— Друзья не считают услуги, — пробормотал в ответ тот.

Упершись в снег, Лукай стал вытягивать друга, отяжелевшего от промокшей одежды. Неожиданно грунт тронулся, вокруг началось непонятное плавное движение. Ноги мечника поехали, ровно через мгновение он провалился по пояс в ледяную жижу и испуганно застыл, вытягивая над головой руки. Бигдиш, лежа на подтаявшей льдине, довольно осклабился:

— Спасти? Первый раз за пять лет?

— Иди ты! — взвился Лукай и тут же провалился по грудь.

Перевернувшись на живот, лучник медленно отполз туда, где лед обладал большей крепостью, и протянул руку:

— Давай!

Лукай изо всех сил вцепился в покрасневшую от холода ладонь друга и подтянулся, стараясь вынырнуть. Выругавшись, лучник съехал к проталине и ушел под снег с головой. С паническим выдохом, отплевываясь, он вынырнул из воды. Оба друга посинели от холода и в унисон стучали зубами. Мышцы сводило, намокшая одежда тянула ко дну, а шум реки сделался невыносимо громким.

— Есть еще какой-нибудь план? — пробормотал Бигдиш, старательно задирая подбородок, чтобы в рот не попала вода.

— Я поддержу, — предложил Лукай, — и ты выберешься на берег. Потом меня вытащишь.

— Могу я поддержать.

— Да какая разница?! — взвился мечник. — Не до вежливости!

— Ладно, давай ты, — легко согласился Бигдиш.

Лукай нырнул, уйдя с головой. В следующий момент он подтолкнул Бигдиша, и тот остервенело задергался, когда ноги освободились от засасывающей каши. С сипом мечник вынырнул, хватая ртом воздух. Бигдиш перекатился на спину и схватил Лукая за грудки. Хрипя, он потащил лучшего друга на себя.

— Я рад тебя видеть, брат, — пробормотал Бигдиш ему в лицо, когда тот почти выбрался.

— Ты не болтай, — прорычал Лукай, — а тяни!

Тяжело дыша, мечник рухнул на живот и прижался щекой к ледяной корке. Плащ замерзающим мокрым панцирем обвернулся вокруг тела.

— Я думал, что за пять лет хоть что-то изменилось, — пробормотал Лукай едва слышно.

— И? — Бигдиш едва приподнял голову, глянув на обессиленного друга.

— Теперь я знаю, Бетрезен дери, что ошибался! Ты тонешь, а все равно не затыкаешься! — Он глухо кашлянул и добавил: — Замерз, как бездомный пес.

— Зато я отлично промыл рану, — хохотнул Бигдиш, едва сдерживая приступ несвоевременного веселья. — А хороша была демонесса, да?

— Да уж, — задумчиво хмыкнул Лукай в ответ, — формы что надо, и мстительная. Все, как я люблю.

Два озябших лучших друга, кутаясь в немногочисленные сухие одежды, грелись у костра. Они тихо и неохотно рассказывали о пяти пустых и потерянных годах жизни, когда оба пытались не быть воинами.

* * *

На следующий день половина лица Бигдиша распухла так, будто лучник мучился от многолетнего беспробудного пьянства и при этом дважды в неделю участвовал в кулачных боях. Друзья тронулись в путь, как только забрезжил рассвет, и воздух стал прозрачным. Дорога теперь бесконечно поднималась в гору, и пологий склон превратился в отвесный обрыв, падавший вниз каменной стеной. Тихая речушка окончательно показала свой норов, став полноводным бурлящим потоком, бешено бьющимся о гладкие, вросшие в кремнистое дно валуны. Вдалеке под огромным восходящим солнцем виднелись тонкие изящные башенки Алтаря Первого Инея. Казалось, прекрасный храм был сотворен не руками трудолюбивых гномов, знавших все секреты гор, а самими всесильными богами Невендаара. Он выступал из скалы, вырубленный в ней, под ним разверзлась гулкая бездна.

— Вон Алтарь, — ткнул пальцем Лукай и быстро сверился с картой, — лагерь Ламберта где-то здесь недалеко.

— Красив, — едва шевеля губами, завороженно прошептал Бигдиш, вглядываясь в кристально чистую даль.

Изо рта в морозный воздух вырвалось облачко от теплого дыхания.

— Эй! — неожиданно донесся до них чужой голос, и друзья резко оглянулись, никого не заметив. — Медленно спешиваемся…

— Ты кто? — на всякий случай промямлил лучник, и в его седельную сумку, вспоров штанину и царапнув по ноге, вонзилась короткая стрелка. От тупого удара лошадь испуганно дернулась, затанцевав.

Лукай обвел лес грозным взором, а потом кивнул, призывая друга не глупить и послушаться приказа. Оказалось, что стрелок, похожий на затейливую птицу, в плаще с нашивкой имперского герба, сидел на высоком, выше человеческого роста, валуне, а потому был невидим. Двое других вышли из-за деревьев, и судя по хмурым суровым лицам, они пребывали в весьма мрачном настроении.

— Мы свои, — попытался объясниться Лукай, глядя на обнаженное оружие неожиданных противников.

— Конечно, свои, — хмыкнул рыцарь с испещренной седыми прожилками угольно-черной бородой, разросшейся практически до глубоко посаженных глаз, — только вот поясок с оружием сними и подальше отбрось.

Лукай скрипнул зубами и отрицательно покачал головой, над которой немедленно промелькнула смертельная стрела и впилась жалом в ствол многовекового дерева, вероятно, выросшего в суровом крае еще до того, как боги обрекли его на холод.

— Мы к Ламберфу, — коверкая звуки, прояснил Бигдиш, переводя быстрый взор с одного воина на другого. Те переглянулись, пряча ухмылки.

— У нас письма есть, — подтвердил Лукай и полез за пазуху, где хранил сложенный вчетверо помятый и промокший пергамент.

— Не дергайся! — тут же велел ему стрелок, нацеливаясь.

— Тебе было приказано пояс снять! — Сквайр, здоровяк с коротким жестким ежиком на макушке и выбритыми висками, предупредительно выставил перед собой меч.

Лукай скрипнул зубами и схватился за застежку, все еще медля. Воины больше всего походили на обычных разбойников, только нарядившихся в имперские одежды.

— Капитан сегодня не принимает, — сузил бородач глаза, — а ты, картавый, — кивнул он Бигдишу, — давай сюда свой арбалет.

— Щаф, — прокряхтел Бигдиш. — Равбевалфя! Так и отдал!

Лукай молниеносным движением вытащил меч. Бигдиш стремительно развернулся, срывая привязанный к седлу арбалет. В следующий момент друзья застыли в полной боевой готовности, похожие на грозные изваяния. В наступившей тишине только щелкнула пружинка стопора, когда Бигдиш натянул затвором тетиву, готовый разрядить арбалет в противников.

— Вот теперь поговорим, — удовлетворенно кивнул Лукай бородачу.

— Может, и поговорим, — вроде как примирительно пробормотал тот.

Он даже выставил руки в дружественном жесте, заставляя остальных опустить оружие.

В тихом лесу заухало и зашевелилось. Лукай сделал неосторожный шаг, и что-то незаметное обмоталось вокруг сапога. Его вздернуло вверх тормашками, а вслед за ним и Бигдиша. Оружие выскользнуло из рук, земля перевернулась, и от стремительности движения перед глазами все смешалось. Оба друга болтались в воздухе, подвешенные на толстых веревках за ноги.

— А может, и не поговорим, — осклабившись, протянул коротко стриженный сквайр.

Лениво ухмыляясь, бородач подошел к Лукаю и похлопал его по щеке:

— Попался, сокол?

— Еще раз тронешь, — прошипел взбешенный мечник, — и я тебе нос сломаю!

Давно Лукаю не приходилось испытывать подобного унижения. Словно последних каторжников их с Бигдишем, связанных и пленных, вели через реденький лес. На них безучастно взирал прекрасный, высеченный в горе храм, рядом с которым над пропастью величаво парили заколдованные ястребы.

Лукай помедлил, изучая открывшееся взгляду снежное плоскогорье, прежде спрятанное за скалами. Оно резко обрывалось, и от Алтаря его отделяла глубокая расщелина.

— Вперед! — коротко приказал бородач, подталкивая Лукая в спину.

С узкого горного серпантина, круто сбегавшего в долину, были отчетливо видны похожие на грибы купола шатров и поблескивающие звездочки походных костров. От сильного ветра слезились глаза и раздувались одежды. Лукай незаметно повел руками, стирая в кровь запястья, но ослабляя путы.

— Тебя как зовут, рыцарь? — вкрадчиво спросил мечник, споткнувшись после очередного тычка.

— Для инквизиторского лазутчика у меня нет имени, — напыщенно произнес бородач, и за спиной Лукая раздался глумливый смех его приятелей.

— Лучше назовись, — от всей души посоветовал Бигдиш и тихо кашлянул. — Он, когда имя знает, только нос за обиду ломает — дело чести.

Бородач ехидно фыркнул:

— Не скалься, добрый человек. Сломанный нос, может, не очень приятно, — не унимался не в меру болтливый лучник, — зато руки и ноги целыми останутся. Это лучше, чем в дощечках ковылять.

— Не в этот раз, — хмуро буркнул Лукай так, что только лучший друг расслышал его угрозу.

Они спускались по обледенелой дороге к лагерю, и их хриплым брехом встречали оголодавшие псы, сидевшие на привязи у подвод. Звери, походившие на диких волков, рвались на нежданных гостей и, ограниченные длиной веревок, сипели от ярости.

В долине, лежавшей словно в купели меж гор, было безветренно и тихо, даже воздух казался теплее. Пахло кострами и безвкусной мучной похлебкой, набухающей в черных от копоти котлах. Над матерчатыми шатрами поникли имперские стяги с ощетинившимся львом на гербе.

— Эй, Рорин, с добычей? — позвали рыцаря.

— Как есть разбойники! Их Соло на мушку взял, даже пикнуть не успели! — хохотнул тот в ответ, довольно ухмыляясь, и отвесил Лукаю, вероятно, решив довести мечника до нервного тика, отменный подзатыльник. От звука звонкого шлепка даже Бигдиш вжал голову в плечи и поежился. Подобного Лукай спустить не мог…

Не произнеся ни звука, он резко отпрянул и вскинул освобожденные еще по дороге руки, на запястьях которых краснели натертые следы от суровых веревок. В следующий момент Лукай заломил рыцаря, прижимая к себе грузное тело, тот только охнуть успел. Сильные пальцы бывшего кузнеца ловко перехватили локоть противника. Нападение мечника, отработанное и четкое, оказалось столь внезапным, что воины, вытаращившись, на секунду оторопели.

— Отпусти! — прохрипел бородач, пытаясь вырваться из стальных объятий.

— Отпусти его, Бетрезенов приспешник! — выкрикнул поймавший друзей стрелок — юноша, названный Рорином Соло, с горящими воинственным азартом голубыми глазами.

— Конечно, — пробормотал Лукай.

Его невидящий жесткий взор устремлялся в пустоту, и вслед вкрадчивым словом раздался хруст сломанной кости. Бородач завопил, бледнея от боли, и, отпихнутый, свалился на обледенелую землю.

Воины словно очнулись ото сна. За короткую секунду на пленников устремились острые жала мечей. В воздухе мелькнул кулак и саданул Бигдиша по раненой щеке. Тот застонал, едва не потеряв сознание от боли. Третий участник пленения, сквайр, безжалостно прижал к горлу Бигдиша наточенный кинжал, чуть порезав кожу под кадыком.

— Ламберт! — заорал Лукай, уворачиваясь от накинувшегося на него худого рыцаря с тонкими усиками на нервном аристократическом лице.

Одним легким движением он вырвал из рук воина меч с рукоятью, украшенной самоцветными камнями, а заодно отвесил сопернику такой знатный пинок сапогом, что тот взвыл.

В драке снова наступила пауза. Бородач катался по земле, скуля от боли в сломанном локте. Бигдиш боялся шелохнуться и старался вовсе не дышать, чувствуя, как по шее медленно и неприятно стекает выступившая капля крови.

— Стоять! — процедил Лукай, когда рыцари двинулись в его сторону.

Побелевший от гнева и похожий на обезумевшего зверя, он резко прижал острие чужого клинка к груди моментально затихшего рыцаря. Тот испуганно заскулил, распластавшись на земле. Острие очень медленно и мучительно прорывало одежду, и воины боялись пошевелиться, чтобы сумасшедший не лишил жизни их боевого товарища.

— Ламберт! — заорал Лукай, не спуская предупреждающего взора с толпы.

Рыцари в замешательстве переглядывались, не решаясь наброситься на пленника.

— Ну что же вы, братки, стоите? — цедил плененный. — Бейте его! Ох!

Холодный острый кончик меча царапнул по коже, заставляя поверженного воина замолчать.

— Что тут происходит? — раздался низкий голос, и, расталкивая толпу, в круге появился светловолосый безусый юноша с правильным красивым лицом, но с таким холодным тяжелым взором, что от него пробирало до костей.

— Скажи своим шавкам, чтобы отпустили моего друга, — отрывисто велел Лукай.

Юноша взглянул на Бигдиша и коротко кивнул:

— Фив!

Сквайр послушался его приказа незамедлительно, и ровно через мгновение лучник обтирал окровавленную шею, цедя сквозь зубы проклятия.

— А теперь ты отпусти рыцаря, — предложил юноша.

— Вот еще, — буркнул Бигдиш и со всего маху так саданул кулаком поверженному воину под ребра, что тот снова охнул. — Мы к Ламберфу!

— Без шума не умеете? — донесся до них тихий знакомый баритон, и воины мгновенно расступились, открывая дорогу своему капитану.

Друзья постарались не выказать удивления от вида бывшего наставника, которого не пожалело время. Когда-то они прощались с молодым, несмотря на возраст, мужчиной, а встретили седовласого усталого воина с глубокими складками морщин, залегшими меж нахмуренных бровей.

— Стаффорд, — обратился Ламберт к юноше, — это и есть они.

— Они?! — Тот недоверчиво посмотрел на друзей, больше всего походивших на оборванцев. — Всю седмицу мы ждали этих?!

— Полегфе, рыцарь, — одернул его Бигдиш. — Не суди о людях по синякам на их лицах! Восмофно, это боевые раны.

Воины заволновались, тихо переговариваясь.

— Подрались, что ли, по дороге? — Из-за спины Ламберта выскочил невысокий коренастый воин с рыжей лохматой бородой и кожаной повязкой, закрывавшей один давно вытекший глаз.

— Вогнар! — Бигдиш, признаться, опечалился, вспоминая бывшего заклятого собутыльника.

Без кулаков они могли общаться только на поле боя, но стоило затихнуть битве, как лучник снова мечтал свернуть шею имперскому ассасину. Ведь тот никогда не упускал возможности хвастливо упомянуть, что, может, глаз у него один, зато рангом он повыше, чем лучник Бигдиш.

— Мы встретили Проклятых, — уточнил хмуро Лукай, не думая убирать острие клинка от груди притихшего пленника, который теперь вполне оправданно опасался за пока еще целый нос. Ведь после ухода мечника на покой пять лет назад меж воинов отряда ходило множество сплетен о его неуправляемости. Оказалось, некоторые не врали, по крайней мере в том, что касалось импульсивности.

— Как всегда появляетесь с фанфарами, — глумился рыжий ассасин, и мечник в бешенстве сузил глаза.

— Я рад, что вы здесь, друзья мои, — дипломатично пресек зарождавшуюся новую потасовку Ламберт. — Убери меч от моего рыцаря, Лукай. Рорин — хороший воин.

Мечник помедлил мгновение, убрал оружие и протянул бородачу ладонь, предлагая помощь. Тот только свирепо скривился и попытался подняться сам, но со сломанным локтем любое движение доставляло мучения. В конце концов, сжалившись, Бигдиш схватил бедолагу за шкирку и поставил на ноги.

— Профти, брат, кровь за кровь, — похлопал Бигдиш пошатнувшегося воина по плечу.

— Бетрезенов волк тебе брат, — процедил Рорин сквозь сжатые зубы. — А с тобой, мечник, мы еще поговорим!

— Побереги нос, — хмыкнул Лукай, не придавая значения пустой угрозе, — для меня.

— Расходитесь, — тихо, но властно приказал Ламберт воинам, и круг тут же стал распадаться, хотя в воздухе по-прежнему витал дух агрессии.

Казалось, стоило произнести неверное слово, и рыцари набросятся на пришельцев, как сорвавшиеся с привязи псы.

— Не слишком хорошее начало, — неодобрительно покачал головой Ламберт, следя за тем, как Рорин ковыляет к палатке лекаря.

— Твои воины знают толк в гостеприимстве, — без особого сожаления пробормотал Лукай, следуя за капитаном к большому шатру.

— Они защищали Ламберта, — тут же вступил в разговор юноша, названный Стаффордом.

— Твоему капитану никогда не нужна была защита, он и сам неплохо справлялся, — ощетинился Лукай, не желавший признаваться в собственной грубости.

Безусловно, он без излишней скромности мог это сказать, ибо по боевой выучке превосходил многих в старом отряде капитана, но об этом не заявляли открыто. Воины никогда не любили выскочек.

— Уже нужна, друг мой, — Ламберт оглянулся, отодвигая полог. — За мной охотится Инквизиция.

— Что? — изумился Лукай. — Но по какой причине?

— По той же, почему я попросил вас отозваться, — серьезно произнес Ламберт и, чуть помедлив, добавил: — Вы последние приехали в лагерь.

— Мы торопилифь, но у нас выдалофь очень нафыфенное путефефтвие, — хохотнул Бигдиш, входя в шатер.

Лукай подозревал, что страшно шепелявивший лучник мучился от нестерпимой боли из-за ядовитого пореза на щеке, и удивлялся его оптимизму. Хотя что говорить, лучший друг всегда отличался неуемной говорливостью, которой не сумели бы пресечь даже смертельные раны.

Вошедшим в шатер гостям показалось, будто время вернулось на пять лет назад. Изменились земли и войны, но убранство в походной палатке Ламберта осталось прежним. Все тот же жесткий топчан с уже сильно протертой бараньей шкурой вместо перины и тонким потрепанным одеялом. Стол с бумагами, сейчас сдвинутыми на самый край, ведь всю столешницу заполонили плошки с разноцветными порошками. От них пахло острой приправой и сухими хмельными травами. В центре шатра, рядом с шестом-опорой, находился почерневший очаг, даривший столько тепла, что под пологом царила духота.

Незнакомым друзьям показалось новое лицо странного тщедушного человечка с вздыбленными редкими лохмами и кругленькими, аккуратными очками на длинном носу. Он быстро оглядел гостей и недовольно поджал губы, когда заметил непроизвольное, почти инстинктивное движение Ламберта, схватившегося за туго перебинтованную под рубахой рану, о которой в отряде не знал никто. Конечно, кроме него и Стаффорда. Стоило очкарику увидеть опухшую щеку Бигдиша, как глаза его сверкнули искренним любопытством, как у безумного ученого, наметившего себе новую жертву для экспериментов. Собственно, жадный взор лекаря не укрылся от капитана, но Ламберт только махнул рукой:

— Герон — мой лекарь.

— Какая удафя, — расплылся лучник в кривой, на всю здоровую половину лица улыбке.

Теперь они с человечком разглядывали друг друга с нескрываемой взаимной симпатией, жаждая слиться в общем лекарском экстазе.

Гостям налили горячего вина с травами, и Ламберт тяжело опустился на топчан.

— Ты написал, что тебе нужна помощь, — первым спросил Лукай. — И вот мы прибыли.

— Я благодарен. — Капитан потер грудь и поморщился. — Я не указал причины, но вы все-таки здесь.

— Любопытстфо замуфило, — попытался схохмить Бигдиш.

Его шутка была встречена оглушительным молчанием, и лучник неловко заерзал на колоде, заменявшей табурет.

— А ты по-прежнему болтлив, друг мой. — Ламберт покачал головой. — Я не мог указать причины. Мои письма могли перехватить. Тогда бы вы оказались в опасности, и это не было бы вашим выбором. Стаффорд сказал правду, за моим отрядом и мной следит инквизитор Ферре. Все, кто принимает мою сторону, безоговорочно становятся врагами Инквизиции.

— Ферре? — удивился Лукай, припоминая господина, отличавшегося крайне неприятной манерой кривиться во время разговора и не расстававшегося с мечами необычной крестообразной формы. — Инквизитор, который несколько лет назад устроил охоту за ведьмами?