Не дослушав, нетерпеливая кузина разорвала магическую связь, а мне немедленно вспомнились все проклятья, одно другого краше, превращавшие логово в ловушку с надписью «Закрыто» на входной двери. Наверное, стоило нарисовать череп со скрещенными костями.

Боясь представить, что останется от лавки после того, как Британи, к примеру, окосеет или захромает, я моментально бросилась к огромному камину с аккуратно сложенными свежими поленьями, но тут же вспомнила о Дороти, поквакивающей в аквариуме, и развернулась на выход…

В дверях, сложив руки на груди и привалившись к косяку плечом, стоял Уильям и внимательно наблюдал за метаниями будущей родственницы. От неожиданности я даже подвернула ногу.

— Дороти? — самым вежливым тоном спросил он, как будто был не уверен, что я представилась реальным именем. — Что вы здесь делаете?

— А вы? — не растерялась я, сдув с лица выбившуюся из гладкого пучка прядь.

— Учитывая, что это моя спальня, — развел он руками, — вам, дорогая невестка, отвечать первой.

— Ваша?

Мгновенно на глаза попалась деревянная вешалка для мужских костюмов с пиджаком на плечиках.

— Дом такой огромный, что я заблудилась.

— Вы говорили с зеркалом, — заметил Уильям, видимо, не услышавший тот самый божественный голос, доведший целую комнату людей до нервного срыва.

— Обсуждала сама с собой, как к утру добраться в гостевое крыло. Так сказать, строила четкий план, чтобы окончательно не заплутать и не оказаться в подвале.

— И как успехи? — с иронией уточнил мужчина.

— Решила для начала выйти из комнаты.

— То есть вы направлялись к камину, потому что пытались выйти? — продолжал измываться он. — Думали вылезти на крышу через дымоход?

— А вы говорите со знанием дела, — не удержалась я от ответной шпильки, — но мой внутренний голос подсказал, что лучше начать поиски с коридора, а не с дымохода.

— Какой на редкость здравомыслящий внутренний голос, — изогнул Уильям брови, уже не пытаясь скрыть усмешки.

— Сама не нарадуюсь. Так что если вы не возражаете, то позвольте откланяться.

Мужчина потеснился, уступая мне дорогу, но лишь мы поравнялись, как схватил меня за локоть и заставил остановиться. Упоминать, что меня никто никогда бесцеремонно не хватал за локти, даже не имеет смысла. Отсутствие инстинкта самосохранения, похоже, было семейным изъяном Брентов, заложенным природой с рождения. Другого объяснения столь вопиющему отсутствию страха просто не выходило придумать.

— Дороти, — уставившись мне в глаза с ниоткуда возникшим холодом, произнес он, — надеюсь, что я никогда, ни при каких обстоятельствах больше не застану вас в своей спальне.

Он пытался меня напугать, наивный северный лицеист.

— Не сомневайтесь, Уильям, — осторожно освобождая руку, чтобы не сорваться и не шарахнуть наглеца магическим разрядом, спокойно вымолвила я, — в следующий раз постараюсь блуждать прицельнее, чтобы уже или в спальню к Картеру, или сразу в кухню.

Внимательный взгляд продолжал буравить точку у меня между лопатками, пока я не скрылась из поля видимости.

* * *

Как и в большинстве домов королевства, камин в лавке был небольшим. Переместиться в него, не разбив до крови лба, выходило, исключительно свернувшись в три погибели, едва ли не засунув голову между коленок. К слову, обувь тоже никогда не перемещалась, оставалась в отправной точке, а маскирующие амулеты затухали. Так что медальон с туфлями пришлось оставить в спальне, и в лавке я оказалась босая, в собственном облике и с обмякшей жабой на руках.

Каминная решетка была перевернута, намекая, что Брит все-таки успела появиться раньше меня. Обнаружилась кузина в торговом зале, поблескивающем паутиной разномастных заклятий против воров. Парализованная, она окаменела с запущенной в открытый кассовый аппарат рукой и остекленелыми глазами жадно таращилась в пустые отделения для монеток.

Очень по-родственному воровать у сестры. Хуже только в моих фирменных флаконах продавать приворот, способный превратить человека в жабу. И что не так с нашим семейством? А ведь благородная фамилия, хорошее воспитание…

Высокую фигуру рыжеволосой ведьмы затягивала зеленоватая сетка заклятья. Прикоснувшись, я разорвала тонкое, невидимое глазу обычного человека плетение и, скрестив руки на груди, наблюдала, как Брит приходит в себя.

— Эльза! — резко оглянулась она на мое сдержанное покашливание, а ящик сам собой с грохотом втянулся в кассу. — А я проверяю, не стащили ли воры монеты.

— И много не стащили?

— Так не успела выяснить, проклятьем шарахнуло… — без намека на неловкость пожаловалась она и, стараясь перевести разговор, полезла под корсаж за сложенным вчетверо листочком. — А вот и зелье!

Проверив написанную идеально ровным почерком (сразу видно, что писало заговоренное перо) рецептуру, я усомнилась в простоте:

— Ты уверена?

— Списала из гримуара бабки Примроуз, так что результат стопроцентный, ее зелья всегда работали.

— Ты залезла в бабкин гримуар? — восхитилась я, помня, что старая ведьма всегда прятала ведьмовскую книгу в личных покоях с охранниками на дверях и с камином, опечатанным проклятьем. — Как?

— Отвлекла ее внимание пожаром на кухне. Идем варить? — Она присмотрелась к жабе у меня в руках и вдруг плотоядно облизнулась. — Говорят, что рагу из жабы удивительно наваристое и считается деликатесом во Фракии.

— Не знаю, — буркнула я, покрепче прижимая Дороти к груди. — Никогда не бывала во Фракии.

— Может, ну его, зелье? — Брит предлагала столь серьезно, что было непонятно, подшучивает или действительно хочет оскоромиться мясистой ножкой заколдованной девушки.

Неужели приближалась ночь Кровавой луны, а я не заметила за нервотрепкой с Брентами? В этот праздник у всех ведьм начинал подтекать чердак и проявлялись странные причуды. Кого-то тянуло голыми на метле полетать (вороны недоделанные), кого-то светлого зелья вкусить, а потом еще неделю болеть несварением. Кузина, вон, вдруг на жабу принялась облизываться.

— Только через твой труп! — ткнула я в нее пальцем и направилась в кухню, попутно перепрыгнув через зеленоватую кляксу с проклятьем колченогости.

В кухне царила парилка. Воздух был душным, горячим, и разогретый очаг с шумящим магическим котелком на огне никак не способствовал прохладе. Пока Дороти поглядывала из вазона на мух, мы с кузиной варили снадобье.

— Рыбьи глаза четыре штуки, — прочитала я по бумажке, потянулась за банкой и обнаружила, что Брит уже отсыпает желеобразную зловонную субстанцию в котел прямо из горла.

— Четыре! — рявкнула я.

— Хуже не будет. Знаешь, как говаривала моя матушка? Кашу жабе рыбьими глазами не испортишь. — Она принялась мешать в котелке деревянной ложкой.

Но оказалось, что хуже могло быть, хотя беды ничего не предвещало. Едва зелье закипело, а ядовито-алый дым, невыносимо вонявший ненавистным рыбьим жиром (по-соседски рассчитывала, что аптекарю с женой-кулинаркой тоже аппетит отбило на неделю), повалил, как из жерла вулкана, варево начало стремительно чернеть. Не успели мы опомниться, а субстанция загустела, приобретя консистенцию тягучей смолы.

— Снимай! — взвизгнула сестрица. — Снимай!

Чугунная посудина со звоном брякнула на деревянную подставку. Не веря в провал предприятия, мы с Брит таращились внутрь котелка. На наших глазах смола стремительно окаменела и даже треснула, как засохшая земля.

— Говоришь, кашу не испортишь? — проворчала я, хмуро глянув на Брит. — Поэтому у твоих хлыщей то хвост из штанов вылезет, то копыта появятся.

— У тебя ведь еще есть котелки? — Пальчиком она постучала по черной застывшей корке.

Через четыре котелка и три кастрюли за окном загустела ночная темнота, аптекарь с семьей, судя по звукам, доносившимся из открытого кухонного окна, сбежал на другой конец города, а я превратилась в черную ведьму, которой оказалось не в чем варить не только зелья, но и даже супы. Совершенно выбившиеся из сил, мы смотрели на чистый ковшик с медной ручкой, стоявший на столе между нами. Было очевидно, что мы ошиблись в рецептуре. Семь раз подряд.

— Рыбьи глаза закончились? — уточнила кузина, помотав четыре жалкие штуки по дну банки.

— Угу.

— Значит, последняя попытка.

— Она и так последняя, посуды тоже не осталось, — со вздохом намекнула я на шеренгу испорченной хозяйственной утвари, жавшейся на полу по стенке.

За последние часы мы отработали движения до машинальности, а потом из медного ковшика снова повалил кроваво-красный дым, а зелье принялось густеть.

— Да чтоб тебя! — плюнула я, и неожиданно жидкость просветлела, зазолотилась, приобретая красивый цвет наваристого бульона.

— Что ты сделала? — удивилась Брит.

— Выругалась, — медленно выговорила я.

Мы переглянулись и вдруг поняли!

— Хочешь сказать, что бабкин секретный ингредиент… — Брит передернуло. — Выходит, она во все зелья плюет? Великая Нортон плюет в свои зелья?!

— Темная Богиня, я до шестнадцати лет пила ее укрепляющие эликсиры и закапывала в глаза капли для остроты зрения.

Уверена, что мое лицо было столь же отвратительного зеленоватого цвета, как и у Британи.