— Любой служитель Господа Солнца обязан повиноваться этому знаку. А значит, все городские храмы, храмовая казна и храмовая стража — в моей воле. Кстати, напомню, что, если Аюр не найдется, именно Тулум наследует трон. Киран — наш общий враг. Если он будет сокрушен, можно не сомневаться — с Накхараном заключат совсем иной, равный договор.

Саары умолкли, обдумывая его слова. Их лица были хмуры — предложенное Ширамом и его советником звучало весьма необычно.

— Благодарю тебя за ответ, Ширам, сын Гауранга, — вновь поднялась Арза-Бану, не глядя на жреца. — Стало быть, ты хочешь возвести на престол царевича Аратты, но даже не знаешь, где он… Мы выслушали и тебя, жрец Хаста. Ты говоришь занятные вещи — будто этот перстень наделяет тебя неслыханной властью. Впрочем, пока это лишь твои слова… Но главное — Отец-Змей и Мать Найя сегодня ясно показали, на чьей они стороне. А они не желают гибели Накхарана, — стало быть, эта война может быть выиграна. Будь по-твоему, Ширам! Мы поднимем знаки Солнца и Змея, сломим сопротивление там, где оно будет, и войдем в ворота, там где их откроют… — Она чуть помедлила. — Я и мой род поддерживаем Ширама!

После этого не было больше ни вопросов, ни споров. Один за другим вожди накхов, кто с явным одобрением, кто с неохотой, вставали и на оружии клялись в верности:

— Да будет славен Ширам, сын Гауранга, саарсан накхов!

Глава 3

Змеиный венец

Когда совет вождей завершился и стоявшие за спинами сааров ближние воины разнесли весть о том, что двенадцать великих родов провозгласили Ширама саарсаном Накхарана, Хаста решил было, что на этом дело завершено. И теперь пора готовиться к веселой — ну, по накхским понятиям о веселье, конечно, — пирушке. Тут он надеялся, что ждать долго не придется, поскольку уже давно стемнело, а за разговорами он не успел толком перекусить. Дорога от поля битвы к развалинам вообще не баловала сытными трапезами. Отряд без обоза жил лишь охотой и случайным грабежом.

Но вместо того чтобы заняться приготовлением каких-нибудь причудливых местных блюд, воины собрались у костров и принялись деловито раскрашивать друг друга: мазать лица сажей и вырисовывать на руках подобие чешуи. Иные из них, видно, считались мастерами своего дела — к ним ожидали своей очереди по нескольку человек, а те сосредоточенно выводили на зачерненных лицах белые узоры.

Хаста чувствовал себя брошенным и позабытым. Не то чтобы никто не обращал на него внимания, — стоило ему чуть отойти от шатра рода Афайя, на него тут же обращались вопросительные и весьма недружелюбные взоры. Потом кто-нибудь обязательно кидал веское слово на местном наречии, и откровенно неприязненные взгляды сменялись слежкой исподтишка. Решив не рисковать, рыжий жрец устроился возле костра рода Афайя и, разложив свой неизменный свиток на камне, принялся зарисовывать поглощенных своим таинственным делом накхов.

— Чем ты тут занят? — раздался над его головой недовольный голос Ширама.

— Коротаю время. Скоро мы будем ужи…

Хаста обернулся к другу, и слово застряло у него в горле. Пожалуй, сейчас он не проглотил бы самый лакомый кусочек. Лицо Ширама исчезло — оно было полностью зачернено, сливаясь с ночной темнотой. Зато во весь лоб красовалась змеиная голова с распахнутой пастью. От змеиной головы через макушку вниз спускалась тугая коса с вплетенными в нее блестящими черными лентами с вышитыми серебристыми зигзагами и точками. Рядом с вождем накхов хлопотала богато одетая молодая женщина, вплетающая в оконечность косы граненое серебряное острие. Еще одна накхини подрисовывала змее клыки, и без того очень убедительные.

— Я рисую… — наконец выдавил Хаста.

— Нет. Спрячь. Не делай больше так. Если кто-то увидит, тебя могут убить.

— Почему?!

— Подумают, что ты пытаешься забрать в колдовской оберег часть души.

— Ну что ты! Это мохначи могут так рассуждать, — удивившись, возразил Хаста. — На деле же ничего такого нет!

— Хоть бы и так, — Ширам покачал головой, и от этого движения змея на его лице ожила и задвигалась, — но здесь никто тебе не поверит. Спрячь.

Хаста нехотя повиновался. Его разрывали двойственные чувства. Чем больше вокруг становилось змееголовых, тем сильнее ему хотелось оказаться подальше от этого места. Но неуемное любопытство, с детских лет бывшее одной из главных его черт, толкало в бок: «Эй! Быть может, ты единственный житель Аратты, которому довелось своими глазами увидеть подобное! Во всяком случае, свободный житель…»

Он вспомнил рабов, которые еще недавно расчищали улицы заброшенного города и подклеты храмов и древних башен. Но еще перед советом вождей всех невольников древками копий выгнали за пределы запретного города. «Как бы их не вздумали по случаю праздника принести в жертву», — вспоминая сплетни, что ходили о накхах в Аратте, подумал Хаста.

Вскоре после заката Ширам, окруженный свитой, к которой присоединились шесть молодых женщин, прихрамывая, направился к вершине холма. Белый престольный камень, уже полностью освобожденный из земли, оказался со всех сторон покрыт затейливой резьбой в виде переплетающихся змей. Определенно это были не просто переплетения, и то, что случайный человек принял бы за украшения, наверняка было наполнено глубоким смыслом. В храме Хасту учили, что накхи не знали письма и переняли его у арьев, но, глядя на резной камень, он вдруг в этом усомнился.

Он сделал еще шаг вслед за саарсаном, но вдруг чья-то твердая рука остановила его — беззлобно, но непреклонно.

— Куда собрался, жрец? — услышал он знакомый неприветливый голос. — Тебе туда нельзя!

Хаста повернулся и вновь увидел Маргу.

— Почему? Я советник Ширама…

— Ты жрец Исвархи! — резко ответила накхини. — Саарсан оказал тебе незаслуженную честь, дозволив остаться так близко к престольному камню. Иди и встань вон туда, к ним!

Она махнула рукой в сторону шести женщин, которые остановились чуть ниже, не доходя до вершины холма пары десятков шагов.

— Если я жрец, так отведи меня к жрецам, — раздраженно ответил Хаста, которому изрядно надоело высокомерие приставленной к нему «няньки».

Марга удивленно взглянула на него, потом хмыкнула:

— У нас нет жрецов. Есть сестры Найи, но им сейчас точно не до тебя. А эти женщины — не абы кто, а жены саарсана.

— Не сказать, чтобы я был польщен, — проворчал Хаста, спускаясь по склону. — Одна радость: мы с ними не похожи…

Он обернулся и увидел, что Марга, не дослушав, сбегает куда-то вниз c холма.

Едва Хаста приблизился к женщинам, как одна из них, видимо старшая, схватила его за плечо и как ни в чем не бывало задвинула себе за спину. Он пробормотал приветствие, но ответа не дождался. Взгляды молодых накхини были устремлены к вершине холма. Хаста пожал плечами и принялся украдкой рассматривать жен своего друга.

Хотя их лица оставались нераскрашенными и в руках не было мечей и круглых щитов с острым шипом посередине, выглядели юные женщины весьма воинственно. Длинные кинжалы на украшенных серебряными накладками поясах ясно говорили, что при необходимости они успешно займут место в боевом строю. Хасте они показались куда более подходящими для битвы, чем для супружеского ложа. Он невольно вспомнил нежную ясноглазую Аюну, которую не раз видел в храме и при дворе. Да уж, после суровых накхини младшая дочь Ардвана представлялась и впрямь птичкой иной породы. Неудивительно, что Ширам так себя повел тогда, во дворце!

«Впрочем, они были бы недурны собой, если б хоть изредка улыбались, — справедливости ради признал Хаста. — Но вот это общее для всех накхов ощущение от их взгляда — либо „я хочу тебя убить“, либо „я не хочу тебя убить“… Провести ночь с такой, пожалуй, подобно поединку!»

Между тем тьма вокруг холма почти рассеялась — так много костров и факелов озаряло место действа. Оттуда, где стоял Хаста, была видна лишь спина Ширама, преклонившего колени перед белым камнем и мерно кивающего, точно разговаривающего со священным престолом.

«А что, если для совершения ритуала им нужно омыть трон кровью ария? — посетила вдруг Хасту правдоподобная мысль. — А что? Из-за арьев престол ушел в небытие — теперь же, когда он возвращается…»

Жрецу очень живо представилось, как его волокут на вершину и одним умелым взмахом топора под торжествующие вопли толпы отсекают голову.

«Надо бы Шираму напомнить, что я не арий, а то мало ли… Может, для прочих и разницы-то особой нет?»

Он сделал шаг в сторону, чтобы выбрать место, откуда ему было бы лучше видно, как вдруг огонь ближнего факела выхватил из темноты ветви растущего на склоне невысокого кустарника. Хаста глянул и тут же распрощался с желанием шевелиться. Ветви куста — и этого, и прочих — были увешаны змеями. Те не двигались, лишь слегка покачивались в ожидании, глядя на белеющий на вершине холма каменный престол.

«Да тут же сотни змей! — в ужасе осознал Хаста. — Они повсюду!»

И тут он услышал шипение до того жуткое, что у него едва не подогнулись колени. Хаста затравленно оглянулся. Жены Ширама, почтительно склонив голову, глядели в ту сторону, где в прежние времена стояли львиные ворота. В колеблющемся свете факелов Хаста увидел, как оттуда к бывшей рыночной площади ползет — вернее, плывет по воздуху, — блестя серебристой чешуей в лунном свете, огромная змея.