Марина Серова

Аттракцион невиданной щедрости

Глава 1

— Так и хочешь выпихнуть меня из гнезда, — возмутилась я.

— Конечно, — невозмутимо ответила тетя Мила. — Знаешь, как надоело сталкиваться лбами и вечно торчать под дверью ванной комнаты, ожидая своей очереди.

— А как же насчет того, что молодым везде у нас дорога? — вспомнила я.

— Да, но старикам — почет, — парировала она и с гордым видом направилась к холодильнику.

— Старики? — я удивленно осмотрелась по сторонам. — Ау, куда спрятались? Нет тут стариков, теть Мил. Ты про себя, что ли? Вот когда тебе нужно, то сразу вспоминаешь про возраст. Это низко, тетушка, и некрасиво.

Тетя Мила вернулась к столу с пачкой майонеза в руках. Открыла упаковку. Вздохнула и пожала плечами. Такой жест мог означать что угодно.

— Понимаешь, Жень, — просто сказала она, — тут дело даже не в том, что я поскорее хочу пристроить твое незамужнее личико, а в том, что парень действительно хороший. Дай банку с горошком. Пообщаться-то с ним можно?

— Где он? — спросила я.

— Скоро придет, сама увидишь, что нормальный.

— Я про горошек.

— Так вот же, перед глазами.

Тетя делала салат, смешивала в миске аккуратно нарезанные ингредиенты, а я, стоя рядом, пыталась разузнать какую-то еще информацию. И, видит бог, я не слишком усердствовала. Пока что.

— Этот салат называется «Свобода», — сделала объявление тетя Мила, выжав остатки майонеза из скрученной упаковки.

— Этот салат называется оливье, — поправила я.

— Нет, «Свобода».

— Нет. Это оливье.

Тетушка раздраженно бросила ложку в миску.

— Отойди, — попросила она. — У меня и без тебя день сломался. Я нервничаю, а ты давишь. Уйди отсюда.

Я знала, какой бывает тетя в те моменты, когда выходит из себя, и тогда из нее летели искры. Но сейчас — не этот случай. В нынешней ситуации она разозлилась по-настоящему, но без искр. Мне бы прислушаться к ее совету и отойти от греха подальше, но я принципиально стояла на своем и хотела выяснить у тети как можно больше.

— «Свобода» — дурацкое название, — не отставала я. — К тому же, кажется, уже есть салат с таким названием. Назови этот иначе.

— Евгения, — попросила тетя Мила.

— Как скажешь, — согласилась я, устав от собственных придирок. — Есть же торт, который называется «Графские развалины». Никто еще зубы не сломал. Пусть салат будет назван «Евгения».

Тетя Мила почувствовала мое состояние. В какие-то моменты она превращалась в настоящего эмпата, этого было у нее не отнять.

— В нашем доме не так уж часто слышны мужские голоса, — проговорила она и сделала попытку снова начать смешивать содержимое миски с майонезом. — Поэтому предлагаю просто ловить момент. Это мой давний друг, Женя. Старый друг. Не порть нам вечер. И про себя не забудь.

— А откуда он взялся, не напомнишь? — поинтересовалась я. — Почему я о нем не знала раньше?

Тетя Мила улыбнулась:

— Костя из тех знакомых, с которыми можно не видеться сто лет и не замечать этого, а потом при встрече испытать чувство, будто и не было расставания, — объяснила она.

— Это называется равнодушие, теть Мил.

Я достала из банки соленый огурец и откусила хрустящий хвостик.

— Это не равнодушие, Женя. Таких людей называют «своими».

От огурца быстро ничего не осталось. Я полезла в банку за вторым.

— Ну, хорошо, хорошо. Пусть он «свой», — кивнула я. — Но почему вдруг он в гости-то придет? Есть причина?

Тетя Мила в очередной раз яростно вонзила ложку в салат и вдруг остановилась.

— Да ты знаешь, — задумчиво произнесла она, — мы давно планировали.

— Чего?

Удивлению моему не было предела. Тетушка состояла в длительных романтических отношениях? Вот это поворот. Разумеется, она имела право закрутить роман, а если повезет, то и несколько, но меня смущало другое — все время, пока она крутила со своим Костей, она молчала, как партизан.

— Ты посолить забыла, — вспомнила я.

— Не забыла.

И она снова принялась за салат.

Я смотрела не тетю Милу и чувствовала, как меня начинает накрывать чувство вины. Оно зародилось где-то в районе солнечного сплетения и поползло вверх, поближе к горлу, а там ведь уже и до мозга недалеко. Такими темпами и до слез докатиться можно.

Тетя Мила всегда была очень симпатичной, даже сейчас, будучи уже, увы, немолодой. Я наблюдала за тем, как тетя талантливо делает вид, что ей наплевать на мои подколы, и вдруг поняла, что переборщила. Сначала опозорила ее идею с названием салата. Потом с сарказмом отреагировала на сообщение о каком-то мужике, который, оказывается, является для нее близким другом.

Решив, что вела себя неправильно и уже достаточно потрепала нервы родной душе, я пошла в комнату и упала на диван. Наряжаться не было желания. Пусть видят меня такой, какая есть: в футболке, с прической лондонской проститутки времен Джека-потрошителя, с потухшим взглядом, не выспавшуюся, злую и готовую убивать. И все-таки почему тетя ничего мне не рассказала?

— Женя! — донеслось из кухни. — Помоги, пожалуйста.

Я закрыла глаза. Нет уж, теть Мил, давай сама. А меня дома нет.

С кухни донесся громкий звук, словно на пол упало что-то металлическое и, кажется, пустое, и я тут же сменила гнев на милость, потому что тетя никак не прокомментировала случившееся. Ни охов, ни вскриков, ни причитаний. Опасно такое молчание.

То, что я увидела на кухне, меня огорчило. Миска, в которой только что находилась «Евгения», лежала на полу, а ее содержимое покрывало огромную часть пола. Тетя Мила стояла над этой трагедией и молча разглядывала последствия катастрофы.

— Не понимаю, как же так случилось, — растерянно пробормотала она. — Не удержала, что ли…

— Я уберу.

Через пять минут на полу не осталось ни следа от безобразия. Тетушка тихонько сидела в уголке и наблюдала за тем, как я орудую шваброй.

— Это ужасно, — наконец произнесла она. — Наверное, рука соскользнула. Ты знаешь, у этой миски очень хилая основа. Донышко совсем крохотное. Вот и не удержала, а она, возьми, да и грохнись.

— Наверняка так и было, — согласилась я, завершив уборку. — А теперь вот что. Я тебе сделаю чашку чая, а потом себе тоже сделаю. Мы отдохнем, а потом что-нибудь придумаем, хорошо?

— Гости будут совсем скоро, — не согласилась тетя Мила. — Времени в обрез. Салат, Женя! Я не успею приготовить новый до прихода гостей.

— Из миски не все вывалилось, — успокоила я ее. — Осталось достаточно, чтобы накормить пришедших. Аккуратно соберем с пола верхушку, кинем эти остатки в салатницу, украсим помидоркой и поставим в центр стола. Никто и не заметит, что там на всех не хватит. Так что, все-таки чай? Или вина? Ты же купила две бутылки вина. Может, накатим?

— Не успеем, — деловито сказала тетя Мила.

Мне вдруг стало ее очень жалко. Зачем мне, спрашивается, надо было доводить родного человека до состояния нервного истощения? Конечно, тетя волновалась, ведь на то были причины. Друг, которого она так ожидала в гости, решил притащить с собой взрослого сына. Вопрос только — зачем? Хотел познакомить сына с подругой? Но что за резон небритому детине торчать за столом рядом с немолодыми людьми? Я бы поняла, если тетя Мила хотя бы предупредила меня об этом заранее, но она решила устроить мне «сюрприз». В виде молодого человека. Этакий плохо прикрытый намек на то, что мне все-таки пора под венец. Эх, тетя Мила.

Досада, вспыхнув напоследок, пропала, но осадок в душе остался. Ставя перед тетей чай, я все еще боролась с желанием поднять темы сватовства, эмоционального насилия, психологического давления и напомнить дражайшей родственнице, что ее желание отделаться от меня, отдав первому встречному, сильно утомило за эти годы. Насильно мил не будешь, даже если с кем-то рай и в шалаше. Встречу своего единственного — и поговорим. Все буду решать сама. Надоело.

— Его сын в Тарасове пробудет всего неделю, — извиняющимся тоном произнесла тетя Мила. — Дел у него здесь нет, поэтому решил вместе с папой отправиться в гости. Костина жена давно умерла, он сына воспитывал один. А я и не знала.

— Да пусть приходят, — махнула я рукой. — Мне-то что за дело до него?

Тетя Мила поднесла чашку к губам и, прищурившись, сделала глоток горячего чая. И я могу поклясться, что увидела на ее лице едва заметную торжествующую улыбку.

* * *

Называть тетиного друга Костей, разумеется, я не могла. Да и внешне он не располагал к фамильярности.

— Как к вам обращаться? — поинтересовалась я после того, как он попросил называть его Константином, и честно добавила: — По имени не смогу.

— Константин Глебович, — решил гость. — Как вам такой вариант? Не слишком длинно?

— Не слишком.

Его сына звали Глеб, и выглядел он моим ровесником. Если честно, я не очень понимаю тенденцию, когда родители дают сыну имена их деда по отцовской линии. Это, конечно, оригинально, ведь таким образом имя и отчество повторяются через поколение, но если проворачивать такую фишку постоянно, то скоро можно запутаться в родственных статусах и кровных узах. Дед и внук оказываются полными тезками. Говоришь об одном, а все думают, что ты про другого. Со стороны это всегда выглядит забавно. Я спорить не буду. Да и в конце концов, имя — дело десятое. Важен сам человек, а с путаницей можно легко справиться.