концов, он был талантлив, а талантливым людям в таких местах, как правило, делать нечего. Однако и поддерживать беседу я желанием не горел.

Видимо, мое согласие не требовалось. Ван Доффер продолжил:

— Самоубийство или нет — кого касается? Важно хорошо выглядеть в гробу! Последний праздник перед тем, как сесть на поезд… Или где ее захоронят, неужели на одном из кладбищ Лондона? Ну и ну, вы знаете, что уже третьим слоем хоронят? Нужно больше кладбищ… Неспокойное время сейчас, неспокойное время грядет… — забормотал ван Доффер, нанося на бледные щеки мисс Лилиан яркие румяна. — Однако барышня красавица. Вот что нынешнее время делает с молодыми людьми… Перемалывает на костную муку!

Я не мог не согласиться с ним.

Сколько несчастных одноклассников проводил я в последний путь, еще обучаясь в колледже, сколько исповедей призраков выслушивал в уборных и под стенами часовни, в которую им не было больше ходу? Люди, похожие на цветы, нежные и хрупкие, чутко воспринимающие красоту, оказывались убиты уродством этого мира.

Я сомневаюсь, что то, что я выжил, говорит обо мне что-то лестное. Но мертвым нужен проводник. В этот момент я вдруг отчетливо почувствовал, что нахожусь на своем месте.

— Согласен с вами, — проговорил я. — И они заслуживают достойных проводов.

— Не беспокойтесь, — вдруг проговорил ван Доффер почти серьезно. — Эта юная леди окажется в гробу даже красивее, чем была при жизни. Ступайте, вы нужны ей там, а не здесь.

Я кивнул и поспешно вышел.

И тут же мисс Лилиан бросилась ко мне через весь зал, ее тяжелый якорь волочился по полу позади нее, но она, кажется, уже не замечала его вес.

— Вы бы видели это платье, Дориан!

Платье? Видимо, доставщик из ателье успел зайти, пока я беседовал с ван Доффером.

— Разве оно не прекрасно? — ее глаза сияли.

Валентайн жестом фокусника развернул ко мне манекен, на котором было надето великолепное белое платье. Я не знаток дамской моды, но то, как оно было сшито, мог оценить. Изящество линий и богатство тканей должны были в совершенстве подчеркнуть мертвую красоту нашей подопечной.