— Хорошо, — покладисто согласилась она и указала на козетку, заваленную постельным бельем. — Я здесь подремлю.

— Не надо меня караулить и стоять над душой.

— Так я полежу!

— И лежать над душой не надо.

— Но тебе нельзя сейчас оставаться одной! — в отчаянье воскликнула она.

— Можно, — покачала я головой. — И нужно.

Последнее замечание Раиса открыто пропустила мимо ушей. С озабоченным видом, тихонечко напевая неясный мотивчик, начала перекладывать простыни с козетки в открытый сундук.

— Тишина в зале! — цыкнула я.

— Ага, — согласилась она и тихо замурлыкала под нос: — Тишина, в зале полная тишина…

После выразительного покашливания горничная наконец угомонилась, скромно прилегла на козетку, спрятав ноги в длинном подоле. Когда я снова оглянулась через плечо, она уже сладко спала.

Утром, вместо завтрака приняв чашку горького кофе, я усадила Раису за чистописание и разом почувствовала себя учителем младших классов. Она пыхтела, закусывала кончик языка, шмыгала носом и беспрерывно портила бумагу. Дальше двух пунктов мы не добрались, а худенькая стопочка листиков почти закончилась. Надежда постепенно покидала женскую половину замка…

Поставив очередную кляксу, от отчаянья Раиса всплеснула руками и столкнула чернильницу на последние чистые страницы.

— Прости, хозяйка, — жалобно прошептала она и с опаской отложила перо, словно ожидала, что сейчас ей прилетит подзатыльник. — Зато я хорошо убираюсь.

Невольно в траурном молчании мы оглядели захламленную гостиную. Ночью я ударилась мизинцем об угол сундука и долго ругалась сквозь зубы.

— Сейчас начну хорошо убираться, — тихонечко пообещала Раиса.

Просить Хэллавина о помощи не хотелось, но выбора не осталось. Пришлось перебрать каталоги, бережно упакованные госпожой Артисс, найти тот, что перед свадьбой прислали из фарфоровой мастерской, и отправиться с подкупом к мужнину секретарю.

Библиотека оказалась пуста. В косых лучах, пробивавшихся сквозь пыльные окошки, плавала пыль. От солнца на корешках некоторых фолиантов светились надписи. Мерцание было заметно даже через стеклянные витрины книжных шкафов.

Через некоторое время, деликатно скрипнув, приоткрылась дверная створка и вошел Хэллавин.

— Светлого утра, — поздоровалась я.

Обнаружив новую госпожу Мейн, стоящую со вкрадчивой улыбкой главной злодейки страшной сказки, он молча юркнул обратно в коридор. Дал деру не иначе как от большой радости, что свиделись до обеда. Вернулся скоренько, уже в полной боевой готовности: натянул на расслабленное лицо кислую мину, прилизал волосы и застегнул все пуговки на черном пиджаке.

— Светлого утра, — резковато произнес он. — Зашли с утра почитать?

— Зашли с утра к вам с личной просьбой, — объявила я. — Вчера господин Мейн предложил мне разъехаться.

— Уже? — вытаращился секретарь, но откашлялся в кулак и вернул невозмутимо-постный вид.

— Да у нас тут вообще все очень быстро происходит. Сама не поспеваю за новостями, — усмехнулась я. — Найдете полчаса?

— У меня много работы, — послал он меня почти прямым текстом, а сам уселся за письменный стол и решительно выдвинул ящик.

— Я принесла взятку.

— Ваш муж мне прекрасно платит.

— Да бросьте, Хэллавин, — хмыкнула я, — вы темный приспешник в ипотеке на тридцать лет. Поди, творите злодейские дела за еду.

— Я получаю моральное удовлетворение! — оскорбился он.

— От злодеяний? — развеселилась я.

— От службы. Она опасна и трудна!

— Согласна, перебирать бумажки в библиотеке очень опасно. За тридцать лет можно такой радикулит заработать, что в старости не разогнешься. Поверьте, я сама через это проходила. — Приблизившись к столу, вкрадчивым движением я положила перед секретарем каталог с разноцветными рисунками фарфоровой посуды. — Вам ведь нравится фарфор? Сможете заказать себе любой сервиз.

Конец ознакомительного фрагмента