— Неа, — дергает он плечиком, отворачиваясь.

— А зря, — влезает Иваныч, — он бы как раз и мог чего-то сделать…

То есть, этот старый хрен знает, кто отец Ваньки? Так, ревность опять не вовремя. Потом, все потом спрошу…

— Вань… — я присаживаюсь перед Ванькой на корточки, отвожу в сторону со лба упрямую челку, — если твой папа может тебя приютить…

— Да не будет он! — дергается Ванька, — и я не хочу! Гад он и тварь! Мать изнасиловал и кинул!

Ого! Вот это ого!

Теперь понятно, почему Ванька так реагирует… И, опять же, море вопросов… И основной:

— Он… Сидел в тюрьме?

Ванька опять дергает плечом с досадой. Не знает, наверно. Хотя, если бы делу дали ход, то этот урод точно бы сидел…

— А откуда ты его имя знаешь?

— Мать говорила.

— То есть, он… Избежал наказания?

Опять плечом ведет. Не знает. Смотрю беспомощно на Иваныча, не понимая, что делать дальше. Понятно, что отец Ваньки — нам не помощник… Но почему старик дал этот совет? Ведь явно знает об остоятельствах…

Иваныч вздыхает:

— Вань, иди в каморку мою, перекуси, я там сало с хлебушком принес… А потом решать будем, чего и куда.

Ванька встает и, диковато сверкнув на меня взглядом, идет в подсобку.

Не спорит, кстати, совершенно, видно, разговор ему в тягость.

Иваныч прикуривает и кивает мне на угол здания, подальше от дверей.

Я топаю за ним, не удержавшись, жадно вдыхаю запах дешевого курева. Во рту слюна собирается. Черт, вот так один раз позволишь себе слабость и все усилия насмарку…

— Дело тут такое, дочка, — Иваныч, удостоверившись, что Ванька зашел в камрку и точно не услышит, начинает говорить, — отец его — человек непростой… И насчет изнасилования… Я бы сильно посомневался. Ванька эту историю от матери знает, а ей верить, как я понимаю, нельзя… Нет, я не говорю, что она прямо наврала, — тут же добавляет он, видя мою скептически выгнутую бровь, — но и доверять я бы не спешил. В их кругах история с изнасилованием — это пятно на всю жизнь… А у него сейчас такое положение, что если б были пятна, то…

— Да кто он такой? — не выдерживаю я.

— Про Тагира Хазарова слышала?

Я хмурюсь. Имя знакомо, да. Но я не настолько в теме, чтоб сто процентов быть уверенной, что знаю его. Потому мотаю головой отрицательно.

— Бандит? — логично же, исходя из полученной информации.

— Давно уже нет. И человек он известный. Очень. Ты глянь в своих интернетах.

— Гляну, хорошо. А ты его откуда?..

— Ну… Я ж не всегда тут сантехником работал…

— Тогда сразу вопрос: Ванька уверен, что Хазаров его отец?

— Он-то уверен… Но, сама понимаешь, только со слов матери знает. И ненавидит его. А больше-то нигде никаких упоминаний. Фамилия у него материнская, в свидетельстве, подозреваю, тоже ничего нет. И отчество не Тагирович.

— Неудивительно, учитывая, что он ее…

— И вот тут я бы не торопился, дочка. Насколько я знаю, Хазар не тот человек, чтоб вот так поступать…

— А зачем Тамаре врать?

— А вот этого я не знаю, дочка… Но точно могу сказать, если Ванька вляпался и не преувеличивает, то Хазар может помочь.

Глава 15

— Иваныч, — Ванька выглядывает из двери подсобки, прерывая наш не особо информативный диалог, — я тут яблоко увидел…

— О! — Иваныч взглядом просит меня подождать, идет к Ваньке, — там еще груша где-то валялась, сейчас сынок…

Я, пользуясь моментом, выдыхаю, остро ощущая недостаток никотина в крови. Вот так, стоило только разочек грехопаднуть, и все… пипец котенку.

Вспоминаю, что видела санитара Вовчика на крыльце с сигаретой, и направляюсь туда. Один разочек затянусь, сниму напряг в организме, глядишь, в голове прояснится. А то столько всего, а делать-то неизвестно что…

Заворачиваю за угол к крыльцу и вижу через не особенно плотный больничный кустарник, как Вовчик разговаривает на крыльце с двумя какими-то типами в штатском. Один в кожаной куртке, что по жаре само собой странно, а второй — в ветровке, тоже довольно просторной.

И вот не знаю, почему, но ноги сами тормозят.

Что-то внутри заставляет замереть, прислушаться, приглядеться. Мозг твердит, что я сошла с ума, и что это могут быть вообще посторонние люди: чьи-то родственники, знакомые врачей или самого Вовчика… Да кто угодно, не имеющий никакого отношения ко мне и Ваньке!

А вот задница поет об обратном. И я к ней склонна прислушиваться больше.

Вот и прислушиваюсь.

Слушаю.

Вовчик разговаривает, негромко, особенно ничего не слышно, но, вроде, мирно. Без особенного напряга, как с малознакомыми или вовсе незнакомыми людьми. Может, что-то объясняет, мало ли, какие могут быть вопросы у людей, стоящих на пороге реанимационного отделения. И я решаю, что просто сошла с ума, нельзя же быть такой мнительной. В конце концов, кто меня может искать? Полиция? Бандиты?

Глупо… Если принимать это все всерьез, то и опасения Ваньки с Иванычем тоже надо на чистую веру брать, а я к этому, как бы, не готова пока. Я скорее склоняюсь к мысли, что эти двое, старый и малый, просто коллективно сошли с ума и делают из мухи слона.

На кой мы бандитам? Реально смешно. И полиции тоже.

Да и откуда бы полиция так быстро меня отследила? Невозможно… Они даже не копировали мой паспорт, только данные глянули… Значит, точно не по мою душу… Вот сейчас подойду, и выяснится, что это вообще какие-то левые чуваки. И тогда только останется только удивляться своей восприимчивости к чужим страхам…

А затем Вовчик машет рукой с зажатой между пальцами сигаретой в сторону угла, из-за которого я только что вывернула, и сердце замирает… Особенно, когда оба мужика синхронно разворачиваются и смотрят в этом направлении. Невольно задерживаю дыхание, словно они могут услышать за пятьдесят метров. И увидеть.

Что-то внутри еще не верит, молит, чтоб отвернулись, чтоб просто продолжили разговаривать… Ну мало ли, что он там показал…

Но мужики так же синхронно спускаются с крыльца, и я понимаю, что пролететь не получится. Что они точно по мою душу, и по душу Ваньки.

А еще понимаю, что они не имеют отношения к полиции. По крайней мере, того прямого отношения, на которое я все же подспудно рассчитываю. Опосредованное — очень может быть… Лица уж сильно… характерные.

У меня мгновенно выступает пот, а ноги сами, подрагивая, несут задницу к углу, тихо-тихо, так, чтоб не было заметно за кустами никакого движения.

Заползя таким образом в непросматриваемую пока что зону, тут же включаю пятую скорость и несусь к подсобке.

Слышу, как мирно переговариваются Ванька с Иванычем, распахиваю дверь, выпаливаю, едва переведя дыхание:

— Ванька! Ходу!

У мальчишки мгновенно делаются огромные, словно у лемура, глаза, из которых вылескивается и на секунду топит меня по макушку страх. Ванька вскакивает, роняя порезанное на тарелке яблоко, сует неверными движениями в карман складной нож, делает ко мне шаг, потом обратно…

— Спокойно, сынок, — Иваныч кладет ладонь ему на плечо, тормозя и приводя в чувство и Ваньку и меня заодно, потому что кроме уже сказанных слов, в голове не крутится ничего, вообще никаких мыслей и тем более планов: что делать, куда бежать, как себя вести. — Пришли за тобой? — разворачивается старик ко мне.

Киваю, втягивая с хрипом воздух в сморщившиеся от ужаса легкие и, наверняка, выглядя в этот момент еще хлеще и безумней, чем Ванька.

— Сколько?

— Двое!

— Не менты?

— Нет! Не думаю…

— Так… — он кивает, роется в кармане и кидает мне ключи, — Тимирязевская сорок пять, туда езжайте, дочка. Там, правда, ни условий, ничего, но место тихое.

— Иваныч… — я ловлю ключи одной рукой а второй Ваньку, которого подталкивает ко мне старик, — а ты…

— А я с ними… Поговорю… — Иваныч неожиданно жестко усмехается, и эта усмешка вообще не вяжется с его обычной добродушной стариковской миной, словно из-под маски простого болтливого мужичка проглядывает на мгновение нечто жутковатое, остро-безжалостное… И в голову приходит мысль, что я совсем его не знаю…

Но, несмотря на странные и пугающие метаморфозы, взвалить на себя ответственность еще и за его будущие возможные проблемы из-за помощи нам, не могу, а потому открываю рот, чтоб отказаться, но Иваныч мгновенно просекает мой порыв и успокаивающе кивает:

— Не волнуйся, дочка… Ты, главное, парнишку им не отдавай. А я помогу, задержу чуток. Может, получится не туда отправить… — и, видя, что я еще колеблюсь, опять остреет, — быстро, я сказал!

Я больше ничего не говорю, подталкиваю безмолвно сжимающегося под моими прикосновениями Ваньку к двери, и, проверив окрестности и убедившись, что пока что никто до нас не дошел, направляю мальчишку в сторону второй калитки, соединяющей крыло реанимации и соседнего здания, где прячется психдиспансер. Обычно эта калитка закрыта, но только для посторонних и пациентов.

Я бегу следом за Ванькой, успев только напоследок благодарно кивнуть Иванычу, спокойно занявшему позицию на пороге подсобки, но перед тем, как нырнуть в неприметный проход между кустами, все же оглядываюсь, чтоб успеть заметить, как он мягко проводит по заднему карману древних джинсов, явно что-то туда убирая. Что-то небольшое, похожее на… складной нож.