Когда выберусь из этого всего, буду переживать и виниться. А пока надо искать способ избежать веселой ночи в компании нескольких мужиков. Похоже, Евгенич решил отбить большую часть денег в первое же мое… применение.

Выстраиваю в голове план.

Отпрошусь в туалет, выскочу через черный ход, потом в полицию. И наберу Ладе. Один звонок — и она меня вытащит. Она и ее богатый муж.

Лучше я им буду должна, чем… Этим.

Стыдно, конечно, но не настолько, чтоб покорно терпеть издевательства.

Таблетки быстро действуют.

Я действительно успокаиваюсь. План побега кажется вполне реальным. Даже, когда в зал входит здоровый мужик и хватает меня за локоть, куда-то ведёт, я не теряю надежды.

Нет места для манёвра пока что, нет никаких сил, чтоб сопротивляться. Но все еще будет. Возможность представится. По крайней мере, я до последнего буду верить в то, что всё обойдётся.

Проходим по длинному коридору. Прохладно, от этого соски на груди затвердевают и очень развратно проявляются через тонкую ткань. Верзила косится на них, и от его взгляда становится мерзко.

Где-то громко играет музыка, меняются запахи. Тянет вкусной едой и выпивкой.

Слышу ругань, уже, как во сне. Состояние мягкое, податливое. Похоже, переборщила я с дозой успокоительного…

Возле кухонной зоны вижу Нору в коротком платье, она нагибается и сплёвывает кровь на пол. Вытирает рот ладонью, еще раз сплевывает. В это раз прицельно. Стоящему неподалеку Виктору Евгеньевичу на ботинки. Рядом с ней — высокий мужчина в белой рубахе и красивых синих брюках. Он поддерживает Нору за талию и ругается с Виктором Евгеньевичем.

— Она самая доходная, — рычит мужчина, поглаживая Нору по спине. — На трассе, что ли? Ты мне элитный товар испортил. Хозяин вычтет, жди. Ещё раз хоть одну из моих девочек тронешь, костей не соберёшь. Я тебе обещаю. А за этот косяк её суточную зарплату с тебя стрясу.

— Она смела мне указывать, кого можно продавать, а кого нет! — Возмущается Виктор Евгеньевич, но в голосе я слышу неуверенность и опасение. Он знает, что переборщил.

— Мне говори! Я ее учить буду, а не ты, гнида! Да, — кивает мужчина в белой рубахе, приласкав к себе Нору. — Забыл совсем. Еще и полностью услуги стоматолога, плюс лекарства, и, если губа не пройдёт к завтрашнему дню, будешь платить за вторые сутки простоя. На хуй, съебал из моего заведения!

Меня вводят в большой зал.

Оглушает музыка, мельтешение света ослепляет. И, к тому же, я все хуже и хуже себя чувствую, ноги еле держат, а потому сам клуб никак не отпечатывается в сознании. Как может отпечататься в сознании мотылька огромный окружающий мир?

Никак.

Меня сразу же ведут куда-то по лестнице наверх, вталкивают в нишу с мягкими диванами. И посетителями.

За столиком сидят пять мужчин кавказской национальности. Возраст не определишь, восточные мужчины всегда выглядят старше своих лет… Вижу только, что они все здоровые. И страшные.

Очень! Очень страшные!

И взгляды дикие!

Если б не таблетки успокаивающие, я бы уже тряслась и теряла сознание. Меня усаживают на диван, между двух отвратительных, похожих на животных мужчин. Мне так страшно, что я замираю и перестаю дышать. Вся надежда на то, что можно сбежать, исчезает.

Меня просто не выпустят отсюда! Даже в туалет!

На что я надеялась, идиотка?

Выдыхаю. Сквозь морок в голове судорожно соображаю.

Сознание уплывает, и это приводит к вполне логичной мысли.

Пожалуй, вино, которое разливают за этим столом, будет хорошо сочетаться с таблетками, что дали мне девочки… И я очнусь уже потом. Если повезет. Или не повезет.

Почти не воспринимаю, что говорят вокруг. Смотрю на зал.

Внизу беснуется толпа, орет в микрофон диджей, бьют по ушам басы. Так много людей, но никто не поможет. Если начну кричать, что-то объяснять похожим на животных мужчинам, сразу уведут. Они явно не поймут, что я здесь не по своей воле. И, даже если и поймут… Им без разницы. Жестокие плотоядные взгляды, тяжелая рука на плече — не оставляют сомнений в том, что никто меня не пожалеет. Никто не услышит.

А, значит, надо оттягивать момент. Не будут же они… Прямо здесь?

Скорее всего, для этого есть еще места…

А пока они разговаривают, я вообще не понимаю слов, взгляд плывет.

В руки суют стакан с вином.

Чуть касаюсь, лишь обозначая глоток, потому что решаю оставить возможность отключки на самый последний, крайний случай.

Если больше ничего не поможет.

Если другого выхода будет.

А пока что есть шанс оттянуть время, вдруг что-нибудь произойдёт и появится хоть крохотный просвет…

Из темноты зала, кумара и плотной пелены тумана, что пускала дымовая машина, выходит высокий плечистый парень.

Из-за плывущего сознания он мне кажется белоснежным, словно ангел небесный. Лицо умиротворённое, равнодушное такое, он не здесь, как будто вырезали из другого измерения и картинкой потрясающей приставили к тёмному фону этого клуба. Инородный, потусторонний. И я смотрю на него, умоляюще, зовуще. Взгляда не могу оторвать. Никак.

И с губ срывается его имя.

— Игорь, — совсем тихо. Мой голос пропадает в шуме разговора за столом.

Игорь Ольгович ловит меня взглядом, и я начинаю задыхаться от восторга. Он! Это он в самом деле! Не выверт сознания!

Он пришел, чтобы спасти меня!

Опять! Опять!

Не контролируя себя, протягиваю над столом, забитым блюдами, свои руки к Игорю. В синеватой подсветке они кажутся совсем тонкими.

— Куда? — рявкает мужик рядом, и когда я начинаю привставать, грубо садит на место.

— Иго-о-орь!!!! Помоги!!! — изо всех сил кричу я.

Похищение Европы

У меня, в принципе, хорошее образование. Классическое.

Маман постаралась.

И теперь это все дело выпирает не вовремя.

Например, утаскивая на руках из клуба свою добычу, слабо вякающую, в голове звучит бравурный марш полковника Боги. А в голове картинка классики «Похищение Европы».

В роли быка — я.

Нормально, как раз подходит. Потому что вел себя именно, как бык. Основную часть придурков на рога поднял, а тех, кто убежать не смог, еще и копытами потоптал.

Европа моя рыжая тихо плачет, заливая мне пиджак слезами благодарности, а я ее только крепче прижимаю к груди. И пытаюсь себя в чувство привести, успокоить.

Потому что дико на взводе до сих пор. Нереально просто. Вот с первой секунды, как увидел ее, маленькую и испуганную, в компании тех, на кого она и смотреть-то не должна, в принципе. Как и они на нее.

Пока иду, мысленно прокручиваю в голове события, только что произошедшие. Пытаюсь за привычным анализом ситуации спастись. Успокоиться, уговорить себя уйти. Просто уйти. Как можно быстрее. Хотя все существо требует вернуться и дотоптать уже всех, кто успел в себя прийти.

За взгляд испуганный бездонных глаз, за эту дрожь худенького тельца в руках, за умоляюще протянутые ко мне тонкие руки.

Ведь, как увидел, как осознал… Так и полетел. В пропасть.

Как будто меня оскорбили, унизили и в грязь мордой всунули. Злоба, которая зародилась в одно мгновение, затуманила взгляд. Я такой лютой агрессии от себя не ожидал. Да и не было такого никогда. Вообще никогда. Даже в самые херовые моменты в жизни!

Мне ведь и разбираться не хотелось, каким образом Лисенок тут оказалась. Почему она не у себя в чистенькой квартирке, не пьет кофе с молоком и не стряпает печенье с корицей, не поет свои глупые, царапающие все нутро песенки. Почем она здесь?

Не хотелось разбираться. И так всё ясно, как божий день. Эта дурёха в тряпке на тонких лямках не могла попасть за стол к группе кавказских парней по собственному желанию. Это лисья мордаха явно во что-то вляпалась. Опять! Опять!

Ну вот как так умудряется?

Я же всего месяц… Месяц за ней не смотрел! Пытался отвыкнуть! Хотя, понимал, конечно, что зацепила. Сильно зацепила.

Под кожу влезла, лиса рыжая.

В сердце поселилась.

Как, интересно, смогла, ведь на камнях только лишайники живут…

Но случилось, а я — не дурак, чтоб от себя это дело прятать и не признавать.

Признать — всегда первый шаг к решению проблемы. А она — моя проблема.

И я ее еще не решил. Стремился к этому, делал все возможное, но пока что… Времени мало прошло. Слишком мало.

Но я был уже на пути! Уже!

И вот на тебе…

Я даже не представлял, что может так снести крышу, так угробить всю мою хвалёную выдержку, самообладание олимпийское, когда я моего… (Ладно, что уж скрывать, признаемся себе в очередной раз в очередной слабости?) Моего личного Лисёнка увидел в такой компании.

Взгляд умоляющий о помощи, ручки тонкие, тянущиеся ко мне. Голосок её, что поёт до сих пор колыбельные мне перед сном!

Ириска! Вот нахрена ты мне колыбельную в больнице пела? Засела с этой песней у меня в голове. Теперь твой голос звал меня по имени, так тонко, жалобно. Личико, от которого я млел, искажалось в мольбе.

И я такое должен был пропустить?!

Нет, ребята. Я понимаю, вы тут все спортсмены, все блатные, крутые, как яйца, но девчонка — моя! И делёжке не подлежит.

Я её лапищами волосатыми хапать не разрешал, грубо дергать на диван не позволял.