Я вышла на крыльцо и начала рыться в клатче в поисках сигарет. Нащупав пачку, закурила, с наслаждением выпустив облачко дыма. Вечер оказался прохладным, хорошо, что я прихватила длинную шаль, которая легко трансформировалась в некое подобие кардигана — все-таки с вечерним платьем пальто смотрелось бы не очень. Светик появился спустя десять минут, в песочном джемпере и серых брюках, в руках у него был какой-то сверток, на поверку оказавшийся его светлым плащом.
— Подумал, что тебе будет холодно, — галантно накидывая его мне на плечи, сказал Светик.
Я с благодарностью посмотрела на него:
— Мне приятна твоя забота. Куда пойдем?
— Думаю, что далеко идти нет смысла, можно найти достойное место и здесь. Я неплохо знаю этот район.
— Тогда веди, — беря его под руку, согласилась я.
— Собственно, даже идти не придется, только обойдем здание. Здесь на третьем этаже прекрасное кафе, каждый сезон — новый повар, так что меню будет сюрпризом. Я узнал, сейчас у них работает один из лучших шеф-поваров Испании. Как ты на это смотришь?
— Нормально смотрю. Испанская кухня вполне подойдет.
Мы обогнули здание, поднялись на третий этаж и оказались в просторном, но уютном помещении, оформленном в бело-черно-красных тонах. Мэтр провел нас к столику под большим черно-белым панно, зажег свечу и положил тяжелые кожаные папки с меню.
— Закажи сам, — не открывая свою, попросила я. — Если, конечно, еще помнишь, что я поела бы.
— Ты могла бы обойтись и без колкостей, Варенька. Разумеется, я помню, — покладисто сказал Светик.
Пока он делал заказ, я разглядывала его, не стесняясь. За то время, что мы не виделись, Светик немного постарел и чуть обрюзг, но это не портило общей картины. Он все еще неплохо выглядел, если бы не та самая тоска в глазах, которую я увидела даже на афише.
— Как твоя молодая пассия? — поинтересовалась я, вспомнив, как однажды встретила его в компании довольно странной девицы, маниакально снимавшей каждый их шаг на видео, чтобы потом выложить в Интернет.
Светик нахмурился, как будто что-то вспоминал, а потом рассмеялся:
— Господи, о чем ты? Неужели до сих пор помнишь?
— Ту свекольную шевелюру я еще с месяц во сне видела. И лексикон… — Я закатила глаза. — Удивляюсь тебе, Светик. На что повелся-то? На молодость, длинные ноги и большую грудь?
— Не такая уж она была большая, — хмыкнул Светик. — И хватит. Расскажи лучше, как ты оказалась во Франции, почему?
Я закурила. Рассказывать длинную историю моего переезда во Францию не очень хотелось, да и ни к чему Светику знать подробности.
— Москва надоела, — небрежно сообщила я.
— Веский повод, — кивнул Светик, тоже вынимая из кармана брюк пачку сигарет. — И что здесь? Нашла частную практику?
— Ты ведь знаешь, что мой французский не настолько прекрасен, чтобы получить разрешение на практику. Именно поэтому я предаюсь блаженному безделью.
— Похоже, тебя это не очень беспокоит.
— Удивишься — я не устаю радоваться, — с сарказмом отозвалась я, отпивая из бокала белое вино, которое только что налил официант. — Оказывается, безделье — это все, о чем я так давно мечтала.
— Только вот не выглядишь ты счастливой, когда говоришь об этом, — тут же уличил Светик, и я вздохнула:
— Ты прав. Я не умею быть ничем не занятой, это, пожалуй, единственное, что мне недоступно. Зато нашлось время прочитать все, что давно хотела.
Мы умолкли. Светик докурил сигарету, тоже сделал глоток вина.
— Не спросишь про Тамару Борисовну?
— Нет. Но подозреваю, что ты и без вопроса мне сейчас о ней расскажешь.
— Нельзя так, Варя. Она не враг тебе. В сущности, у вас никого нет, кроме друг друга. Она уже немолода и не особенно здорова. Ты понимаешь, о чем я? Ведь потом будешь себя казнить, а уже ничего не исправишь.
Я внимательно посмотрела ему в глаза:
— Это ты о чем? У бабушки что-то не в порядке со здоровьем?
— Варя, ей почти девяносто. Не думаешь же ты, что она совершает утренние пробежки, правда? У нее проблемы с сердцем, она не признается, но я-то вижу. Ей стало трудно долго сидеть за роялем, я настоял на том, чтобы она сократила количество уроков у Макара. Но ты ведь ее знаешь. Через два месяца конкурс в Ницце, Тамара Борисовна настаивает, чтобы я вез Макара туда, и мне никак не удается убедить ее в том, что и без ее участия Макар будет подготовлен должным образом. Но поскольку она его первый педагог…
Я пожала плечами:
— Светик, ты ведь тоже ее знаешь. Спорить бесполезно. Может быть, ей так легче, она чувствует свою нужность, и это не дает ей слечь в постель. Ты не упорствуй.
— Да я особенно и не упорствую. Она бывает в консерватории всего два дня в неделю, остальное время проводит дома, ей, разумеется, тоскливо, а Макар все-таки вносит в ее жизнь оживление. Ничего, что я о нем говорю? — вдруг спохватился Светик, и я махнула рукой.
— Перестань. Я нормально отношусь к существованию Макара в твоей жизни, привыкла уже.
— Но все равно не можешь удержаться от колкости, да? — чуть грустно улыбнулся он.
— Светик, не начинай. Мы встретились спустя столько времени не для того, чтобы ворошить прошлое и вспоминать, кто кому какие гадости сделал.
— Ну что ты… конечно, мы не будем говорить об этом. Просто я подумал, что зря упомянул о Макаре.
— Он твой сын — о чем и о ком тебе еще говорить? Нормально.
Официант принес закуски, снова наполнил наши бокалы. Светик поднял свой и чуть коснулся им края моего бокала.
— Давай выпьем за встречу, Варенька. Честное слово, я очень обрадовался, когда увидел тебя в зале. Это было так неожиданно, но так приятно. Спасибо тебе за то, что пришла.
— И отдельное спасибо за то, что после ужина уйду, правда? — неловко пошутила я, отпивая вино.
— Грубовато, Варя.
— Да, извини, действительно неудачная шутка.
— Ты очень изменилась, Варя. Я понимаю, у тебя тяжелый период в жизни, но ведь это не означает, что нужно обороняться от всех. Я тебе не враг, — негромко сказал Светик, дотягиваясь до моей руки, лежавшей на столе. — Даже развод не заставил меня относиться к тебе иначе, чем прежде, ведь, в конце концов, основная вина лежит на мне…
Я убрала руку:
— Не надо этого, Светик. Прекрати этот сеанс прекраснодушия и покаянно склоненной головы, выглядит смешно и глупо. Ты ведь не считаешь себя виновным — да и нет виновных в том, что мы перестали совпадать во взглядах. Мы разошлись мирно — и хватит. Сегодня вот встретились, вина попили — и разойдемся опять на неизвестный срок. Всех все устраивает, ведь так?
Он со вздохом кивнул головой:
— Наверное, ты права. Видимо, это Париж на меня так действует — романтика, вечер, вино. Ты ведь знаешь, что я всегда чувствую атмосферу вокруг и она определяет мое поведение и эмоции.
Я сдержанно хмыкнула. Светик вообще довольно чувствителен во всем, что касается тонких материй, я совершенно другая, и даже странно, что мы прожили вместе столько лет. Наш развод был неизбежен, что уж скрывать.
— Ты не хочешь пройтись немного? — предложил он. — Я бы потом проводил тебя.
— Можно и пройтись, почему нет. Погода вроде позволяет.
Светик оплатил счет, снова накинул мне на плечи плащ, и мы вышли на улицу.
Каждый город имеет свой запах — во всяком случае, у меня это именно так. Прага пахнет горячими трдельниками и пивом, Москва — душным металлическим воздухом из метро, Санкт-Петербург — Невой и ветром, Барселона — раскаленным песком и рыбой. Париж пах фиалками, хотя сейчас их еще и в помине не было. Я, казалось, кожей ощущала этот аромат, и он успокаивал и расслаблял меня. Мы медленно брели по Елисейских Полям и молчали. Бывают моменты, когда ни о чем не хочется говорить, да и не нужно — хорошо просто идти рядом, не произнося ни слова. Все-таки внутри мы остались родными людьми, даже после всего, что между нами произошло, и я подумала, что это очень важно — иметь родного человека, которому можно ничего не объяснять.
— Знаешь, а ведь я решила вернуться, — вдруг сказала я, не понимая даже, зачем говорю это.
— В Москву? — казалось, не удивился Светик. — Я думаю, что это правильно.
— Почему?
— Потому что ты не можешь жить где-то еще. Москва — это тот город, который полностью соответствует тебе. Ты такая же амбициозная и вечно спешащая куда-то, это твой ритм жизни, твой стиль, твой воздух. Я очень удивился, узнав, что ты вдруг решила ее оставить.
— Наверное, ты прав. За это время я тоже пришла к подобной мысли. Дело даже не в языке, а в том, что во Франции я никто. Просто женщина, живущая каждый день, как предыдущий и как следующий. А я, как выяснилось, для этого не создана. Мне скучно, я не знаю, чем занять себя. Сколько книг можно прочесть, сколько фильмов посмотреть, сколько выставок посетить? Все имеет свой предел. И мой настал.
— Тогда возвращайся, в чем дело? Не думаю, что в деньгах.
— Не в них, это ты точно подметил. Но никакие деньги не в состоянии стереть память. Но парадокс в том, что я и здесь ни на секунду не забыла того, что со мной случилось. Так какая разница — где? В Москве я хотя бы смогу работать.
Светик легко приобнял меня за плечи: