Марина Дяченко, Сергей Дяченко

Темный мир. Равновесие

Пролог

Я просила дать мне инструктора-женщину, опытную и терпеливую, как ткацкий станок, с пониманием тонкостей девичьей психологии. А мне назначили старикана, который с первой же минуты стал орать, будто я новобранец, а он злобный старшина. Спасибо хоть не матом.

Кто меня знает, подтвердит: если на меня орать, я не смогу даже шнурки завязать, не то что справиться впервые за рулем. А тут выезжаем на улицу, и не куда-то, а в самую гущу, где машины прут, будто стадо бизонов. У меня блузка прилипла к спине, педали путаются, руки дрожат. А этот орет:

— Ты чего к обочине прижимаешься? К парню своему прижиматься будешь! Перестраивайся влево!

Не скажу, что мной легко командовать, но тут как на веревке потянуло — он кричит, я перестраиваюсь. Впереди развилка, я налево… и выезжаю на мост. И хоть бы пробка, хоть бы затор — так нет, движение бешеное, все обгоняют, подрезают, орут сигналами, будто сожрать тебя хотят, и царит бесчеловечная конкурентная борьба за каждую пядь асфальта.

— Я же в первый раз выехала! — ору. Вернее, пищу: в горле-то пересохло. А он в ответ:

— Тебе права нужны, чтобы тараканов бить или нормально ездить?

— У меня, — шепчу, — нет тараканов.

Он давай хохотать:

— У всех студенток в голове тараканы! Переключай на четвертую, вперед, работай!

Мне бы заподозрить неладное — все-таки он инструктор, за меня отвечает, а тут мы в центре огромного путепровода, и ясно, что я не справляюсь. Но он меня достал до самых печенок. Я на него посмотрела, как космический десантник на Чужого, и от злости даже стала лучше соображать.

А он рад стараться:

— Быстрее! Здесь сто разрешено!

На знаке ясно написано — восемьдесят. И подгрести бы мне к тротуару, и выйти бы из машины, и сказать: чему ты меня учишь, старый вредитель? Но нет, меня как переклинило. Черный «мерин», который шел слева, притормозил от моей наглости и пропустил в свой ряд — наверное, никогда не видел, чтобы машинка с позорным «У» среди бела дня устраивала стритрейсинг.

А этот кричит:

— Варежку закрой, муха влетит! Ты за рулем, а не прыщи давишь, не снижай обороты!

Я уже почти ничего не вижу — пот заливает глаза, сердце в ушах барабанит, и хочется моему наставнику врезать как следует, но руки заняты. И я почти вслух клянусь себе никогда никогда-никогда больше не садиться за руль, ни с этим инструктором, ни еще с каким — только метро!

И вдруг какой-то развозчик пиццы на ярко-желтой «Сонате» влезает в мой ряд на скорости сто, я вижу его — как пудреницу в своих руках, до последней царапинки. И вижу, что сейчас въеду в него и «Скорая» будет жалобно сигналить, пробираясь в московских пробках к тому, что от нас останется…

Я выворачиваю руль и как-то незаметно перемещаюсь за двойную осевую. Вместе с инструктором, машиной, вместе с сумкой на заднем сиденье, вместе с тряпочкой для протирания стекла и запахом яблочного освежителя — со всем этим хозяйством уплываю влево, а навстречу мне из-за горки прет грузовик.

Вот он в пяти метрах. В двух. Вот он прямо передо мной.

Все.


* * *

Сижу, вцепившись в руль. Минуту, другую, третью.

— Тетя, ты едешь или так сидишь?

Поднимаю голову.

Вижу ангела: глазки голубые, волосики льняные, на футболке — внезапно — Спайдермен. Ангел мною недоволен, супит прозрачные бровки:

— Здесь очередь, между прочим!

Очередь в раю? Или это не рай?!

Постепенно возвращаются звуки: птички поют, дети визжат. Точно рай, можно выдыхать. В аду они бы не так визжали…

Ангел ждет. Я поднимаюсь и вылезаю из машины — а это, оказывается, электромобильчик для дошкольников, как я туда вписалась — ума не приложу.

Ветер приносит запах дерьма. Звериного, травяного, как в цирке. Или в деревне? Совсем рядом вольер с бизонами. Вон стоят, повернули ко мне рогатые головы… Все-таки ад?!

Плюхаюсь на скамейку. Сижу, туплю. Я жива.

Звонит телефон.

— Алло? Даша? Ты где?!

— Я в зоопарке, мама.

— Там тебе и место! Со свиньями в одной клетке! Потому что ты свинья, обещала перезвонить — и что?!

Вчера вечером мы говорили с мамой по «скайпу». Она всегда так — сама выдумает проблему, сама начинает страдать.

— Еще раз выключишь телефон — я тебя убью своими руками! Потому что я тебя люблю и волнуюсь!

— Целую, — говорю в трубку. — Перезвоню потом. У меня зарядка садится.

Глава первая

ПЕРВИЧНЫЙ ИНСТРУКТАЖ

Меня зовут Даша Лебедева. В детском саду у нас было четыре Даши и еще один мальчик Лебедев, мне совсем не родственник. Поэтому осознание собственной уникальности давалось мне с трудом.

Я рисую посредственно, пою так себе, в музыкальной школе проучилась ровно один год. Еще год потом ходила на волейбол и была позором команды. На гимнастику меня не взяли из-за плохой растяжки. Короче говоря, когда на небе раздавали таланты, меня явно оттеснили куда-то в конец очереди.

Единственное, что у меня получается талантливо, — мечтать. Я мечтаю, что в будущем, например, все люди будут жить, как дружные соседи в одном старом дворе, жалеть друг друга и понимать без слов. Любую болезнь можно будет вылечить одной таблеткой, а мясо станут растить в пробирках, и коровы с ферм разбегутся на волю, в пампасы.

И еще я мечтаю о настоящем доме, где был бы чердак, на котором можно хранить старые вещи и воспоминания. Но пока живу в общаге и в целом привыкла.

Наша с мамой однушка в Петрозаводске, где я родилась, была замечательным местом. Помню выпуклые линии на обоях в комнате, истертую плитку на полу крохотной кухни и огромный куст черемухи под окном. Помню, как ухала, включаясь, газовая колонка и как седоусый газовщик наклеил на нее суровую картинку: «Стой! Проверь тягу!»

Когда мы оттуда уезжали, мне едва исполнилось тринадцать. Было очень грустно, страшно и безысходно, казалось, заканчивается жизнь. При этом показывать настоящие чувства я не могла — следовало радоваться, потому что мама нашла себе любовь по переписке. А я же не враг своей маме, она и так из-за меня столько лет одна! И мы переехали к дяде Коле в Липецк, но ненадолго.

Вы ненавидите переезды так же люто, как ненавижу их я? Мама искала себя, меняя города и работу, сходясь то с одним, то с другим «приличным мужчиной». В восьмой, девятый, десятый и одиннадцатый класс я шла всякий раз в новую школу.

Меня бросало из крайности в крайность: то я лезла со всеми дружить, то «включала лидера», то, наоборот, забивалась в тень, чтобы меня оставили в покое. Я просто не могла нормально и уверенно ладить с людьми, обижалась на пустяки, лезла в драки, устраивала демарши, и примерно к ноябрю учителя уже меня ненавидели, а ровесники моббили всем классом.

К маю все чудесным образом налаживалось. Я начинала наконец нормально учиться и нормально жить, намечались какие-то симпатии и дружбы… Но летом мы переезжали, и все начиналось заново.

Окончив школу, я поклялась начать новую жизнь и в ознаменование этого решения одна приехала в Москву. На площади трех вокзалов, пока я вертела головой в поисках метро, из разрезанного бока моей черной дорожной сумки вытащили бумажник со всеми деньгами и паспортом, свежим аттестатом и результатами ЕГЭ, с рекомендательным письмом господину де Тревилю… Вру, рекомендательных писем у меня не водилось.

Обливаясь слезами, через три часа я отыскала свои бумаги в мусорном баке на одной из соседних улиц и была так счастлива, что сожалеть о деньгах казалось даже неприлично.

С красными глазами, опухшим носом, грязная, потная, я долго не решалась войти в храм науки, который был для меня символом недостижимого, прекрасного, созданного для других будущего. Они проходили мимо меня — уверенные в себе, высокие, спортивные, красивые выпускники лучших московских школ. Я стояла в стороне — растяпа и, в общем-то, середнячок. Так говорила моя первая учительница еще в Петрозаводске: середнячок, но усидчивая. Старательная, но растяпа! Написать такой сложный диктант — и пропустить мягкий знак в слове «мальчик»!

Я, может, так и ушла бы, но очень хотелось пить. А там внутри был кулер с бесплатной водой. Денег-то у меня осталось семь рублей с копейками.

И случилось чудо: у меня приняли документы и поселили в общагу на абитуру, потому что кроме ЕГЭ нужно было сдавать еще экзамены. Поселили, между прочим, вот в эту самую комнату, где мы сейчас, на втором курсе, живем с Настей. Комнатушка чем-то напоминает мне нашу квартиру в Петрозаводске — может, потому, что я считаю ее своим домом?


* * *

Настя вскипятила чайник, заварила фруктовый чай в пакетиках, пододвинула чашку ко мне:

— Лебедева… а как у тебя отношения с наркотой?

Я поперхнулась:

— Никак! Траву курила один раз, в школе на выпускном! Попробовала — не понравилось. Все!

Настя задумчиво постучала ложкой о фарфоровый край:

— Если ты без всякой химии такие глюки ловишь — ты же находка для пушера…

— Слушай, Насть, не смешно. В первый раз человек выехал, да если бы еще на автомате, а это ведь механика, тут думаешь, как не заглохнуть, а он орет — не замедляй…