Но в нем все еще теплилась неугасимая надежда, что найдется способ все исправить. Годы текли хоть и долго, но незаметно, календари не переворачивались, род занятий не менялся: Олугд оттачивал мастерство боя, овладев не только магией, но и мечом в память о возлюбленной, и искал ответы в бесчисленных книгах. Управлять линиями мира он так и не научился, гадая, из-за чего ему не хватает мастерства. Если бы рядом оказался верный наставник! Но больше ста лет Олугд говорил только с каменной статуей Юмги.

— Я верю, что ты жива. Ты проснешься! Обязательно проснешься, — повторял он вечный девиз своей отшельнической жизни.

Ветер загудел с новой силой, и Олугд нахмурился, отходя от статуи, поправляя полы синего кафтана до колен: «Что же так завывает? Или принесло опять кого-то? Ну, уж нет! Вам не сломить меня!»

Дурные предчувствия вечно подтверждались: защита башни загудела и содрогнулась. Судорога прошла сквозь зачарованную породу, со сводчатого низкого потолка посыпалась пыль, предупреждая о враждебном вторжении. Олугд инстинктивно загородил собой Юмги. Пусть каменная, но льор воспринимал статую как саркофаг для спящей внутри девушки. Пусть она в иные времена первой кинулась бы в гущу боя, ныне приходилось защищать ее. В голове Олугда билась нервозной пульсацией жестокая убежденность и противление злому року: «Я не имею права умирать, пока не разгадаю тайну чумы окаменения, пока не расколдую Юмги и остальных. Я не имею права!»

Скрежет и неразборчивый вопль разрываемой магической сети прорезал пространство. У Олугда перехватило дыхание, руки и ноги похолодели, а в горле встал предательский ком. Но он глядел на неподвижное лицо Юмги — его идола, его смысл существовать — и подавлял непрошеный страх. Вот уже сто лет не приходилось ему сражаться, хотя он жил в немой готовности, что рано или поздно вторгнется жадный яшмовый льор или же янтарному взбредет в голову осуществить старую месть за сочувствие к восстанию ячеда.

Но алые языки пламени, покрывавшие стену в месте будущей бреши, подсказывали, что пожаловал Нармо Геолирт. И ожидать пощады не следовало. Доходили слухи, передаваемые эхом разговоров по незримой магической сети, будто яшмовый чародей был тяжело ранен и потерял часть своей силы. Но его часть обычно равнялась по могуществу всей магии башни самого маленького льората.

Олугд обнажил меч-катану, готовясь к неизбежности. Он вспоминал все боевые стойки, усиливая оружие магией талисмана, заключенного в небольшое серебряное кольцо.

Шум нарастал, но внезапно все стихло, словно некая тень отлетела, но не от невозможности пробиться, а чтобы разогнаться для решительного удара. Камни брызнули фонтаном, порождая катастрофический скрежет разрываемой физической материи и незримой магии. Олугда опрокинуло, закружив в вихре, откидывая к Юмги. На статуе лежали особо плотные защитные чары, под сенью которых и укрылся льор.

«Он сильнее… Он все еще сильнее», — с ужасом понимал Олугд, отчего кружилась голова и пересыхало во рту. Если он и слышал когда-то о настоящем страхе, то до той минуты не догадывался, что значит в полной мере испытывать его.

И нигде не обнаруживалось спасителя или хотя бы союзника. Малахитовый льор Сарнибу находился слишком далеко, а тихий молодой, ста лет от роду, сосед сам едва избегал страшной участи. Его башню накрепко запеленали в магическую броню заботливые родители, которые пали жертвой войны льоров, когда их сыну Инаи не исполнилось и десяти лет. Впрочем, Иная Ритцова, цаворитовый чародей, обладал неслабой магией: их фамильный талисман давал власть над сном и явью. Так что любого, кто намеревался проникнуть в башню, настигал беспробудный тяжелый сон. А у Олугда Лариста от всех знаний и фамильных артефактов не осталось ничего, способного защитить от нападений Нармо.

Камни все сыпались из стены, словно красное пламя пожирало породу, проедая путь, как гигантский плотоядный червь-паразит. Олугд заставил себя встать, вновь сжимая светившуюся синим катану. Страх проникал под кожу черным дымом.

Двести пятьдесят лет — и все в башне. А Юмги хватило пятнадцати, чтобы сделаться закаленным бойцом. Олугду казалось, словно он слышит голос возлюбленной, он намеренно вспоминал все ее насмешки над изнеженностью принца, намеренно воскрешал в голове день смерти отца, чтобы закипела ненависть, способная сокрушить ужас. Но нестерпимый холод все равно пробирал волнами озноба, а заостренный кончик меча неправильно подрагивал. Лезвие разделяло пространство на две половины, две изолированные картины. Ожидание удара тянулось вечность.

Внезапно пламя сменило цвет, сделавшись грязно-фиолетовым. Лицо Олугда исказилось от неприятного удивления: «Это неправильно! Яшма так не может!» И он попытался вспомнить, где говорилось о сменах оттенка магии. Загадкой оставалась и непобедимость династии Геолиртов, потому что кровавая яшма, несмотря на устрашающее название, не несла разрушительной силы, уж точно не умела прорываться сквозь глухие стены. Но понять, в чем подвох, Олугд не успел: следующая волна энергии вновь едва не опрокинула его навзничь. Он устоял, решительно расставив ноги. Осыпавшаяся отовсюду пыль скрипела под подошвами мягких сапог, усугубляя повисшую тишину.

И, наконец, обрушился первый удар! Но враг показался не из бреши в башне — он подло атаковал со спины, вынырнув с противоположной стороны!

Олугд успел развернуться и нанести ответный удар сверху вниз, резко рассекая воздух, встречая сопротивление пяти острых лезвий. Олугд обругал себя за недальновидность стратега. Конечно же! Нармо использовал отвлекающий маневр с разрушением стены, слишком явный и устрашающий, а сам тихо пробирался через сплетения магии с противоположной стороны. И все же это не объясняло фиолетовый цвет пламени. Впрочем, раздумывать времени не оставалось: красные лезвия вспороли воздух за миллиметр от правого уха, цикроневый льор вновь уклонился, стремясь нанести удар катаной, но лишь заслоняясь ею.

— Знаешь, пацан, помнится, сто с чем-то лет назад я сказал, что мне не нужен второй талисман, — хохотнул невозмутимо Нармо, ухмыляясь. — Так вот — я соврал.

И в глазах его зажегся злобный огонек маньяка. Он с жадностью вора глядел на заветное кольцо, точно уже присвоил.

— Не надейся легко заполучить его! За это время я кое-чему научился! — храбрился Олугд, отбрасывая противника, пытаясь поддеть его взмахом клинка снизу вверх и одновременно ударяя свободной рукой, укрытой магией.

— О! Мальчишка решил покрасоваться, — отозвался Нармо, стремительно уклоняясь, даже не запыхавшись и находя время саркастично поаплодировать: — Проверим, чему ты научился!

И через миг он уже вновь обнаружился за спиной Олугда, который едва успевал уследить за перемещениями противника. Вероятно, Нармо легко перелетал по потолку. Хоть он и не видел магических нитей, но умел ими пользоваться, наверное, на ощупь.

Однако Олугд оттачивал свое владение мечом, создавая призрачные двигающиеся иллюзии, поэтому скорость удара вновь позволила блокировать когти-мечи яшмового. Они сцепились в двойном противостоянии магии и оружия. Цирконовый льор направлял всю свою магию талисмана, сосредоточенную в левой руке, чтобы остановить еще пять когтей, которые Нармо жадно тянул щупальцем ненасытного спрута. Он все ухмылялся, словно гигантская жаба, которая мечтает проглотить весь мир. Олугд не сдавался и даже перешел в наступление, заставив Нармо отступить на шаг, фактически сдвигая его по шершавой каменной плите. Противник только слегка склонил голову на бок, прошипев:

— Неплохо!

Он все-таки запыхался и тяжело хрипел, когда вновь попытался прорвать оборону Олугда. Последний надеялся перейти в атаку, но боялся, что ему не хватит решимости убить врага, если представиться случай. Он никогда не уничтожал людей. Лишь видел, как гибли другие.

Впрочем, до победы в поединке оставалось, как до Земли через разбитый портал. Но Олугд все так же решительно двинул вперед левой рукой, ударяя Нармо чуть ниже правого плеча неопределенным потоком магии — только такой и владел из боевого арсенала их фамильный артефакт.

Яшмовый чародей резко отшатнулся, выплевывая кровь и давясь кашлем. Правдивы, значит, оказались слухи. Оставайся Нармо со своей полной силой, шансов было бы куда меньше. Олугд попытался воспользоваться преимуществом, надвигаясь с катаной. Убить! Надо убить врага! Какие простые слова — какие невозможные действия!

В те страшные мгновения чародей заполнял разум образом отца, картины из ночи его безвременной гибели. Олугд ждал часа отмщения все эти годы, он избавил бы весь их мир от клеща-кровососа, который поглощал льораты слабых соседей. Шанс представился лишь на мгновение, когда Нармо открылся для удара — все же сказалось недавнее ранение, а слабый, по его мнению, противник за прошедшие годы возмужал.

Однако всего через пару секунд произошло непоправимое: противник буквально исчез, ускользнул из-под лезвия катаны. Впоследствии Олугд много раз задавался вопросом, Нармо ли провернул очередной гамбит или же у него самого дрогнула рука перед первым убийством. Но тогда он не заметил, как проклятый враг очутился возле заветной статуи. И поднес когти к ее шее, грозя срубить голову той, что не могла дать отпор. О! Если бы Юмги досталась хоть толика магии поющих самоцветов, она бы, вероятно, сокрушила всех врагов. А он, Олугд, все клялся и клялся защитить ее и спасти, но ни одно из обещаний не находило исполнения в реальности. Не хватало сил, а может, воли.