— А я уже забыл дорогу, — перевел Захар тему. — Сколько раз я здесь был?

— Два, — коротко ответила я, гоня от себя и эти воспоминания.

Нарастающая по мере приближения к дому тревога заставила меня на какое-то время забыть о сидящем рядом Захаре. Восемь лет назад, в августе две тысячи двенадцатого, я вот так же, на очень небольшой скорости, словно нехотя, двигалась вдоль озера, всматриваясь в очертания дома. Только тогда шел дождь. Лобовое стекло машины становилось прозрачным лишь на короткий миг после энергичного движения «дворников». И сразу же делалось мутным. В одно из мгновений я все же успела разглядеть настежь открытое окно мансарды. Этого не могло быть, я все окна закрыла, когда накануне уезжала, так и не дождавшись отца. Я была уверена — тот уехал в город. «Если только он вернулся?» — мелькнула радостная мысль, но тревога стала еще сильнее. Вот я приближаюсь к крыльцу, выключаю двигатель, опускаю стекло. Чуть левее сосны лежит человек. Точнее — мертвое тело. Я знаю, кто это…

— Лянка, очнись, ты уже с дороги съехала, по поляне чешешь! А кругом — деревья! Я так понимаю, нам туда, а не в лес! — Захар вытянул руку в сторону дома.

— Прости, задумалась. — Я вырулила на дорогу.

— С тобой опасно. — Он покосился на руль. — Прыгаешь между мирами, что ли? Не забывай, рядом человек, который никак не хочет стать трупом!

Я сочла за благо промолчать.

Припарковаться на обычном месте не удалось: Егор Романович начал строительство навеса над стоянкой, балки и доски лежали на засыпанной гравием площадке. Я проехала прямо до крыльца.

— Что это?! — Захар подался всем корпусом вперед. — Ноги чьи торчат, деда, что ли, твоего?!

Мы подошли к месту одновременно, Захар тут же упал на колени, протянул руку к шее деда, нащупал пульс. Напрасные телодвижения — я знала, что Егор Романович мертв. Тело лежало почти на том же месте, где я тогда нашла отца. Я задрала голову — окно мансарды было открыто настежь.

Глава 4

— Полицию нужно вызывать, да? — Захар, поднявшись, обреченно махнул рукой. — Скрылся, блин, от правосудия! Сейчас понаедут…

— Не мельтеши, сядь в машину. Здесь связи нет, нужно вернуться хотя бы до трассы. Я тебя высажу у села, найдешь остановку, на автобусе доедешь до центра города. Вот, возьми ключи, будешь ждать меня дома. Тебя здесь не было, понял? — Я старательно затаптывала следы его сандалий на влажной земле.

— А у тебя, типа, меня не найдут? Соседи сплошь безглазые и глуховатые? Или ты меня в невидимку превратишь?

— В моей квартире столько народу за день бывает, что они и внимания не обратят.

— Типа клиенты? Как у тебя бизнес-то налажен… Кто бы мог подумать, что ты станешь такой деловой, — недоверчиво произнес Захар, чем весьма меня разозлил.

— Это не бизнес, Тальников.

— А что? Деньги же ты с них берешь? Может, и я должен?… Или так помогаешь, как старому… другу?

— Беру, если дают. Чаще продукты приносят. Соседи довольны, — игнорируя его хамство и думая о другом, ответила я. Осматриваясь, я пыталась понять, все ли следы сандалий Тальникова удалось затоптать.

— Раздаешь, что ли? Зачем?! — с удивлением воскликнул он.

— Что же мне, магазин открывать? Физически такое количество пачек кофе, чая и конфет я потребить не в силах. Все, закрыли тему, — грубо оборвала я: мне надоел этот бессмысленный диалог.

— Ладно, Лянка. А ничего, что я тебя подставляю? Ты сообщница, получается. Тяжкого преступления, — уже тоскливо заныл мой бывший одноклассник. — Я не хотел, ноги сами к твоему дому принесли. Вот правда, ей-богу.

— Бога всуе не поминай! И не ври, Тальников. Никогда мне не ври! Ты приехал ко мне, потому что вспомнил об этой даче. Вполне себе трезвое решение для человека, считавшего, что только что убил свою жену. И ты точно знал, что я тебя не сдам, — жестко высказалась я и вздохнула. — И я постараюсь тебе помочь, — добавила примирительно.

Я с болью смотрела на побледневшего Захара. Чувствуя его страх, понимала, что сейчас, именно в эту минуту он должен приять решение — сдаться в полицию или довериться мне. Оба варианта его пугали, но последствия первого были ясны, чего же ожидать от меня — он не ведал. Но сделать выбор за него я не могла.

Он молча залез в машину на заднее сиденье. Я, пройдясь по его следам, обошла ее и села за руль, но трогаться с места не торопилась.

— Захар, восемь лет назад я нашла здесь мертвого отца. Практически на этом же месте. Он выпал из окна.

— Вот ты ж… Елы-палы… Это как же?!

— Полиция решила, что это было самоубийство. Он сильно пил…

— А ты?! Поверила?! Ты ж… должна видеть была! Раз ведьма!

— Да, мелькнула картинка — кто-то его сбросил вниз. Только следователь меня не послушал, посчитал за чокнутую. Вот как ты сегодня.

— Давай без обид. Я ж извинился, лады? А деда, выходит, тоже в самоубийцы запишут? Но он же не сам? Там кровь вроде.

— Не знаю… Ладно, пора уезжать. — Я завела двигатель.

Захар молчал, я тоже. На душе было гадостно, и виной тому был он, а не найденный только что труп старика. У меня вдруг появилось сомнение, а нужно ли мне разбираться, Тальников ли убил жену или тот мужик в сером. В конце концов, это дело полиции. Вдруг появилось чувство, что косвенным образом так бесцеремонно ворвавшийся со своими проблемами в мою жизнь Захар — всего лишь трамплин для наступления каких-то более важных событий. Я была почти уверена, что тому ничего серьезного не грозит, даже если некий Фандо, которого Тальников так опасается, сочтет его за убийцу дочери своей любовницы. Господи, да никакой этот трус не убийца, видно сразу. Разберется, и очень быстро, в этом и Фандо! Я, конечно, помогу Тальникову. Но уверена, тот тут же схлынет из моего окружения, возможно, сказав на прощание: «Спасибо, Лянка, друг!» И я о нем забуду — ну, был и снова нет. А что такого знаменательного ждет меня далее? Связано ли это с дедом?

Я почувствовала холодок вдоль позвоночника — верный признак правильности моих предположений.

Высадив Захара у околицы Пенкино, я отъехала по трассе от этого места еще метров двести и только тогда набрала номер полиции. Ждать пришлось недолго, темная «десятка» припарковалась за моей машиной, и… я услышала знакомый голос — майор Сотник, циничный и наглый тип, записавший моего отца в самоубийцы! Я до сих пор помнила свою бессильную ярость, когда тот, насмешливо глядя мне в глаза, совсем по-детски покрутил пальцем у виска, обозвав шарлатанкой. А я пыталась описать ему то, что мысленно увидела: из окна отца выбросил мужчина, который был на голову его выше. И я была уверена, что к окну его тот притащил уже мертвого.

— Почему-то, когда мне дежурный передал сообщение о преступлении на дачах у Агатового озера, сразу вспомнил вас, Ляна Шандоровна. — Сотник на этот раз был серьезен, в голосе даже слышалось сожаление. — Здравствуйте.

Проигнорировав протянутую им руку, я открыла дверцу своей «Ауди».

— Дорогу показать или впереди поедете? — вместо ответного приветствия произнесла я, усаживаясь за руль.

— За вами, — бросил он уже через плечо, повернувшись спиной.

Вот и ладно. В этот раз даже не буду пытаться помочь. Никаких видений и предположений. Впрочем, их и нет. Еще меньше часа назад, глядя на тело деда, я вновь пыталась «считать» информацию, я даже рискнула взять его за похолодевшую руку. Но ничего не получилось. Даже мертвый, тот был закрыт плотной защитой, выставленной, в чем я была уверена, им самим. «Кто же ты такой, Егор Романович? От кого бежал? И почему на наши дачи? Откуда ты вообще знаешь об этом поселке?» — уже в который раз задавалась этими вопросами, но ответов как не было, так и нет. Практически сразу мысли переключились на отца. Меня не покидала уверенность, что была какая-то связь между этими преступлениями. Но какая именно — я не знала. Возможно, эти двое — мой отец и Егор Романович — быть знакомы? Несмотря на разницу в возрасте. Все-таки папа несколько лет жил здесь один. Дед же, что очевидно, бывал в поселке не раз. Почему бы им и не встретиться однажды?

Тогда, в лесу, найденный без сознания старик вдруг показался мне знакомым — то ли из прошлых жизней, то ли из глубокого моего детства. Нужно признать, именно это и толкнуло меня на безрассудный с точки зрения обывателя шаг — пустить чужого, не сказавшего о себе ни слова и не имеющего документов человека в свой дом. Прав Тальников, риск, конечно, был. Но раздумывать было некогда: решив, что расспрошу старика потом, я отвезла его в поселок. От больницы он сразу, как очнулся, отказался наотрез — позже я поняла, почему. Он был голоден, обессилен, но удивительно здоров для своих семидесяти пяти лет.

Я еще раз прокрутила в голове тот короткий диалог с Егором Романовичем, начавшийся с его брошенной с грустью фразы: «Все изменилось…» Имел ли он в виду конкретно это место или же сожалел о прошлой жизни вообще, я тогда так и не поняла. Поэтому, решив уточнить, тут же поинтересовалась, бывал ли он на дачах раньше. Ответа не последовало, дед лишь неопределенно пожал плечами. Тогда я подумала, что нужно дать ему время, и он расскажет о себе сам. Но откровенности с его стороны так и не дождалась. «А теперь он мертв, а я должна буду Сотнику доказывать, что я в своем уме. Пригрела бомжа… Опять покрутит пальцем у виска, факт!» — с досадой подумала я, бросив взгляд в зеркало заднего вида. Сотник, оторвав руку от руля и высунув ее в окно, помахал мне раскрытой ладонью.