Марина Кельберер
«Утопленница» и игрок
На торжествах была большая давка, и две дамы упали с балкона,
но Господь в своей милости устроил так, что они свалились на донью Мерсед.
Все трое сильно расшиблись, но не пройдет и года, как будут думать о другом.
Во время этого происшествия говорил Президент и, будучи близоруким,
не мог взять в толк причину переполоха, криков и падения тел.
Он раскланялся, полагая, что рукоплещут ему.
Торнтон Уайлдер «Мост короля Людовика Святого»
Глава 1
Маня
Маня шла по тропинке. Поле стрекотало, шуршало, звенело и благоухало. Трава по обе стороны по пояс — разнотравье.
Знойный июньский денек. Сияющий денек.
Маня вздохнула полной грудью. До одури пахло лугом и близкой водой.
Хорошо.
Вторая неделя июня — жаркое, роскошное начало лета. Небо ясное, как лакированное — ни облачка.
Маня еще раз глубоко вдохнула густой, настоянный на травах воздух и стала осторожно спускаться с крутого обрыва по сыпучей тропке к пруду.
Вода, как и небо, лакированно блестела. По берегам — ивняк, кое-где мелкие осины с яркой молодой зеленью, камыш и буйная осока.
Много тяжелой, поблескивающей под солнцем, воды.
Вода манила. Затягивала.
Вот и хорошо.
«Скоро, совсем скоро — в сентябре, когда все разъедутся и все здесь опустеет — я доплыву до середины этого громадного зеркала, и…
Там и останусь. В зазеркалье.
Навсегда.
Опущу, расслаблю руки, закрою глаза… И боль, ржавой проволокой неотступно дерущая душу, медленная, тупая, неотпускающая боль — уйдет. Вода сомкнется надо мной и над ней — моей мукой.
И все. Конец пытке.
Конец истории.
The end.
Чего, собственно, и требуется.
Но не сейчас. Рано еще.
В сентябре.»
Маня плавала вдоль берега и смотрела на ту сторону, на ивы, почти лежащие на воде.
Красиво. Пруд был большой, как озеро. Говорили, что примерно посередине, если взять вправо, били сильные ключи, было глубоко и вода закручивалась в воронку — омут. Точно не знали, но туда никто не плавал — на всякий случай.
То, что надо.
Кричали дети и лезли в воду.
Дачники со своим подстилками, пакетами, сумками, детьми, музыкой, пивом заполонили весь берег.
Да, хороший денек. Суббота.
Жизнь продолжается.
У кого как.
Маня натянула свой необъятный, размахаистый сарафан и стала карабкаться обратно на луг. Маня была толстая, ей было тяжеловато ползти вверх по оврагу. Она пыхтела, раскраснелась, отмахивалась от комаров и слепней, липнувших ужасно, цеплялась за траву.
Дело к восьми, а вечером еще и не пахнет. Июнь — дни бесконечные, темнеет после 11, и то не сразу.
Обалдеть.
Вдыхая невозможно свежий, пьянящий воздух, Маня направилась в сторону своей деревни, но по другой, совсем узенькой, едва протоптанной, тропинке. В обход — чтобы сделать привычный крюк, обогнуть поле и пройти через лесок, вернее, перелесок.
Там редко кто ходил, и там было ее место.
Собственно, там был просто пенек, на котором она сидела.
Просто сидела. Час или два, отмахиваясь веткой от комаров и бессмысленно глядя перед собой. Или вверх, где неторопливо шумели деревья.
И ни о чем не думала.
Вообще ни о чем.
Место было такое. Энергетика необъяснимая. Волшебная — для Мани. Как только она помещалась на свой пенек, внутри у нее что-то дергалось, щелкало — и как бы выключалось. Замирало.
И Маню отпускало — временно.
Хоть временно.
Не отпускало нигде и никогда — только здесь… почему-то.
Ни в интернете, по которому она бродила, тщетно пытаясь отвлечься, забыться на время, не в силах постоянно терпеть эту муку.
Ни даже, когда сочиняла свою сказку.
Ни когда сидела на крылечке своей «летней резиденции», ветхого домика, и тоже просто смотрела на зелень на участке, старые, раскидистые яблони, высокую траву вперемежку с жирной крапивой.
Наоборот — становилось хуже. Боль брала за горло.
Спасали только таблетки.
Так что — или таблетку заглотить, или — посидеть здесь.
На этом дурацком пне.
Маня сорвала ветку, устроилась на пеньке поудобнее в благостном ожидании спокойствия и «облегчения».
Высоко шелестели листвой деревья, стучала какая-то птица, из травы выглядывали плотные заостренные листья ландышей и круглые резные — земляники.
И больше ничего. Никаких мыслей.
Блаженство.
Маня тихо сидела, машинально помахивая веткой, погружаясь в свою «нирвану».
… Нет. Что-то не то. Что-то мешало. Что-то не так, и… Маня пошевелилась. Еле слышный хруст — вздрогнув, Маня повернула голову и вскрикнула в ужасе.
Прошиб холодный пот.
Вот — вроде и помирать собралась, а…
Испугалась.
Испуг не проходил — только усиливался. Там, в траве, лежал мужик. Странно как-то лежал, неестественно тихо и неподвижно.
Труп?!
А откуда тогда… приглушенный треск — она же слышала!..
Или — нажрался субботним вечерком и отдыхает?…
Место пустынное — сюда мало кто заглядывал.
Мане стало жутко. Тихо, стараясь ступать бесшумно, она встала и сделала уже шаг, больше всего свете желая побыстрее смыться, и вдруг — буквально наткнулась на серый глаз, который в упор смотрел на нее.
Один глаз. С черным кругом огромного зрачка, с черными длинными ресницами. Мужик лежал лицом в траву, на животе, полувывернув голову.
Маня попятилась.
— Подойди. Не бойся, — прохрипел мужик.
Маня отступила еще на шаг назад, наткнувшись на пенек, неловко оступилась и замерла.
— Подойди. Сказал, не бойся.
Серый глаз сверлил Маню. Как кролик под гипнозом, она не могла пошевелиться, и кричать не могла — горло свело.
Липкий ужас.
На пьяного — не похож. Точно. Скорее, наркоман — вон зрачок какой. Или…
Маньяк.
Сейчас он вскочит, а вокруг лесок — и никого.
А плевать. Все кончится — само собой и прямо сейчас. Так даже лучше — естественный «the end».
Плевать-то плевать, но… липкая паника не отпускала.
Мужик чуть шевельнулся и болезненно моргнул своим серым, с чудовищно расширенным зрачком, глазом.
— Подойди, — снова прохрипел он. — Хоть веткой махни. Видишь — зажрали совсем.
И тут только Маня заметила, что у мужика половина лица, обращенная к ней, была сильно обсижена и обкусана мошкой и комарами.
— Сам помаши, — тоже почему-то сипло сказала она. — Так упился, что руки не слушаются?…
И опять попятилась.
— Не уходи. Сдохну. Зажрут.
— Сейчас позову кого-нибудь… Сейчас… Я…
— Нет!
— Что?…
— Нет, сказал! — хрипел мужик. — Не зови никого. Лучше здесь сдохну. — Он не отпускал ее своим страшным глазом: — Поняла? Поняла, спрашиваю?!
«Ему, наверное, очень больно», — единственное, что дошло, наконец, до Мани.
— Вы… что — не можете… двигаться?…
— Угадала. Умная. Не могу к… — и он грубо выматерился.
— Сердце? — Маня больше не пятилась.
— Да нет. Сердце вроде в порядке.
— Приступ… какой-нибудь?… Или Вы…
Хрустнула ветка — мужик попытался пошевелиться. Маня неуклюже отпрыгнула и опять оступилась — чуть не упала:
«Отморозок! Маньяк»!
— Да не маньяк я!.. И не под кайфом, — просипел мужик, с легкостью прочтя ее мысли, и скривился. — Не дергайся. Сама не свались.
Пошевелиться у него так и не получилось — Маня заметила.
— Тогда что… с Вами?!
— Подрался.
— Напился и подрался? Так… избили?!
— Типа того.
И тут Маня заметила под ним на траве кровь — в районе бедра — темную, густую, липкую…
— А-а-а!.. — с круглыми от ужаса глазами, почти беззвучно закричала Маня. — А-а-а!.. Вон, вон — кровь, много…
— Помаши веткой, б…ь! Жалко что ли! Жрут же! — моргнул опять страшный глаз, с ненормально увеличенным от боли зрачком.
Жалость пересилила страх, и мгновение потоптавшись, Маня подошла и стала махать веткой, отгоняя слепней и комаров, чуть гладя листьями мужика по лицу.
Тому, видно, немного полегчало.
— Спасибо. Ты добрая.
Голова лежала неподвижно, но серый глаз зорко следил за ней.
— Где я?
— В смысле?…
— Ну, где я? Что здесь?
— Деревня. То есть поселок. Николаевка.
— Далеко?
— Почти километр.
— Ты в ней живешь?
— Лето провожу.
— С мужем и детьми — на отдыхе?
— Нет, я…
Тут Маня запнулась и замолчала.
— Одна?
Мужик сипел, еле языком ворочал, но вопросы свои задавал упорно — в лоб. Манеру эту наглую, беспардонную Маня ненавидела. Раньше, когда ее так откровенно расспрашивали, она терялась. Терялась и злилась на себя, что отвечает. Но к своим 30-ти научилась, наконец, «не поддаваться» и «противостоять».
А сейчас почему-то опять растерялась и послушно отвечала.
Как дура.
— Замужем?
— Нет, я… Это не Ваше дело, — вдруг глупо сказала Маня, рассердившись.
— Ясно. С детьми здесь?
Маню качнуло. Острая проволока впилась, продрав что-то мягкое внутри, и начала там поворачиваться.
Маня молчала.
— Дети есть? — давил мужик.
— Нет, — сглотнула Маня, собрав в кулак последние силы. — Я больше не буду отвечать на Ваши вопросы… о себе.
— Одна лето проводишь? Или с кавалером?
— Я сейчас уйду.
— С подругой? Ну?
Он так поднапер, что Маня все-таки ответила… машинально, почти автоматически.
