Сильфам это не понравилось, ведь им первым поручили землю. И хотя им самим плоды мира были ни к чему, многие воспротивились, обратились ко злу и превратились в ильфитов — жутких созданий, которые нападали на людей и уничтожали их. Они остались бестелесными, и человечеству нечего было им противопоставить. Мир погрузился в кровавый хаос, и люди вот-вот должны были погибнуть.

Но Предвечные не забыли о них. Они создали эвендинов. Их предназначением было помогать людям и защищать их. С помощью своей магии они одолели ильфитов и заточили их в горах Себлира. Некоторое время на земле царил мир, но потом пришла эпоха новых кровопролитий… Эвендины решили, что раз они избавили землю от ильфитов, то она должна принадлежать им. Они стали нападать на людей. Люди к тому времени изобрели оружие, но против эвендинской магии оно помогало мало.

И снова Предвечные пришли на помощь человечеству: среди людей начали рождаться Гении. Они могли использовать магию и храбро сражались с эвендинами. Долго шла кровопролитная война, но, хотя человечество запомнило многих выдающихся Гениев, эвендины были сильнее. В момент, когда уже не осталось надежды на спасение, Предвечные отправили на землю своего посланника — прекрасного Двуликого. Он обладал невероятными силами. Ему подчинялись и человеческое оружие, и эвендинская магия, а один его вид внушал благоговение и людям, и эвендинам. Ни те, ни другие не решались пойти против него или ослушаться его слов. Исполняя волю Предвечных, Двуликий дал отпор эвендинам, присмирил их и спас человечество. Его приход остановил вражду. Благодаря ему снова воцарился мир…

— Пока опять не началась война, — тихо закончила Эни.

— Что поделать, — откликнулась Лирди и подоткнула ей одеяло. — Эти монстры никогда не оставят нас в покое. Такими темпами Двуликому придется являться хотя бы раз в десять лет.

Эни вспомнила разговор на королевском приеме. Эвендины по-прежнему внушали ей страх, но слово «монстр» больше не казалось ей подходящим. У них были вполне человеческие лица, свой правитель — магистр, они, как считал лорд Йоран, отправили посла, потому что сами не хотели войны. Но тогда почему постоянно нападали?

— Вряд ли Двуликий снова придет, — грустно проговорила Эни. — Он ведь являлся всего дважды, и последний раз совсем недавно. Повезло королю Дориану, что он его увидел.

— Ну, мира-то не получилось. Обидно, конечно. Если бы эвендины не выкинули это зверство с сыном короля Дориана, все было бы по-другому, и нам не пришлось бы прятаться в замке. Хорошо бы, чтобы в следующий раз Двуликий просто смел эвендинов с лица земли, и все тут.

— А что с Двуликим стало потом, как думаешь? После того, как он прогнал эвендинов?

— Одни говорят, он вернулся к Предвечным, а другие — что спит где-то в горах, ждет, пока все снова станет из рук вон плохо.

Эни поудобнее улеглась на подушке. Уже подступала дремота, а она все думала о рассказе Лирди, хотя слышала его не один десяток раз, и думала, почему мир от самого своего сотворения никак не может угомониться: кто-то обязательно чем-то недоволен, и за этим неизбежно следует кровопролитие.

— Эни, как думаешь, я могу прийти на твою свадьбу? — голос Лирди донесся до нее уже сквозь пелену сна.

— Да… Конечно, — пробормотала она. — Будешь моим свидетелем.

— Вот чудно! Может, потом познакомишь меня со своим лордом, а он представит меня господину Готтрану?

Эни что-то пробормотала и окончательно провалилась в сон. Лирди задула свечу и тихонько вышла из комнаты.

Следующий день прошел как в тумане. Эни проснулась в странном состоянии. Одна ее часть изнывала от отчаяния, но Холодная Эни сразу решила: нельзя показывать своих истинных чувств; что случилось, то случилось, и остается лишь достойно принять свою участь. Последний раз посмотревшись в зеркало в комнате Марты, Эни вдруг поймала себя на желании, чтобы все поскорее закончилось. Теперь ей хотелось покинуть замок, стряхнуть с себя его тяжелую атмосферу, уехать подальше от тех, кто так хладнокровно распорядился ее судьбой. А там — будь что будет.

В королевскую часовню Эни вошла с высоко поднятой головой и застывшей на лице призрачной улыбкой, которую потом одни описывали как «робкую и счастливую», а другие — как «победоносную». Она не смотрела по сторонам и видела только лорда Йорана в красивом бордовом плаще и предстоятеля у алтаря. Когда он спросил, согласна ли она стать женой лорда, Эни сказала «да» с такой железной уверенностью, словно все это было ее личной затеей. Йоран тоже ответил без малейших колебаний.

Предстоятель надел на их запястья браслеты. Обычно использовали золотой для мужа и серебряный для жены, но в этот раз у обоих супругов украшения были золотыми. Предстоятель соединил их руки, сцепив специальные завитки на украшениях и образовав символические оковы, и лорда Йорана и Эндару из Соны объявили супругами.

На этом церемония завершилась, и оставалось лишь пережить пир и все остальное.

— Как ты? — спросил Йоран.

Эни не сразу поняла, что он обращается к ней, и ответила с некоторым запозданием:

— Хорошо, милорд.

— Крепись, — произнес Йоран с некоторой иронией, имея в виду предстоящий королевский прием.

Он привел Эни в уже знакомый ей зал. Гости собрались примерно те же, но теперь почетные места возле короля и королевы занимали они с Йораном, рядом сидел Юст, чуть подальше — Лирди. Она нарядилась в незнакомое Эни синее платье и не находила себе места от восторженного волнения: впервые в жизни ей довелось посетить подобный прием, да еще в качестве гостьи. Лирди то и дело обращалась то к одному человеку, то к другому, пытаясь завязать разговор, а в промежутках мечтательно косилась на короля Дориана. В конце концов Эни стало стыдно за подругу. По ее мнению, им обеим здесь было не место. Слава Предвечным, с Эни никто не заговаривал, но ей казалось, что все на нее смотрят, и от этого она не знала, куда себя деть.

Спасение пришло в виде вишневого вина — оно было вкусным, легким и замечательно рассеивало тяжелые эмоции и мысли. Эни приложила кубок к губам и, сделав пару глотков, не заметила, как он опустел. Проворный Юст, опередив виночерпия, тут же наполнил его снова. После второй порции Эни значительно полегчало. Она постеснялась взяться за третью, но Йоран заметил это и велел Юсту налить еще. После третьего кубка Эни свободно заулыбалась и, кажется, даже стала кому-то что-то говорить.

Окончание застолья ей не запомнилось. Она снова осознала себя более или менее четко, только когда Марта под руку привела ее в большую незнакомую комнату. Там служанки уложили Эни на постель и раздели догола. Будь у нее силы, она бы непременно запротестовала, но тело от выпитого вина стало ленивым и непослушным. Поэтому Эни дождалась, пока все уйдут, и как ни в чем не бывало забралась под одеяло. Ужасно хотелось спать, а постель была необыкновенно мягкой и теплой.

Из тяжелой дремы ее вывел голос Йорана:

— Ты что, уснула?

Эни думала промолчать, но вместо этого выдавила из себя такое сонное «нет», что оно стало замечательным подтверждением обратного. Йоран рассмеялся. Его смех показался ей странным, она частично проснулась и открыла глаза.

Почему-то царила кромешная тьма — не было ни одного, даже самого слабого отблеска света. В этой пучине непроглядного мрака Йоран долго гладил ее и говорил ласковые слова, пока она совсем не разомлела. Почувствовав его в себе, Эни на мгновение испытала желание вырваться, превратиться в птицу и сделать круг над замком. Ей представилось, что все так и случилось; закружилась голова, вино совсем смутило разум, и Эни слилась с темнотой.

Утром ее растормошила Марта. Эни с минуту недоуменно смотрела на ее встревоженное лицо и пыталась разобрать ее слова: в голове шумело, звуки долетали до разума обрывочно и с запозданием.

— Не время плакать, — наконец расслышала она. — Собирайся скорее, лорд Йоран уже тебя ждет!

Плакать? Эни провела рукой по лицу и с удивлением обнаружила, что оно мокрое.

— Вот вода, вот твои вещи, одевайся скорее. Я сейчас приду.

Марта упорхнула. Эни склонилась над чашей и первым делом умыла лицо. Едва вода коснулась щек, как ей вспомнилось сновидение, из-за которого она, видимо, и заплакала во сне.

Эни видела замок снаружи, словно и впрямь стала птицей. На стене стоял черноволосый человек, с которым она столкнулась несколько дней назад. Они встретились взглядами, и в следующий момент все изменилось. Эни сидела посреди сплошного белого полотна. Она снова играла на пустоте, было необыкновенно грустно, и мелодия, передавая ее чувства, звучала пронзительно и печально. На коленях у нее лежал все тот же человек, его красивое лицо было запачкано кровью. Эни отчаянно хотела, чтобы он открыл глаза: то, что они закрыты, казалось ей вопиюще неправильным. Она все быстрее водила по воздуху невидимым смычком, словно музыка могла разбудить мертвеца. Но он не проснулся. Вместо этого человек попросту исчез. Отчаяние и страх достигли своего пика, и Эни расплакалась.

«Так странно плакать непонятно из-за чего», — подумала она и попыталась отбросить воспоминание о сне подальше. По пробуждении то, что ей привиделось, вызывало уже не отчаяние, а глубочайшее недоумение и некоторую неловкость: неприятно, когда без причины снится случайный встречный, да еще в первую брачную ночь.