5

— Охренеть, картина маслом…

Других слов и комментариев ситуации, предстающей перед глазами, у Зубова просто не находится.

Его объект, совершенно сумасшедшая, но, как он до этого считал, все же гетеросексуальная девка — гребанная каратистка, на днях в очередной раз умудрившаяся его разозлить до нервной трясучки, сидит на кухне в их съемной хате и обжимается с Клубничкой!

Той самой, которую он полторы недели назад жарко тискал в патриоте и, скрипя зубами, отпустил восвояси целую и практически невредимую, узнав о полной и абсолютной ее невинности.

Отпустил, да еще и какое-то напутствие умудрился дать, что-то типа: «Не езди больше со взрослыми дядями, девочка»…

Или еще банальнее…

Он и сам толком не помнил, чего нес, потому что не в себе был основательно.

Это не удивительно, учитывая жесточайший облом…

Хотел, понимаешь, со сладкой Клубничкой отжечь, а пришлось в одиночестве грустно передергивать…

А аромат ее клубничный так на пальцах и остался. Тех самых, что в нее засунул, скот…

Ох, и вкусная она была, ох, и сладкая…

Ох, и дурак он…

И особенным дураком себя почувствовал, когда придурастая бестолочь, которую ему, не иначе, в наказание за что-то определили, через пару дней после жесткого облома в патриоте пригласила ненормальную блондинку к ним домой, а та возьми, да и заявись с Клубничкой…

Ох, и тяжело ему тот вечер дался!

На одном нерве и злости продержался!

Девки явились, как к себе домой, Лола тут же утащила «братишку» в туалет, не иначе, член несуществующий искать, а Зубов с Клубничкой сидели на кухне, друг напротив друга, и молчали.

Тупо, как в каком-то старом, советском еще фильме.

Зубов старался не смотреть на девчонку, а она пару раз открывала ротик и тут же закрывала, краснея, бледнея и сводя его с ума своим клубничным ароматом.

Ну вот за что ему наказание такое?

Такая беда невозможная, клубничная?

Зубов надеялся, что «братишка», поняв опасность ситуации, выпроводит девок из квартиры, то эта мелкая сволочь решила поиграть.

В итоге все чинно смотрели кино. Впятером.

«Братишка», в обнимку с развратно пищавшей ей в шею на особо острых моментах блондинкой, Клубничка, напряженная и красная, сам Зубов. И последним в ряду, но не последним по значимости — стоящий колом Зубовский член.

Причем, Клубничка этот момент просекла и краснела еще сильнее, периодически кидая испуганные взгляды на его достоинство, которое от ее внимания менее достойным не становилось, естественно.

Очень был тяжелый вечер, короче говоря.

Выматывающий.

Зубов искренне надеялся, что больше такой хрени не повторится. Время шло, он успокаивался.

Мелкая коза-провокаторша, вроде, поняла свою ошибку…

И вот теперь, изучая картину маслом, да еще и на своей кухне, да еще и настолько неожиданную, Зубов не знает, как реагировать на подобное безобразие.

Клубничка, оторвавшись от так называемого «братика» Зубова, испуганно отшатывается к плите и опрокидывает на себя неизвестно откуда там нарисовавшуюся кастрюлю в непонятным варевом, тут же гнусно завонявшим на всю кухню.

Часть этого дерьма оказывается на нежных бедрах Клубнички, и она взвизгивает.

Зубов, отмерев и не думая, откуда на их кухне образовалось это дерьмо (а чего тут думать, овца-диверсантка наварила, не иначе, травануть его решила и свалить на волю под его предсмертные корчи), подхватывает Клубничку на руки и тащит в комнату.

Тяжести в девчонке никакой, так бы и таскал ее на руках, но сначала надо посмотреть, какой урон нанесла эта зараза его нежной девочке.

Вовремя вспомнив, что надо блюсти конспирацию, потому что Катька не в курсе, что его «братик» на самом деле девка, иначе бы вряд ли с ним обжималась (Нет, но какая сучка, а? Понятное дело, что «братишка» смазливый получился на редкость, но тогда нахера было с ним, Зубовым, тереться в машине? Неужели и эта ничем от других не отличается?), Зубов рычит на «братишку Арсика», требуя принести аптечку.

Клубничка стонет и явно страдает, а Зубов впервые теряется, потому что раньше первую помощь не приходилось оказывать таким нежным, клубничным девочкам. И дотрагиваться, после произошедшего в машине, страшновато. Тут и без того член уже по стойке смирно встал, едва запах ее учуяв. Собака Павлова гребанная.

Коза-диверсантка приносит аптечку, смотрит скептически на них, бормочет что-то про прогуляться.

Тон ее категорически Зубову не нравится, явно что-то опять задумала, сучка мелкая, но Клубничка стонет так жалобно и пальчиками скользит по короткой юбочке, поворачиваясь, чтоб ему удобно было смотреть очаг поражения… Все это вводит в ступор, и, несмотря на то, что многозадачность — его конек, тут Зубов начинает лагать как старый «Пентиум», который пытаются поженить с игрушкой последнего поколения.

Объект демонстративно закатывает глаза, Катька начинает опускать юбочку, пряча от намертво прикипевшего Зубовского взгляда часть вкусных бедер, и ситуация становится невыносимой.

Тут подопечная, словно решив помочь Зубову, примирительно говорит про тревожную кнопку и свои планы на спортзал… И Зубов решает не перебарщивать с опекой.

В конце концов, сейчас надо помочь Клубничке, она страдает, а бестолковая Машка, его непутевый объект защиты, только помешает. Пусть идет. Потом он обстоятельно расспросит про возмутительную сцену на кухне. Потом. Сначала помощь, скорая, возможно, проехать в травмпункт, ожоги, там…

Хлопает входная дверь, и они остаются одни.

В тишине, разбавляемой только тихими жалобными стонами Клубнички и тяжеленным дыханием самого Зубова.

Он машинально вытирает остатки мерзко пахнущего варева с гладкого бедра доверчиво лежащей перед ним Клубнички, даже не заметив отбытия Машки из квартиры и ощущая только, как опять его накрывает волной клубничного аромата. Самого сладкого, самого вкусного, самого убойного.

Он словно отключает возможность критически оценивать ситуацию, чем всегда гордился Зубов, погружает в сладкий морок, сходный с тем, что был до этого, в машине, но хуже, гораздо хуже!

Потому что там было тесно, неудобно, непонятно… И в итоге обломно.

А здесь…

Зубов перехватывает горячий Клубничкин взгляд и тонет в нем, застывший, пораженный в самое сердце огнем, сжирающим его изнутри.

Катя кладет свою ладошку на его пальцы, все еще продолжающие машинально водить влажной салфеткой по бедру и сама, с нажимом, тянет его одеревеневшую ладонь под юбку. К промежности и, ставшим для него своеобразным фетишем, розовым трусикам.

Все выглядит настолько однозначно, настолько… разрешающе, что у Зубова спирает дыхание.

После произошедшего в машине он был уверен, что Клубничка, испуганная его напором, будет бегать от него десятыми дорогами.

После феерического просмотра фильма под прицелом его одноглазого приятеля, Зубов в этом окончательно убедился.

И даже выдохнул.

Сам он совершенно не планировал ее преследовать и пытаться что-то объяснить, навязать или продолжить общение.

Нет, не настолько он отбитый, чтоб брать и портить чистую девочку.

Для женщин, насколько он знал, первый опыт — это важно. Это, типа, на всю жизнь. У Зубова не было целочек, он не любил возни и подскоков с подлежаниями.

Зачем мучиться, когда вокруг полно готовых и опытных?

И вот теперь он даже теряется от такого недвусмысленного предложения.

— Ты чего, Клубничка? — хрипит он, не имея сил убрать пальцы, уже нащупавшие сладкую сердцевинку и машинально погладившие ее, заставив девочку, словно послушный музыкальный инструмент, задрожать и застонать.

— Я-а-а… Я так хочу… — выдыхает она, не подозревая, что этими словами и своими стонами лишает Зубова последнего терпения и разума, — так хочу… вас… очень…

— Ты — маленькая дурочка, — откуда находятся силы сопротивляться-то? Зубов и сам не знает, учитывая, что непослушные пальцы все скользят и скользят по тонкому шелку розовой ткани, с трудом сдерживаясь, чтоб уже не сорвать, нахрен, эту последнюю преграду и не взять то, что так наивно предлагается.

— Да, да, да… Я хочу, чтоб вы… Чтоб вы…

Она внезапно резко садится и прихлопывает его ладонь у себя между ног бедрами, сжимая неожиданно сильно.

Смотрит ему в глаза, серьезно и настойчиво:

— Я хочу вас. Хочу, чтоб вы были первым у меня. Клянусь, ничего не потребую, и не скажу. Просто… Я хочу, чтоб мой первый раз был таким… Как тогда, в машине.

Зубов резко просовывает похожую на широченную лопату ладонь чуть дальше, буквально сажая девчонку себе на руку и притягивая за задницу ближе.

Он стоит на коленях у дивана, она — сидит напротив, широко раскинув по обе стороны от него свои потрясающие точеные ножки, смотрит, прикусив губу, неуступчиво и серьезно.

— Ты же понимаешь, что я — не гребанный принц? — тихо говорит Зубов, приближаясь к нежным губам, — понимаешь, что будет больно? И что мне не нужны отношения? Мы с братом… Мы здесь временно. Не будет у нас, Клубничка, долго и счастливо.

Она кивает и, чуть помедлив, сама тянется к его губам, сокращая последние сантиметры порывисто и наивно.

Больше Зубов не думает.