Котя только вздохнула, не найдя, что ответить. Следующие несколько дней они почти безвылазно просидели в высокой горнице, вышивая рушники и рубахи. Царило тягучее молчание, разговоры не складывались, а красиво петь ни одна из них не умела. Ауда выглядывала в окошко и наставляла:

— О, тихо сидим в горнице. Гости прибыли. Сейчас с дурман-травой мешки сгрузят, в подклеть унесут. Носу не кажем, а то еще осерчает.

Игор улаживал перед пиром свои темные дела, получал, наверное, звонкую монету, потому вместе с гостями прибывал товар.

— Что такое дурман-трава? Страшное такое слово, — спрашивала Котя, не представляя, что же так затуманило сознание отчима в тот роковой день.

— Отчего же страшное? Дурман-трава и нужной иногда бывает, — отозвалась Ауда. — Например, когда у человека боль сильная. Он выпивает настойку и засыпает. Или когда врачевать надо. Знаешь, как кричат люди, когда им без дурман-травы приходится руку или ногу отнимать? Вот! Не знаешь! А я видела как-то. Ехали мимо деревни раз, давно еще, а там охотника медведь подрал. Нас еще тогда благодарили за чудесный настой. Охотник, правда, все равно умер, но зато спокойный и даже будто счастливый.

— Так что же, дурман-трава, чтобы умирать счастливым?

— Нет. Можно и жить. Когда совсем тоска на сердце. Только потом без нее радости уже не чувствуешь сам, — вздохнула Вея.

— Игор-то как разбогател? Продавал и продает лекарям половину, ему все благодарны. А вторую половину — уже без ведома слуг князя, — не без хвастовства продолжала Ауда. — Уже для тех, у кого тоска на сердце. В домах увеселения и харчевнях придорожных можно попросить всегда к меду сыченому или вину зеленому, если их не хватает, чтобы печаль залить. Главное — условный знак понимать.

— И все-таки это зло.

— Зло-добро… О чем толкуешь? — возмущалась Ауда. — К чему? Вон тебя саму продали ни за что, долг тот на самом деле покрыли бы твои золотые браслеты заморские. И как тебе после этого жить?

«Только кто долги-то честным людям навешивает? Кто дурман-травой с пути правды уводит?» — злилась Котя, не принимая никаких оправданий, но невольно призналась:

— Тяжело.

— Вот и вижу, что тяжело. А сколько таких, как ты? А скольких продают в дома увеселения? Или еще куда. Да и просто не все могут выдержать свою жизнь. Вот и просят сонных видений, — воодушевленно говорила Ауда, не отрываясь от споро идущей работы, но вдруг остановилась и, уставившись в пол, добавила: — Каждый имеет право умирать счастливым. Вот и подумай, дурное Игор делает или нет.

Котя сжимала кулаки, сдерживалась, но в конце концов вскочила с места, выбежала на середину горницы и закричала:

— Дурное. Совсем дурное! Люди потом еще хуже себе делают, только в видениях и живут. Или вы мне дурман-травы предлагаете?

В ней теснился бунт, хотелось выбежать прочь из терема. Она уже жалела, что ее нашли в снегах. Умерла бы или нет — природа в лесу решила бы, а теплый мех Вен Аура согрел бы не хуже шкуры убитого зверя.

— Нет-нет! Упаси духи. Ты здоровая нужна, сильная! — запротестовала Ауда. — Это нам уже все равно. Я-то старуха, как он говорит. Он со мной и не ложится уже.

Она вновь то ли утешала, то ли издевалась, задевая крайне болезненную тему. Котя изо всех сил старалась не думать о брачном ложе, уверяла себя, что до того времени что-нибудь придумает или обманет мужа в темноте. Но чем больше она силилась не представлять страшный миг, тем чаще являлся он смутным предчувствием. И Котя думала, что просто не доживет — сердце разорвется от ужаса и отвращения. Игор оказался ничем не лучше Вхаро. Среди людей не нашлось ей защитника, а среди зверей, возможно, отрекся последний.

— Да и со мной всё реже, — недовольно подала голос Вея.

— Зато с тобой, почитай, каждую ночь постарается, — вновь оскалилась Ауда.

— Совсем о нас забудет. Кто мы теперь? Вещи ненужные, — выдохнула Вея, неподвижно и безразлично глядя прямо перед собой, как неживая. — А ты его новая забава. Вон как всю увешал речным жемчугом и шелками.

Подарки Игора лежали в сундуке, Ауда же с наслаждением показывала их и примеряла на Котю, приговаривая, что в прежние годы радовалась бы столь щедрым подношениям.

— Это же из-за моря Кахи везли, из самого королевства Лагг, — восхищенно твердила Ауда, в который раз любуясь свадебным сарафаном.

Алая ткань лоснилась множеством тончайших узоров, жемчуг и яшма украшали край подола, пояс и рукава.

— А где это? Королевство Лагг, — заинтересовалась Котя.

Отец всегда говорил о землях к югу и не упоминал об этой далекой стране.

— В рассветной стороне. Ничего-то ты не знаешь, — смеялась старуха, вновь перебирая свои сладкие воспоминания. — А мы с ним по молодости весь мир посмотрели, то он матросом нанимался, то с караванами ходил. В рассветной стороне еще много-много стран лежит и островов. Ну а за ними… — Она осеклась и выплюнула с отвращением: — Отвергнутый Архипелаг, туда-то не приведи попасть. Однажды мы чуть не погорели на воровстве в королевстве Лагг, вот тогда бы нас сослали монстрам из Хаоса на съедение. Но ничего, как видишь, живые! — Она рассмеялась карканьем вороны. — Сбежали тогда, так с тех пор в Ветвичах и сидим. Спокойно здесь.

— Что будет со мной, если муж ваш попадется? — поежилась Котя.

Вен Аур, конечно, не напоминал монстров из легенд, но не просто так ходила дурная слава про те острова; все ведали, что создания Хаоса непредсказуемы. Странно было повстречаться с одним из них.

— Известно что! — с наглым торжеством продолжала смеяться Ауда. — Про мужа с женой как говорят? Две жизни — одна судьба. Скажут, что помогала тоже. Ты поняла? Никому не расскажешь?

Коте казалось, что ее мажут дегтем, окунают с головой в черную вязкую смолу, отчего она вновь сжала кулаки:

— Но это не так!

— И кто же тебе поверит? Знаешь пословицы-то? Крестьянское слово сказано — ветром подхвачено. Купеческое слово — бронзовая подкова. Только княжье золотое — тяжелое да литое, — все насмехалась старуха.

— Да уж, купеческое. Знаю я, какое оно, «купеческое», с тех самых пор, как в этом тереме живу, — впервые недовольно сверкнула на нее глазами Вея, и Ауда, как ни странно, успокоилась. — Никому не верь, девонька. Никому не верь. Люди что создания Хаоса.

— Создания Хаоса… честнее, — чуть не выдала себя Котя.

— Тебе-то откуда знать? Видела будто их? — фыркнула на нее Ауда.

Но Коте пришлось смолчать, прикусив язык. Она лишь безмолвно умоляла: «Вен, Вен Аур! Услышь меня! Вытащи меня отсюда! Куда угодно вытащи!»

— Не видела, — согласилась она, возвращаясь к работе.

— Вот и мы не увидели, — примирительно кивнула Ауда, продолжая ворковать: — Когда свадебный пир будет, ты не вздумай плакать.

— Почему?

— Не принято. Так ты оплакивала свой «переход», у своих духов прощения просила, а так ты уже у нас.

— Да уже и духи к тебе привыкли.

«О духах говорят! Да в этом месте только злые мороки водятся», — вновь подумала гневно Котя, но снова смолчала. Наверное, вот так и привыкают к самым дурным людям, закрывают глаза на их поступки и на собственное ничтожное положение.

— Просто Игор ненавидит слезы. А уж если его друзья соберутся, так и вовсе. В Аларгате на похоронах не плачут даже, не поймут, осерчают еще. Лучше улыбайся им и молчи. После пира, как на ложе поведет тебя, тоже не смей плакать. Ну а когда уже темно будет, можешь ничего не делать, он сам разберется.

— Ты отвернись потом к стене, когда он заснет, и там уже тихонько поплачешь, — с участием шепнула Вея, украдкой дотрагиваясь до руки Коти.

Хотелось бы предложить этой доброй женщине бежать вместе, да она бы уже не согласилась, смирилась. К тому же Котя до сих пор не ведала, как бежать из терема.

— Ты тоже плакала? — спросила она.

— Плакала. Не от боли, а вот сама не знаю от чего.

— Глупые вы обе! Эх, была бы я помоложе! — махнула на них Ауда. — Все вспоминаю и Аларгат, и море Кахи — степи бескрайние, волны черные. И ночи наши, без терема, да куда там… даже угла своего. И все мне кажется, что тогда-то и было счастье. Только мы в темноте и Хаос над головой.

«Хаос над головой», — эхом отозвалось в мыслях Коти. Она тяжко вздохнула, чувствуя себя неправильной: теперь она просила защиты не у десяти духов, а у создания Хаоса, обращалась к нему как в безмолвной молитве. С мыслями о Вен Ауре она и заснула в ту ночь, а наутро ее растолкала Ауда:

— Вставай, пора тебя к пиру готовить.

— Можно я на двор выйду? Воздухом подышу, — попросила Котя, сонно потирая глаза. При словах о пире все ее тело сковывало холодом.

— Только не вздумай бежать.

— Куда же я побегу? — нарочито показывала смирение Котя.

— Куда сбежишь — за все твои родные расплачиваться будут, — предупредила Ауда. — Если пойдешь к ним, так молодцы найдут тебя. Игор-то вольные мечи из самого Аларгата вывез еще. Это тоже в стороне восхода страна, за морем Кахи. И там лучшие ратники, которые никому не служат, только мошне.

— А если я не к родным пойду? Он их все равно мучить станет? — спрашивала Котя, с трудом играя глупую простушку.

Ауда уже раскусила ее после всех разговоров, ведь к тому времени они уже прожили в тереме около месяца.