Керри подавалась к нему, еле слышно постанывала. От боли? От удовольствия? Похер. Все равно остановиться не мог, никак, вот никак! После месяцев разлуки, не видя ее, потеряв практически, опять в руках держать? Да как тут остановишься? Как?

Не пришел в себя, даже когда отталкивать начала, копошиться в его лапах. Понял, что что-то не то, лишь когда напряглась ее фигурка, в струнку вытянувшись. Услышал веселый свист. Глянул за спину замершей смущенно Керри, выискивая смертника, посмевшего смущать его девочку, доставлять ей неудобство. Но, похоже, желающих отхватить не находилось. И ладно. Не до них.

Рэй, не медля, соображая только какой-то оперативной частью мозга, понял, что надо уезжать. Забирать свое. Полностью.

И уехал, и забрал. Полностью.

Мотель этот он видел на въезде в город, чисто на автомате отметив, что неплохо и чистенько вроде. И теперь это знание помогло.

Особо доставило, что номера отдельные, никто в стену стучать не будет. Если будут шуметь. А они — будут.

Рэй еле вытерпел, пока дверь закрыл, непонятно как сдержался, тряпки все не разорвал на ней. Потому что контроля не было. Кончился контроль еще на стоянке. Хватало только ума не врываться сразу в покорное ему тело, притормозить. Что не больно было ей. Его девочке. Его статуэточке. Его кукле. Хватит ей боли. От него, ушлепка, точно хватит.

Первое движение в ней, ее огромные, распахнувшиеся прямо в сердце глаза… Космос. Весь мир там. И он — тоже. Полностью. Без остатка. Рэй настолько утонул, что даже не соображал, что делал. Как целовал, ласкал, трогал. Сжимал, рычал, бормотал что-то. Только стоны ее слушал, только тело ее, дрожащее под ним, ощущал, и себя, глубоко в ней. Так правильно, так долгожданно. Это — весь мир его. Все, ради чего стоит жить. Здесь. В его руках. Под ним.

Финал был настолько разрывающим, что какое-то время даже дышать не мог. Опять. Никакого кислорода не поступало. Только она. Ее кожа, ее волосы, ее шепот.

И, как всегда, как часто бывало раньше, одного раза не хватило даже на удовлетворенный вздох.

Керри, его маленькая хрупкая девочка, лежала под ним, обхватывая тонкими сильными ножками, проводила по щеке небритой пальчиками, и хотелось ее всю попробовать. Везде. Эти капельки пота у линии роста волос и над верхней губой, сами губы, исцелованные, искусанные, пухлые, красивые до нереальности, пальчики ее поймать ртом, облизнуть. Он так и сделал. Целовал, мягко уже, нежно, без первого жадного остервенения, наслаждаясь вкусом по-гурмански. И мягко, сильно двигался, тоже неторопливо. Так, чтоб каждый сантиметр ощутить, чтоб заполнить до отказа, чтоб залюбить до бессознания. И девочка его отвечала. С готовностью и сладкой дрожью. А он ловил это все. И наслаждение зашкаливало. И хотелось дольше, как можно дольше. Чтоб до потери пульса, чтоб, кроме него — ничего и никого. Никогда. С кем она здесь встречалась? С кем была?

Мысль эта вырвала из непривычной для него нежности, всколыхнула звериное что-то, собственническое.

Он резко вышел, перевернул ее, вскрикнувшую от неожиданности, и насадил на себя за бедра. И двинулся, не жестко, но глубоко, невольно любуясь на изящный изгиб спины с острыми тонкими позвонками, провел ладонью по ним, как по музыкальному инструменту, прогибая сильнее в пояснице. Керри оглянулась через плечо. И такой у нее был взгляд беззащитно-невинный, что Рэй тут же устыдился своей грубости, наклонился, положил свои лапы поверх ее пальчиков, сомкнул на спинке кровати. И все это не прерывая движений, мягких, долгих, глубоких. Так и остался в этой позе, прижавшись плотно, вдыхая запах ее возбуждения, прикусывая кожу на тонкой шейке, поглаживая плотно сомкнувшиеся на спинке кровати руки. И это было охренительно. Невозможно. Сладко. И кончил он только после нее, всхлипывающей, поворачивающей голову в поисках его губ, его поддержки, сжавшей его внутри в этот момент так сильно, что оргазм был вдвойне ослепительным.

И после этого можно было бы и поговорить… Ну, по крайней мере, перекурить и поговорить. Рэй, собственно, так и планировал. Но опять не смог. Мягкая такая, маленькая, она лежала рядом, доверчиво положив голову на его грудь, водила пальчиками по новой татухе, где, если приглядеться, вполне можно было разобрать ее имя. Единственной слабости его. Единственной потребности. Он отбросил сигарету, наклонился. Просто, чтоб сказать, что за ней приехал. Что она — его. И это вообще не обсуждается. И не смог. И опять перевернул ее, чтоб в этот раз сполна получить удовольствие от вида ее спины, вкусного, будоражащего, ее крепкой попки, послушать ее стоны, мучительно-нежные. Рэй решил, что успеет поговорить. И, в конце концов, зачем тратить на это время? Она с ним. Она сама подошла. Поехала с ним. Понятное дело, что они вместе. Какие еще могут быть разговоры?

Он, собственно, так и заявил Керри, после третьего раунда секса и перекура. И прикидывал, что сейчас еще разочек, и поедут посмотрят квартиру, которую Лю рекомендовал. Говорил, хорошая. Как раз в нужном районе.

Рэй был настолько уверен с том, что Керри все прекрасно понимает, что даже не осознал сначала ее отказ. Смотрел просто и поверить не мог. Принять. А уж, когда она напрямую заявила, что ничего не желает иметь с таким отребьем грязым, как он… Вот тут его и перекрыло. Кого другого он за такое уже раскатал бы. На нее хватило сил только посмотреть. И вылететь за дверь. Чтоб не натворить дел.

Рэй гнал обратно, как бешеный, нихера перед собой не видя и втопив на полную. Как не разбился, непонятно. Да и зря не разбился. Дурак, идиот, в себя поверивший. И, еще смешнее и глупее, повериший в то, что с ним захотят чего-то серьезного, чего-то… Что его поймут. Что его…Что? Полюбят? Кто? Она? Эта чистенькая девочка? Которую он лично запачкал? Силой поимел там, у озера? И потом тоже не особо разрешения спрашивал… Почему теперь в себя-то поверил? Она же еще в начале лета четко дала понять, что все. Что у нее жизнь идет дальше, и ничего общего с такой швалью она иметь не собирается. Почему он решил, что что-то изменилось с тех пор?

Рэй притормозил, с юзом и дрифтом возле супермаркета, взял бухла, выжрал бутылку прямо там, на стоянке. И потом со второй поехал в единственное место, куда мог еще приткнуться. В автомастерскую Лю. И накачивался там, медленно и методично, раздраконивая себя все больше и больше, злясь на свою глупость, на то, что в себя поверил, на Керри, само собой, так его опустившую, указавшую ему его место, привычное место в дерьме, из которого, как ни старайся, хер выберешься. Накатывала то мутная злоба, и тогда он пытался встать и покрушить попавшие под руку вещи, но количество спирного все же перевешивало эти намерения, то апатия, и тогда Уокер тупо пялился на стену перед собой, стараясь не думать, не вспоминать последние счастливые минуты с ней, до того момента, пока чистенькая девочка удержаласИ й нахер не нужен. Пялился, пил, и сердце уже не стучало даже, кажется. По крайней мере, он его не чуствовал.

Рэй пытается объяснить Лю свои эмоции, понимает, что нихера не выходит, и замолкает. А затем просто отворачивается к спинке дивана.

Лю какое-то время смотрит на неподвижно лежащего на диване парня. И хорошо, что Рэй не видит выражения его глаз.

— Ладно, Уокер, полежи. Отдохни. Только без выпивки, а то утоплю, нахер в бочке, ты меня знаешь. А потом разговаривать будем. И думать, как исправлять дерьмовую ситуацию такую.

— Никак не будем исправлять, — глухо говорит Рэй спинке дивана, — не исправить уже ничего. И не надо.

— Надо, дебила кусок. Надо.

Лю выходит из мастерской, и через секунду его рев раздается со двора, очень четко и понятно объясняя работникам, в какое место им необходимо засунуть свои руки прямо сейчас.

Рэй, помимо желания, слышит этот рык, и на душе становится почему-то легче Чуть-чуть. Словно перышком птичьим погладили. Это приятное чувство. Первое, за последние часы.

Конец ознакомительного фрагмента