— Я понял. Да… скажи мне кто еще год назад, что буду верить в предчувствия и предсказания, — высмеял бы, уж простите. Ляна Шандоровна, напомните-ка мне, кого вы там узрели за спиной батюшки вашего? Когда он у окна стоял перед тем, как выпасть?

Я недоверчиво смотрела на Сотника — с чего вдруг такие перемены? Он же мне не поверил!

— Да не смотрите на меня так… Каюсь, ваши «видения» показались тогда бредом. Но все же версию с цыганским прошлым вашего предка отработал. Уж больно близки по времени оба события: пожар в доме баро, его убийство и буквально на следующий день — смерть его бывшего воспитанника.

— Баро тоже убит?!

— Да, тело нашли в день цыганского конфликта в машине, в лесу, недалеко от той дороги, что ведет в дачный поселок. Почти что у Пенкино. Задержись вы в ожидании отца еще на пару часов, проезжали бы рядом с местом преступления. Вот так. А описать того мужчину, которого как бы увидели в окне, сможете?

— Нет. Я заметила лишь силуэт. Точно могу сказать лишь то, что он выше отца на голову. И еще знаю, что из окна он выбросил труп. Или же папа был просто без сознания? — вдруг подумала я вслух. — Возможно… в стельку пьян?

— Так-так, уточните — с чего такие выводы?

— Он совсем не сопротивлялся. А вы тогда заявили, что следов насилия на теле не было… А вскрытие? Вы же делали вскрытие?

— Вот зря вы тогда меня не стали слушать, — укорил Сотник, а я вспомнила, как молча подписала документы, когда приехала за телом отца. Сотник действительно пытался мне что-то сказать, но я, хлопнув дверью, ушла.

— Как понимаю, вы уже допускаете, что это было убийство? Он не сам выпал из окна? — с вызовом спросила я.

— Ваш отец скончался не от падения с высоты, а от отравления суррогатным пойлом. А потреблял он его, скорее всего, не в одиночестве, как мы решили. Вы помните, что эксперт забрал стакан и бутылку, что стояли на столе? Один стакан! И на бутылке были найдены отпечатки пальцев лишь вашего отца. Что меня и насторожило…

Я, ничего не поняв, уставилась на Сотника, ожидая продолжения.

— Ну, кто-то же должен был продать ему эту бутылку левой водки? Не сам же он ее произвел и наклеил этикетку? Следовательно, должны были быть и еще пальчики. А их старательно уничтожили. Встает вопрос — кто и зачем? — пояснил тот.

— Значит, отец точно был не один! А уголовное дело так и не завели?

— Не было оснований. Мы нашли производителя паленки, точку сбыта в Пенкино, где ваш отец приобрел бутылку — он там постоянный покупатель. Продавец подтвердила, что продала одну поллитровку ему именно в тот день. Естественно, с полным набором отпечатков пальцев нескольких лиц, включая ее саму. С ней, бутылкой, он и отправился обратно домой, проведя предыдущую ночь в доме друга-собутыльника. Вы, Ляна Шандоровна, накануне его не дождались бы, приди вам в голову эта мысль — остаться до победного.

— Понятно. А того, кто стер пальчики, вы и не искали, — не удержалась я от упрека.

— Что смог, я сделал. Опросил тех, кто видел, как он уходил из Пенкино. Все показали, что ваш отец отбыл в одиночестве. Часам к четырем он пешком должен был добраться до дома, если, конечно, по дороге его ничто не задержало.

— То есть этого главного цыгана, баро, убил точно не отец?

— Точно. В силу состояния нестояния. Пришел в себя ваш отец лишь к обеду следующего дня, ставшего для него роковым. Тому куча свидетелей.

— И вы думаете, что смерть отца и баро как-то связаны?

— А вы, после того, что я вам рассказал, связи не видите? Кстати, убийство Тамаша Бадони так и не раскрыто. По вашему отцу следствие пришло к выводу, что отравление было вызвано передозировкой некачественного алкоголя в крови. Помог ему кто или сам он — неизвестно. Но потреблял он в течение суток, сначала в Пенкино, продолжив дома…

— Где наверняка еще был запас его собственной наливки. Обычно он делал коктейль с водкой…

— Не в этот раз!

— В шкафу под мойкой пустой тары море… Вы же дом не осматривали! Потому что не было оснований! — не удержалась от сарказма я, ругая в душе себя — почему не настояла на своем?!

— На сегодняшний день мы имеем два неоспоримых факта: убийство Тамаша Бадони и ровно через сутки отравление вашего отца Шандора Бадони. Убийца первого не найден, но ваш отец мог и сам ускорить свою кончину. Так что левая водка не была никем отравлена, а стала той самой пресловутой последней каплей.

— А стертые отпечатки?!

— Допускаю версию, что уронил бутылку в грязь, вымыл, открыл, налил… дождь шел с обеда, как вы сами знаете. Косвенно такую версию подтверждает тот факт, что грязная одежда валялась кучей на веранде, опять же — вы ее и обнаружили. Шел под дождем, поскользнулся, упал… ну и так далее…

— Вашей фантазии предела нет, Михаил Юрьевич.

— Первые версии часто начинаются с догадок и предположений. А потом подтягиваются факты, результаты экспертиз, свидетельства очевидцев — и вот вам вполне рабочий вариант. Очень даже нередко он оказывается единственно верным.

— Ловко. И какая же, по-вашему, связь между преступлениями?

— Мы до сих пор не знаем мотива убийства баро. В одном я уверен — и сестра его Люба, и ее соплеменники о чем-то дружно тогда умолчали. На мой вопрос, почему Тамаш, вместо того чтобы бороться с огнем, вдруг садится в машину и уезжает, Люба лишь пожимала плечами. Но, чувствую, причина его бегства ей хорошо известна. А жаль, что вам так безразличны ваши цыганские корни. Я бы вас к родне отправил… поговорить по душам…

— Нет у меня в таборе родни! — возразила я и вскрикнула от боли — защемило сердце, словно я вмиг потеряла что-то дорогое.

— Что с вами? — всерьез испугался Сотник, вновь хватая меня за плечи.

— Отец не хотел, чтобы я знала о его жизни среди цыган, я не лезла с расспросами, — ушла от ответа я. — Тем более мама была бы недовольна. Возможно, говорить со мной на эту тему запрещала она. Теперь я думаю, у нее были для этого основания.

— Какие же?

— Например, смерть родителей отца вполне может оказаться с криминальным душком — взять и умереть в один день, как в сказке? Маловероятно. Опять же, пожар. Это был поджог?

— Да, но там причина — конфликт из-за цыганской девушки. Бадони отказался отдать ее замуж за русского парня.

— А мотив убийства баро тот же? Догнал и добил?

— Нет, парень в это время принимал участие в драке, вся его родня и друзья — тоже. Это подтвердили обе стороны конфликта. За поджог ему дали срок.

— Сами подумайте, мама могла меня отпустить в табор? Хотя бы в гости? Я бы своему мужу запретила даже упоминать о такой родне.

— Вы жестоки, Ляна Шандоровна.

— Ничуть! Мне вполне хватает драмы в моей семье.

— Ну, хорошо, как знаете. Пока оставим это давнее дело. Давайте вернемся в нынешнюю реальность. По всей вероятности, ваш Егор Романович знал, куда шел. А что, если предположить, что к вам? Или, учитывая его возраст, к вашим родным? Возможно, знал их в юности? Или детстве? Или сам жил здесь?

— К чему это вы клоните, Михаил Юрьевич? — посмотрела я на Сотника с подозрением.

— Вы сами сказали, что он удивился, как здесь все изменилось. Принесите-ка семейный альбом. Пожалуйста, — ответил он просьбой на мой вопрос.

Я молча отправилась в свою спальню. Собственно, альбомов на даче когда-то хранилось два, но свои детские фотографии я давно забрала в городскую квартиру. А второй… Я держала его в руках очень давно. И не я — Захар. Тем летом мы здесь отмечали окончание девятого класса. Так случилось, что испытание алкоголем прошли лишь двое — он и я. Наши одноклассники очень скоро расползлись по комнатам. Жанну Каверину мы с Захаром уложили на диван в мансарде. Захар не пил по убеждению, на меня же выпитое шампанское подействовало странно: мне вдруг стало жизненно необходимо выговориться. Все равно кому… Захар слушал, не глядя на меня, а перелистывая альбомные страницы. Я же выплескивала из себя всю накопившуюся боль: последние полгода, наблюдая, как рушится наша семья, я металась между родителями. Пыталась расспрашивать и того, и другого. Мама тут же от меня уходила, а отец лишь грустно улыбался. Понять, что инициатор развода не он, было несложно.

Захар, кажется, даже не слушал, но его вопрос, заданный после того, как я замолчала, поставил меня в тупик. Я не думала об этом! А он напомнил, что уже скоро я должна буду выбрать, с кем из родителей останусь жить. Не ответив, я расплакалась…

Он оказался опытным любовником. Я же, у которой здравые мысли появлялись в голове лишь короткими вспышками, рассталась с детством без боли. С щенячьим восторгом принимая тяжесть мужского разгоряченного тела и жадную ласку припухших губ, я если и пыталась оттолкнуть его, то лишь на миг — сделать глубокий вдох, чтобы хватило воздуха для еще одного погружения в греховный омут…

— О чем задумались, Ляна Шандоровна? — Сотник, стоя в дверях комнаты, смотрел на меня с подозрением.

— Вот, держите. — Я взяла с полки альбом и протянула ему. — Первая фотография — свадебная. Дед с бабушкой со стороны мамы. Илья и Софья Зулич. Деда я не видела ни разу, бабушка умерла в две тысячи втором.