Старик обиженно глянул на Виктора и сухо процедил:

— Не все сразу. Дайте хотя бы полчаса.

Вик спорить не стал, а, устроившись у распахнутого окна, взялся за составление протокола осмотра. Каждый занимался своим делом — эксперт-криминалист искал следы, судмедэксперт возился с трупом, а капитан Леднев с сотрудниками полиции обходили дворы и окрестные дома в поисках возможных свидетелей. Ничего особенного. Обычный рабочий момент трудового дня следователя городской прокуратуры.

Москва, август 1910 года

Большую часть жизни Долли провела в Британии, но к двадцати трем годам вдруг ощутила острую потребность вернуться домой. Должно быть, этому желанию поспособствовала неожиданно объявившаяся графиня Святополк-Червинская, тетушка по материнской линии, оплачивавшая пансион. Графиня забросала племянницу письмами с рассказами о замечательных вещах, которыми в последнее время наполнилась ее некогда унылая жизнь. После смерти графа Екатерина Францевна всей душой отдалась теософии — мистическому учению с восточным колоритом. Создательница учения, Елена Блаватская, почитавшаяся как носительница великой мудрости, некогда уехала из России на Запад, оттуда и транслировала в мир тайные знания, ставящие своей целью примирение всех сект и религий под единой системой этики, базирующейся на вечных истинах.

Тетушка писала, что по субботам в ее доме собираются именитые теософы, и увлеченно перечисляла на страницах писем незнакомые имена. Также она писала, что одна теософская дама, Анна Рудольфовна Минцлова, не только знакома с самой Блаватской, но и как две капли воды походит на их великую соотечественницу. И, кажется, так же осведомлена обо всем, что касается тайных знаний. Минцлова недавно вернулась из Германии, где свела знакомство с главой немецкой секции теософского общества Рудольфом Штайнером, основавшим собственное учение. Штайнер во главу угла ставит мистерии, считая разыгрывание библейских сцен лучшим погружением в эзотерические тайны. Русские последователи немецкого новатора тоже задумали ставить теософские сценки, дабы пережить те же самые откровения, что и участники великих событий мировой религии.

Ведь только подумать, как будет чудесно воссоздать «Рождение Христа»! Или «Поклонение волхвов Божественному Младенцу принесением даров»! И даже «Танец Саломеи с головой Иоанна Крестителя» был бы не лишним на их еженедельных субботних вечерах. А кому танцевать Саломею? Не преклонного же возраста дамам теософского склада ума и солидной комплекции. Вот если бы Ольга вернулась в Россию и влилась в их ряды!

Ведь не зря тетушка выбрала эстетический пансион леди Эмили — она, графиня Святополк-Червинская, догадывалась — да что там догадывалась, знала наверняка! — что искусство свободного танца, которым за годы ученичества в совершенстве овладела племянница, когда-нибудь обязательно послужит для высших целей. Екатерина Францевна ни на что не намекает и вовсе не хочет давить, но все эти годы она оплачивала содержание племянницы за границей, и полагает, что вправе рассчитывать на ее отзывчивость.

Искусство свободного танца, о котором писала графиня, захлестнуло Европу и Америку, породив многочисленные школы, где по методике француза Дельсарта обучали выражать свои чувства посредством пластических движений, которые с некоторой долей условности можно было назвать танцем. Было начало века, конец традиционной религии, конец традиционного искусства. В пику классическому балету сцены заполонили последовательницы Айседоры Дункан и Лои Фуллер, босоногие танцовщицы, учившиеся танцевать не у строгого преподавателя балета, готового отчислить из училища за малейшее самоволие, а у матери-природы, самоволие поощрявшей.

Долли с тетушкой спорить не стала. Собралась и поехала в Россию. Поехала вместе с Лили, такой же русской девушкой, дружба с которой помогла пережить все невзгоды и тяготы пансионной жизни. Они знали друг о друге все. Тайны, секреты, надежды и чаяния. И, окончив пансион, девушки открыли школу танцев, где всех желающих обучали ритмике и пластике по методу Дальсарта. Подруги считали себя почти что сестрами, и даже назвали свое заведение «Sister`s Volinskay modern dancing school».

Поначалу все шло хорошо. Ученикам «сестер Волынски» льстило, что в любом возрасте они могут вместе с тесной обувью скинуть душившие их комплексы и, отдавшись чувствам, начать кружить по просторной зале, рассказывая движениями ног, взмахами рук и эффектными позами обо всем, что накопилось на душе. Но постепенно обучающихся становилось все меньше, ведь для того, чтобы завести патефон и закружиться в свободном, навеянном сиюсекундным вдохновением танце, вовсе не обязательно приходить в «dancing school». Ученики это быстро понимали и теряли к обучению интерес.

И когда Долли объявила, что едет в Россию, Лили сложила в чемодан свой нехитрый скарб и отправилась вместе с ней. Пути их разошлись на Николаевском вокзале. Лили взяла извозчика и отправилась в лучшую московскую гостиницу. Конечно же, это оказался «Метрополь». Долли же встречал присланный тетушкой экипаж, доставивший девушку в дом родни.

Вдова графа Святополк-Червинского, статского советника, бывшего предводителя дворянства в Калужской губернии и масона ложи «Полярная звезда», занимала особняк на Варварке. Прожив у тети пару дней, Долли поняла, что мистика здесь сочетается с последними достижениями науки, астральные тела подвергаются фотофиксации, а потусторонние звуки записываются на фонограф, после чего предаются тщательному изучению. И всем этим занимаются многочисленные теософы, полноправно проживающие в доме графини как единомышленники и друзья. С приездом племянницы активность Екатерины Францевны устремилась в новое русло — на подготовку танца Саломеи.

Показ первой мистерии решено было приурочить к возвращению из Петербурга Анны Рудольфовны Минцловой, и тетушка изрядно волновалась, что могут не успеть. Однако оказалось, что племяннице ничего не нужно объяснять — достаточно включить музыку, специально написанную к действу близким к теософским кругам композитором Лагиным, и Долли тут же принималась кружить по просторному бальному залу в танце «Семи покрывал».

Прозрачная и легкая, с невесомой вуалью в руках, Долли казалась осенним листком, подхваченным ветром, уносящим ее хрупкое тело на край мироздания. Тонкие руки ее, вскидывая отрез золотой тафты, произвольно взлетали над головой, подобно крыльям парящей птицы, босые узкие ступни скользили по наборному паркету, почти его не касаясь, а тонкая белая туника, сшитая специально на заказ, эффектно развевалась шлейфом, при движениях повторяя контуры хрупкого тела.

После генеральной репетиции с костюмами и музыкой тетя, видя, что не ошиблась, прониклась к племяннице особым доверием. И даже позволила себе за обедом пуститься в довольно откровенные рассуждения, чего, возможно, в другой ситуации никогда бы и не допустила. Они сидели за десертом, когда Долли, закончив говорить о своем видении образа Саломеи, вдруг спросила:

— Тетушка, мы все ждем госпожу Минцлову. Чем она знаменита?

— Анна Рудольфовна? — Тетка вскинула тонкие брови, собрав складками лоб и сделавшись похожей на маленькую обезьянку, на секунду задумалась. Затем поправила пышную прическу и с напором заговорила:

— Ну, прежде всего, Минцлова сильный медиум. Я и сама обладаю медиумическими способностями, но с Минцловой сравниться не могу. Вот, к примеру, был такой случай. На острове Рюген в Финляндии на Анну Рудольфовну нахлынули вдруг ассоциации. В одном ущелье ей было знамение, будто бы много столетий назад на этом самом месте были перерезаны германцами все жрецы Арконы.

— Что за город такой — Аркона? Никогда о нем не слышала.

— Это даже не город, а древний поселок, центр славянских мистерий, и Анна Рудольфовна рассказывала о кровавой трагедии так, будто сама присутствовала при казнях. Она удивительная. О Минцловой ходят легенды. Говорят, она была правой рукой Рудольфа Штайнера, но не сошлась с ним во взглядах и сейчас создает свое собственное учение и отбирает учеников.

Тетка понизила голос и проговорила:

— Я подозреваю, что многие поклонники оккультных знаний крутятся у меня в доме с единственной целью — попасться на глаза к Минцловой и стать ее последователями.

— Вы имеете в виду кого-то конкретного? — обмирая от радостного предчувствия, чуть слышно спросила Долли.

— Ну, как сказать… Не то чтобы конкретного. Анна Рудольфовна ищет учеников среди людей творческих, присматривается к первым величинам символистского движения. Из бесед с ней можно понять, что интересуют ее Брюсов, Белый, Вячеслав Иванов. Кстати, Белый ко мне частенько захаживает, и, полагаю, что неспроста.

— А про Льва Тихомирова вы от Минцловой никогда не слышали?

— Ну как же, — согласно кивнула Святополк-Червинская. — Лев Семенович — помощник Минцловой, что-то вроде секретаря. Однако не думаю, что Анна Рудольфовна принимает его всерьез. Говорит, что Левушка — не мистического склада человек. Простоват не в меру, хотя и стремится угодить.

— Лев Семенович приедет вместе с Минцловой?