Но никогда даже соблазна не было. Да и отец не понял бы.

А сейчас…

Я его иногда подвожу, с таким, тщательно скрываемым уважением смотрит. Мне этот его взгляд, серьезный, гордый, все напряги от выплаты кредита перекрывает. И заставляет стремиться к большему, конечно.

С некоторых пор я нахожу особый кайф в достижении целей. И раньше-то стремился, все же, отцовское воспитание, да и кровь предков, никуда от нее не денешься.

А теперь еще больше тянет доказывать себе в первую очередь, что могу, чего стою. И каждая победа — ступень. Их впереди полно, но я четко вижу цель. И хрен меня с нее собьешь.

Так что надо разорваться, значит.

И получить зачет, и на работу попасть в нормальном, а не заебанном состоянии. Из этого уравнения выпадают развлекухи. И девчонки…

— Китенок…

О, вот только вспомни про девчонок…

Смотрю на тонкую ручку с хищными маникюром, по-хозяйски обвивающую меня за талию, вдыхаю аромат премиального парфюма, с которым Окс явно перебарщивает, говорил ей миллион раз, на составляющие раскладывал все риски частого чрезмерного употребления духов, тем более таких активных, сама должна понимать, химик же будущий… Но ей похер. Мне с некоторых пор тоже.

Я и раньше-то Окс чисто практически воспринимал: красивая, в постели огонь, чего еще надо?

А после одного вчерашнего сторис вообще отвращение испытываю.

Она пока не в курсе, но мы уже расстались.

Сейчас хорошо бы сообщить ей про это, но времени нет, пара скоро, надо поторопиться, нужный кабинет в другом крыле здания.

Потому мягко отцепляю загребущую ручку, двигаюсь в нужном направлении. Окс бежит за мной, хватаясь за локоть и оступаясь на каблуках. На кой хер вообще их таскает? Ходить-то не умеет, смотрится, как коза на льду…

Она меня тормозит, что-то безостановочно бормоча про вечер, и давно не виделись, и у нее сюрприз, и прочий бред, на который у меня нет сейчас желания и времени реагировать, потому не отвечаю, тупо волоку ее на буксире за собой.

Наверно, со стороны мы смотримся парочкой, по крайней мере, Окс все для этого делает: тискает меня за зад на глазах у всех, улыбается, гладит по спине и плечу, жмется сверх меры.

Мне не до нее.

Профессор Синицин — известный маразматик, искренне считающий, что для студентов нет уважительных причин для пропуска его лекций. Наверно, и смерть — тоже не уважительно, но этот момент никто не осмеливался уточнять, чтоб лишний раз не отсвечивать. Там вообще все жестко, чуть посмотрел не так, против шерсти погладил старикашку, все, пиздец. Будешь пересдавать зачеты до посинения, пока от переутомления не сдохнешь. Причем, вредный старикашка не берет взятки, договориться с ним невозможно. Остается только играть по его правилам.

Я играю.

И даже считаюсь одним из любимчиков. А все почему? Потому что химию люблю и понимаю, чего он там нудит с кафедры. А еще жена моего дядьки Юры, Апполинария, Полина, по-простому если, год назад глянула на меня перед началом учебного года и сказала:

— На новом предмете прямо перед преподавателем сядь.

Очень странный совет, учитывая, что все мы инстинктивно занимали всегда галерку.

Но Полине я верю, она ведьма. Реальная. Повезло дядьке, да? Я его иногда прям жалею. Но к жене его всегда прислушиваюсь.

Если смотрит своими зелеными фонарями, словно чего-то внутри видит, доступное только ей, значит, обязательно выдаст какую-то жутко важную вещь.

Сколько раз так было.

Она как-то дяде Питеру сказала, чтоб ехал в аэропорт не тогда, когда хотел, а позже. Дядька Питер хмурился, но не стал спорить. А позже выяснилось, что на шоссе в аэропорт дикая авария случилась, десять машин, люди погибли. И именно в тот день, даже, более того, в тот же час, когда он должен был ехать! Я тогда дополнительно охерел, если честно.

Короче, я сделал так, как мне Полина сказала, и выяснилось, что профессор Синицин терпеть не может тех, кто на галерке прячется. На первой же паре переписал их всех в отдельный листок и потом весело выебал на зачете. А нам, первопарточникам, автомат поставил…

Вот такой веселый препод.

Обхохочешься.

Потому мне сейчас плевать на довесок в виде Окс, пру вперед, словно гоночный болид с прицепом, думаю, какой дорогой потом быстрее добираться до Москва-сити, где офис нашей компании занимает несколько этажей. Пробки, же, блять!

Как было проще, когда на метро ездил…

Но мою девочку я тут не брошу, конечно. Слишком приметная. Да и одиноко ей будет.

Окс, видя, что я не слушаю и не отвечаю, принимается активно тормозить, впечатывая каблуки в пол и выражаясь уже ультразвуком.

— Окс, давай ты сама дойдешь, — наконец, сдают нервы, останавливаюсь, отцепляю ее лапку от локтя, смотрю в распутные до невозможности глазки. Когда-то меня это привлекло…

Окс смотрела так, словно уже дала и сейчас на коленях стоит, с моим членом во рту.

Хороший взгляд… На короткое время. А мне больше-то и не требовалось тогда…

Привычно давлю в себе ненужные воспоминания, завожусь до злобы от того, что опять допустил их в голову, слабак и дурак.

И Окс попадает под раздачу.

— Но Китенок… — причмокивает губками, чересчур пухлыми, чтоб быть настоящими, круглит глаза умоляюще.

— Окс, у меня дела. Все. Пока.

Разворачиваюсь и практически бегу к кабинету Синицина, немного досадуя на себя, что не смог отшить ее грубее, чтоб обиделаь уже, блять! А все потому что папа воспитывал вежливость к дамам… Вот она мне боком и выходит, эта вежливость.

В итоге, опаздываю, чего Синицин не любит, и всех опоздавших ставит на карандаш, чтоб потом дополнительно выебать на зачете дополнительными вопросами. Вот сколько раз опоздал, столько и вопросов. А если пропустил, даже с уважительной причиной, вместо одного пункта в билете, будет тебе… Ну, вы поняли, ровно столько, сколько у тебя пропусков имеется. Шикарная система. Охрененная.

Но деваться некуда, надеюсь, что проф меня хоть чуть-чуть любит, может, не станет запоминать небольшой промах, захожу в кабинет, смотрю прямо на кафедру, глаза честные-пречестные, на лице — соответствующее моменту выражение вселенской скорби…

И замираю, с удивлением рассматривая нелепую женскую фигуру на том самом месте, где обычно гнездится профессор Синицин.

Это еще кто?

Глава 9

Удивленно оглядываю нелепую, странную личность, едва выглядывающую из-за высокой кафедры.

Нереально тупо выглядит.

Невысокая, в мешковатом халате, кажется, профессорском, который он носил лет двадцать назад, вон, химикатами в нескольких местах прожжено. Под халатом черные трикотажные штаны и потрепанные тапки с затёртыми носами.

По спине вниз змеей спускается толстая черная коса, и только по ней можно определить, что существо у кафедры — баба.

Она поворачивает ко мне лицо в огромных, прямо-таки гигантских очках, делающих ее глаза странно неприятными, пугающими, словно не человек передо мной, а насекомое. Стрекоза какая-нибудь.

На мгновение замолкает, ресницы, многократно увеличенные дурацкими очками, хлопают, словно два веера…

И я перестаю дышать.

Реально.

Тупо замираю у двери, ощущая неожиданную дрожь в коленях. А у меня, чтоб вы понимали, даже перед соревнованиями и первым рабочим днем на дядьку Питера такого дерьма не происходило…

С трудом перебарываю в себе дикое желание ухватиться за косяк двери, не могу никак отвести взгляда от хрупкой напряженной, чуть сгорбленной фигурки у кафедры, потому что… Да потому что не может такого быть!

Да ну нахер!

В аудитории у кого-то падает ручка, и это приводит меня в чувство.

Ни слова не говоря, молча прохожу к привычной первой парте, прямо перед кафедрой, сажусь.

И, кажется, только сейчас вспоминаю, что надо бы подышать. Посчитать про себя до ста и обратно… И потом еще разок глянуть на непонятно, откуда взявшуюся женщину. И убедиться, что не прав. Что просто крыша, наконец-то, нарезала винта, чего от себя, признаться, подспудно ждал весь этот гребанный год.

Давил эту мысль, отталкивал, забивал работой… Но на подсознании постоянно это было…

И вот на тебе, пожалуйста… Случилось.

Потому что непонятная личность у кафедры никак не может быть Инессой. Просто не может. И значит, у меня активизировался тот самый глюк, годовой давности, когда я ее лицо во всех встречных девках искал… Думал, прошло… А нихера…

А женщина, между тем, продолжает прерванную моим появлением речь, никак не комментируя нахальное появление.

Голос ее, до дрожи пробивающий, знакомый, ощущение, что прямо в голову забивает гвоздь, разносится на всю аудиторию:

— Должность лаборанта кафедры достаточно важна, прошу отнестись ко мне, как к временной замене профессора Синицина, со всеми полномочиями преподавателя… В данный момент я — учебно-вспомогательный персонал, для вас обеспечу документационно-методическое обеспечение, — гладко выпевает она, не запинаясь больше и не глядя на меня. — Ко мне можете обращаться за планами семинарских и практических занятий. Профессор Синицын будет отсутствовать всего две недели. Я же буду подготавливать вас в этой аудитории. В основном. Но сейчас вы переходите в лабораторию, продолжим с вами изучать коллоидную химию под руководством профессора Бехтеревой. Для начала я раздам вам…