Мария Стрелова

Изоляция

Поколение дозорных

Объяснительная записка Вячеслава Бакулина

Привет, друзья! Или, как принято нынче в Сети выражаться, «доброго времени суток»!

Боюсь показаться банальным и предсказуемым, и все же я в очередной раз тут думал. Люблю я это дело и ничего с собой поделать не могу.

А думал я вот о чем: на презентациях книг нашей серии я время от времени задавал авторам один и тот же вопрос с вариациями. Дескать, случись, не дай бог, и впрямь все так, как придумал когда-то Дмитрий Глуховский, кем бы ты себя, дорогой автор, видел в том ужасном две тысячи тридцать третьем?

Разумеется, на малопрестижных и бесприбыльных должностях свинаря, крысовода или, там, еще какого возделывателя грибной плантации никто себя не видит. Даже честными челноками-торговцами или работниками общепита господа писатели быть не хотят. Не хотят также стоять у станка, чинить электрику или крутить гайки, качать помпы насосов или рычаги дрезин. А признаться в том, что ты в душе крутой наемник или просто героический сталкер, — не иначе как врожденная скромность мешает. Впрочем, врать не стану — у Шабалова и Цормудяна я не спрашивал.

Проще всего, конечно, врачам. Особенно если хирурги да терапевты. Или даже — психотерапевты. Вот уж кто без работы не останется! Вот уж кого на любой станции, в любом бункере с руками оторвут. И по специальности работа, и почет, и уважуха, и верный кусок. Пусть даже крысятины. Хотя тоже как посмотреть. Проще — это когда ты в белом халате накрахмаленном да в уютном кабинете с девяти до пяти умные слова неразборчивым почерком в картах пишешь. Когда к тебе, офтальмологу, никому и в голову не придет заявиться с множественными огнестрельными, да осложненными сепсисом, или умирающего непонятно от чего ребенка принести, а у тебя из медикаментов — аспирин просроченный.

Вот и крутят авторы руками, принимая смущенные позы, вот и бормочут, что «вообще-то я себя не представляю никем: ни красным, ни коричневым (в смысле — жителем Ганзы; впрочем, жителем Четвертого рейха — и подавно), ни принцем, ни нищим. Как там в сказке «Про Федота-стрельца» говорилось: «Ни в парше, ни в парче, а так — вообче».

Правда, есть еще один замечательный выход. Буквально лазейка. Объявить: я, мол, дозорным буду. Круто же! Почти военный. С оружием. На посту. У костра. А по ту сторону — тьма и монстры. Да сам Артем, кто забыл, дозорным начинал! А стал — о-го-го!

В общем, миг — и существо бесполезное, бессмысленное и трудиться тяжко день за днем не желающее — ведь не желающее, чего уж там лукавить — превращается в очень даже нужное и полезное. Без которого прям вот никуда. У нас таких во всех учреждениях по всей стране — сотни тысяч. Вполне крепкие дяденьки (тетеньки, впрочем, тоже), в деловых костюмах или форме, а некоторые даже с оружием, день за днем гадающие кроссворды, дующие чаи, бегающие на перекур и прочим образом изнывающие от безделья. Зато как любят документы проверять и замечания посторонним делать! Как же, человек не просто так тут поставлен! Он порядок блюдет! Чтобы все было как надо, а как не надо — не было.

Никого не хочу обидеть сейчас, друзья. Честно и искренне. Да, охранники всякие бывают — иные ведь и жизнью рискуют, и без них действительно тяжело. И во Вселенной Метро от бдительности такого вот паренька со стареньким «калашом» очень много зависеть может. И сам я, если подумать, существо совершенно такое же — совсем не героическое, для жизни в постапе не предназначенное. Меня в простую русскую деревню вывези да брось одного — не факт, что выживу.

Но все же, задумываясь снова и снова, я прихожу к очень печальному выводу: случись что — и мы, жители современных городов ан масс, обречены. Потому что поколение дворников и сторожей, о котором пел страшно сказать сколько уже лет назад Борис Борисович, странным образом модернизировалось в наше время. И дело не только в том, что вместо сторожей появились дозорные.

Пролог

Очередная экспедиция вышла на исследование элитных жилых кварталов в районе Мосфильмовской улицы. Марина Алексеева, шедшая впереди всей группы, просматривала дома в прибор ночного видения. Все ребята держали автоматы в боевой готовности, выцеливая возможную опасность.

— Стоп! — шепнула женщина, подняв руку.

Впереди замерцал фонарь. Три круга по часовой стрелке.

Разведчики быстро отошли с широкого проспекта к домам.

Сигнал повторился. Марина по-прежнему не включала фонарь, надеясь, что люди, показавшиеся впереди, не захотят связываться с сомнительными личностями, разгуливающими по ночному городу и не откликающимися на условные знаки.

— Там кто-то есть! Точно! — донес ветер приглушенный голос, искаженный фильтром противогаза. В тишине замершего мегаполиса даже этот еле слышный шепот был услышан. К тому же противогазы бункера, совсем старые, больше похожие на резиновые маски [Автор имеет в виду противогазы типа ГП-7.], не закрывали ушей, а резиновый капюшон плаща химзащиты не мешал слуху.

— Пригнитесь! — тихо скомандовала Марина, оборачиваясь к группе.

— Руки вверх! Не двигаться! — потребовал мужчина, держащий в руках фонарь. — Вы на прицеле!

«Не получилось. Свалились на мою голову!» — раздраженно подумала Марина, включая фонарь. Три круга по часовой стрелке.

— Мы не сделаем вам ничего дурного! Дайте пройти! — ответила она.

Группа вооруженных людей осторожно приблизилась на расстояние трех шагов.

— Руки!

Алексеева послушно вытянула руки вверх, держа автомат за приклад. Ее разведчики последовали ее примеру.

— Кто такие? — спросил мужчина с фонарем.

— Разведчики станции метро Калужская! — соврала Марина. Она играла наугад и очень рисковала, понадеявшись лишь на неосведомленность собеседника.

— Почему не откликнулись на сигнал? — Кажется, поверили.

— Не хотели столкновения. Пожалуйста, дайте моей группе уйти, у нас слабые костюмы защиты. Я останусь и отвечу на все вопросы!

— Пусть идут медленно, не опуская рук! Ты отправляешься с нами! — приказал разведчик.

Марина обернулась к своим, кивнула:

— Идите. Вернусь, как смогу.

Медленно-медленно разведчики бункера отступали назад. Через минуту они обернулись и бросились бежать.

Марина стояла перед разведчиками, не опуская рук. Мышцы наливались тяжестью — автомат вот-вот грозил выскользнуть из пальцев.

— Тут высотки неподалеку, пойдем туда, поговорим, — подал голос один из мужчин, стоявших позади. — Все равно день пережидать.

— Руки опустить. Иди вперед, — приказал командир, толкнув Марину прикладом.

Группа обосновалась в небольшой квартире в одном из старых домов, двое мужчин встали у дверей с автоматами наизготовку.

— Кто такая? — спросил старший разведчик, усаживаясь на прогнивший диван.

— Меня зовут Марина Алексеева. Я со станции Калужская. Отпустите меня, пожалуйста. У меня плохой костюм, могу дозу радиации схватить, — жалобно заморгала она, прижав руки к груди.

— Почему станция не вышла на контакт? — Невозможно было определить, принадлежит ли голос взрослому мужчине или юнцу.

— Мы там одни остались, у нас связи нет, туннели к центру обрушились, — самозабвенно врала Марина. Она пошла ва-банк и выиграла. Ее собеседники не знали, что происходило на юге Калужско-Рижской линии.

Алексеева осматривалась, чуть поворачивая голову. Мутный плексиглас существенно затруднял обзор.

— Чем живете?

— Продуктовые магазины рядом… А нас там мало совсем, человек двадцать. Страшно. Отпустите меня, ну пожалуйста, если я еду не принесу, у нас детки умрут. — Марина всхлипнула, изображая из себя перепуганную девчонку.

Она судорожно соображала, как свалить от настойчивых разведчиков. Если допрос затянется до восхода, ей придется задержаться еще часов на двенадцать, а это в ее планы никак не входило. У нее не было сменного фильтра, а дышать радиоактивной пылью совсем не хотелось.

— Ребят, чего делать будем? Оставим помирать или пойдем с ней? — спросил товарищей разведчик. — Может, хоть детей вытащим.

— Да пойдем, чего уж. День пересидим — и выдвинемся, — откликнулся один из его спутников.

— А как же мы тут пересидим? Тут же монстры! — изображая крайнее недоумение, выговорила Алексеева.

— Не боись. Если днем молчать, они и не полезут. Только шевелиться нельзя особо, болтать тоже. Они ночью с охоты вернутся и в соседних квартирах залягут. Только вот балконы тут недалеко друг от друга, могут пролезть. Ну да авось пронесет, отстреляемся, — усмехнулся мужчина.

— Отпустите меня, пожалуйста! Мне домой надо! — заныла Марина.

— Нет, одну не отпустим. Раз ты нам попалась — надо контакт с выжившими налаживать. Что вы тут забыли-то, на Мосфильмовской? Тут же такая гадость ползает! Что, еды поблизости нет уже? — поинтересовался разведчик, протирая извлеченной из прорезиненной сумки тряпочкой стекла противогаза.

— Надо разведывать, что и как. Мы хотели до Парка Победы дойти и заблудились, — не моргнув глазом, соврала Алексеева.

— Так правильно, вам надо было вниз, в туннель, а он завален. Только если дворами к «Парку» пробиваться, а меж домов всякая гадость гуляет. Да и нечего вам там делать, там синяя ветка, она вся на поверхности, оттуда в туннели мутанты и лезут, — хмыкнул мужчина.