Максим оглянулся. Секунду решал, поймать ли волну еще раз, но усталость победила. Выбрел на берег, отстегнул шнурок на щиколотке, поставил доску под навес, к другим таким же доскам, байдаркам, лодчонкам.
Какое синее небо. Казалось, невозможно на него насмотреться, а вот поди ж ты — надоело. Высокая белая волна… и болит спина, и такое чувство, что стареешь с космической скоростью. Приходится напоминать себе, что впереди долгий путь, нельзя раскисать, еще немало предстоит сделать.
Максим подобрал красное полотенце с белого песка. Окинул взглядом пляж — тот тянулся на много километров, пустой, гладкий, стаи мелких птичек накатывали и откатывали вслед за волной, их ноги семенили так быстро, будто птицы гоняли на велосипедах. Ни человечка на побережье, а над прибоем брызги, и горизонт теряется в тумане.
Максим набросил полотенце на плечи. По щиколотку увязая в песке, зашагал к башенке из камней и известняка, метрах в пятидесяти от линии прибоя. Обернулся, еще раз окинул взглядом берег и горизонт. Пеликанов стало больше, они казались пернатым островом на воде. Прийти сюда вечером, поглядеть на закат?
Щелкнул магнитный замок. Максим пригнулся и вошел в слабо освещенный тамбур. Закрыл дверь.
В тамбуре было тепло, влажно и обморочно-тихо. Когда-то здесь пели птицы, но потом их отключили. Максим отряхнул ноги, чтобы не разносить песок. Обернул мокрые плавки полотенцем.
— Луч, доступ в жилой сектор.
Звук-подтверждение.
Побежала вверх лестница-транспортер. Придерживая полотенце, он встал босыми ногами на ступеньку. Щелкнула за спиной дверь тамбура. Подул в лицо ветер с тонким, знакомым с юности, родным запахом. Лифтовая шахта сейчас закончится, и откроется великолепный вид — еще секунда…
Вот она, башня. Три полукруглых лепестка, опутанных транспортными нитками, будто гирляндой. Огоньки внешних лифтов и транспортеров. Гениальное строение украсило бы любой мегаполис: в его силуэте полет, импульс, это наш «Луч» в порыве к цели…
Перед его лицом возникло объемное изображение:
— Максим, в госпиталь. Немедленно.
— Что случилось?!
— Твоя дочь.
Экран погас.
— Я не понимаю, зачем мне жить, — сказала пятнадцатилетняя девочка. — Объясни, если можешь. В чем смысл?
Ему хотелось обнять ее, взять на руки и не выпускать много часов — он чувствовал ее боль многократно сильнее своей. Ему хотелось бить ее, трясти за плечи, хлестать по щекам — за это ее проклятое, безвольное «зачем». Лиза сидела в терапевтическом кресле, утыканная инжекторами, со странгуляционной бороздой на шее. Усилитель звука, закрепленный на горле, помогал ей говорить.
— У тебя есть не просто смысл жизни, — он говорил, будто шел в магнитных ботинках, опираясь на каждое слово, — у тебя есть задание, цель. Как у солдата, как у пилота. Ты сегодня предала нас всех… попыталась предать.
— Я не хочу быть солдатом или пилотом. Я не записывалась к вам в экипаж.
Она едва говорила, но глаза смотрели бешено, прямо Максиму в зрачки. Это не был каприз и не была игра. Максим и раньше знал, что его дочь упряма, но теперь внутренняя сила, слепая ярость этой девочки с синяками на шее напугали его до мокрых штанов.
— Никто из нас не выбирал родителей, — сказал он мягко. — Ну извини, что мы с мамой родили тебя на борту «Луча», где твоя жизнь подчинена великой миссии. И у тебя есть друзья, безопасность, личное пространство, забота, учеба, игра. Океан, лес, горы…
— Это фальшивка, — сказала Лиза. — Будьте вы прокляты вместе со своим «Лучом».
И, зажмурившись, откинулась на спинку кресла.
— Это была наша главная работа, кванты, и мы ее провалили.
«Кванты» — они стали называть себя так еще перед стартом. Кванты одного Луча. Слово оказалось живучим.
Теперь они сидели на краю обрыва над рекой, солнце склонялось к верхушкам леса на том берегу. Пахло хвоей, дул легкий ветер. Зрение, обоняние, осязание и слух уверяли людей, что они видят закатное солнце, что в сумерках поднимается туман и скоро станет прохладно.
Все помнили, что нет ни реки, ни обрыва. А если и будут, то не скоро.
— Мы провалили, — с нажимом повторила Мария. — Вырастить и воспитать детей, чтобы они были лучше нас! Сильнее, умнее, стабильнее! Чтобы они могли удержать цивилизацию, преумножить и передать дальше!
— Пафос офф, — пробормотала Анита. — Рычажок вниз.
Стало тихо, в траве верещал сверчок. Мария опустила голову, Максим дотянулся и сжал ее руку. Несправедливо и неправда: речь не о пафосе. Человек переживает профессиональную катастрофу, можно бы и посочувствовать.
— Давайте все успокоимся, — сказал Андрей. — Девочка психанула — и сформулировала то, что волнует их всех. Они обвиняют нас, понимаете? Пятьсот лет назад человек мог прожить всю жизнь в маленькой деревне, быть частью крохотного социума и никого не спрашивать о смысле жизни. Но мы-то с рождения закладывали в их головы, что каждый из них личность и что за ними — человечество, огромные возможности, разнообразие, равенство, сотни миллионов собеседников… Естественно, им кажется, что мы заперли их на «Луче» и предопределили их жизнь насильно, до их рождения. Пятьсот лет назад это было бы естественным. Но они ведь, по задумке, — люди будущего…
Солнце наполовину утонуло в соснах. То, что заменяло здесь солнце. Визуальный эффект.
— Тогда они правы, — сказал Максим, и лица всех, кто собрался этим вечером на холме, повернулись в его сторону.
Сверчок замолчал.
— Двадцать лет назад двести человек — сто супружеских пар, тщательно отобранных, твердо мотивированных, отправились в путь на космическом корабле «Луч».
Денис болтался между сном и явью, и то, что он видел сейчас, принадлежало, наверное, сну: космический корабль в черной пустоте, похожий на технобабочку с четырьмя крыльями. В гладких плоскостях отражался свет звезд. Сон был бы прекрасен, если бы в него не вплетался колючей проволокой голос дяди Роберта:
— После старта на корабле родилось второе поколение, еще триста два человека. Этим людям предстоит дать жизнь третьему поколению, воспитать и передать ценности в полном объеме.
Денис увидел пространство, подернутое дымкой. В тумане возвышалась башня: три полукруглых лепестка, устремленных вверх.
— Жилой отсек устроен таким образом, чтобы сохранять у обитателей пространственные понятия: внутри — снаружи. Оболочка внутри оболочки, дом внутри корабля. Эти люди живут дружной общиной, все они — тщательно отобранные, эмоционально устойчивые личности с высоким уровнем самосознания. Почти все. Денис, ты меня слышишь?
К его губам прислонили прохладный стакан — влага, счастье. Денис глотнул, вода пролилась в горло, потекла там, внутри, заново обозначая контуры тела. Денис понял, что может двигаться, что он сидит в кресле, чувствуя, как вибрируют спинка и подлокотники. Самолет?
Картинка изменилась: башня отодвинулась и пропала, утонула в паутине коммуникаций, конструкций, технических коридоров, резервуаров и полостей, фактур и структур — всей закулисной машинерии, которая дает горстке людей жить, дышать, спать в безвоздушном холодном пространстве. Снова возник корабль, теперь с другого ракурса. Денис, задержав дыхание, залюбовался — даже теперь. Даже в таких обстоятельствах.
— Это… компьютерная симуляция?
— Вообрази альтернативную реальность, где у землян есть ресурсы, чтобы отправить корабль в дальний полет, но нет технологий, чтобы уложить экипаж в спячку.
— Но…
— Ты ведь знаешь теперь, что мир устроен сложнее, чем ты думал?
Да, подумал Денис. Ты объяснил мне — быстро и эффективно.
Звезды растаяли. Космос сменился синим небом. Денис увидел океанский берег: опрокидывались волны на песок, качались на ветру свечки высоких пальм.
— Вот рекреационная зона, — сказал дядя Роберт. — На корабле их четыре, они моделируют естественные земные ландшафты… Нет, это не компьютерная симуляция. Это настоящая соленая вода… И настоящие люди, Денис. Это люди.
Наваждение съежилось — космос, корабль, башня. Втянулось в рамку, превратилось в плоское изображение на экране. А под экраном сидел дядя Роберт, в джинсах и свитере, простой, понятный, инфернальный. Лил воду в высокий прозрачный стакан:
— Спрашивай, у тебя должны быть вопросы.
— Куда они летят?
— К планете земного типа, с прекрасным климатом, источниками энергии, флорой и фауной, но без разумной жизни. Третье поколение «Луча» колонизирует этот чудесный мир. Еще вопросы?
— С точки зрения генетики… Жалких двести человек, как прародители будущего человечества…
— Рад, что ты соображаешь. Мне показалось в какой-то момент, что ты раскис… Нет, эти люди не глупее тебя. У них есть замороженная донорская сперма и работающая генная инженерия. Не волнуйся за них.
— Я не волнуюсь. Что… я должен делать?
— Дай им смысл жизни за тридцать рабочих дней, и я отпущу тебя домой.
— Что?!
Дядя Роберт протянул стакан — через разделявший их столик:
— За тридцать дней эксперимента на корабле пройдет тридцать лет. Раз в сутки — в их реальности однажды в год — ты сможешь оказывать на пассажиров воздействие: менять условия, подкидывать информацию, давать новые вводные. Ты не сможешь напрямую вмешиваться в их сознание.