— А зачем вам ходить в редакцию? — поинтересовалась я. — Если вы статьи дома пишете?

— Дома я подготавливаю материал, — пояснила Екатерина. — Потом несу его в издательство, проверяю еще раз, были ли подобные статьи, и, если темы сходятся, исправляю все на месте. Новички работают из дома, но тот, кто в журнале давно, ходит на работу как все обычные люди. Это только писатели могут кропать романы у себя дома, редакторы-составители должны посещать офис пять раз в неделю и, если возникает аврал, задерживаться допоздна или приходить в субботу. Макеты для издания я тоже составляю, но это чисто механическая работа, которая только время занимает. Ну и так, иногда другим девчонкам помогаю, если у них возникают трудности…

— Стало быть, вы — лучший работник в издательстве? — уточнила я.

Катя пожала плечами.

— Почему — лучший? Нет, у нас есть главный редактор Анастасия Михайловна, есть другие редакторы, фотографы и иллюстраторы… Я просто выполняю сразу несколько обязанностей, и все. Если бы я была лучшей в редакции, то стала бы главным редактором, а не рядовым!

— Понятно, — кивнула я. — Скажите, где находится ваша редакция? Какой у нее адрес? Думаю, мне эти данные понадобятся для выполнения моей работы.

— Редакция находится недалеко от Театра драмы, — пояснила Катя. — В этом же районе, на улице Кирпичной, сто шесть. Я пешком от дома до работы хожу, это очень удобно. Я и квартиру здесь снимаю потому, что до редакции близко, в пробках стоять не нужно. Когда я устроилась на работу, пришлось съехать от родителей — они живут на окраине города, до центра добираться очень долго. А я опаздывать на работу не люблю, а из этого дома дойти тут минут за двадцать можно. По пути как раз магазин, где я продукты вечером покупаю, когда с работы возвращаюсь. Единственный минус — от магазина дорога к дому не освещена фонарями, но меня это беспокоило только осенью, когда еще снега нет, но темнеет рано. Приходится с фонариком идти. Сейчас лето, на улице вечером светло, поэтому, даже если я задерживаюсь на работе, то мне не приходится идти по темному скверу. Но в тот день, когда все началось, мне после работы надо было к семи вечера на тренировку. Она длится два часа, а после я еще в магазин собиралась зайти — дома продуктов не было, я забыла купить. В общем, я возвращалась с тренировки, забежала в магазин, там быстро купила все, что нужно, и пошла домой. Летом я фонарик с собой не таскаю, забываю все время, да и неохота. Все-таки не так темно, как осенью, и я обычно домой прихожу гораздо раньше, чем в тот четверг. Внезапно мне показалось, что сзади меня кто-то идет. Я оглянулась, но никого не увидела, решила, что померещилось. Но мне стало как-то неспокойно, как назло, вокруг не было никаких прохожих. А идти надо было через темный сквер, другой дороги к дому нет. Я попыталась взять себя в руки — наверное, просто устала после работы и тренировки, вот и кажется не пойми что. Я решительно пошла вперед, ускоряя шаг. Но когда я зашла в сквер, то явственно услышала какой-то шорох. Я резко оглянулась, но никого не увидела. Я поняла, что, если на меня нападут и я закричу, вряд ли кто-то придет мне на помощь. Как назло, в сумке у меня не было ничего, похожего на оружие — только ключи. Я вытащила их, в случае опасности решила бить ключом в глаз противнику, может, это его на какое-то время остановит.

Я мысленно хмыкнула: без опыта такое действие вряд ли получилось бы. Глаз — это не целая физиономия, в него еще попасть надо, а в темноте — сами понимаете — задача непростая.

А Екатерина продолжила:

— Я почти побежала через сквер, и сзади теперь уже отчетливо услышала быстрые шаги. Обернувшись, я увидела лишь темную тень, скользнувшую в кусты. Кто это был — неизвестно, я не разглядела. Я запаниковала, заорала, что сейчас вызову полицию, но никакой реакции не последовало. Я поняла, что если этот человек решит на меня напасть, то у меня нет никаких шансов на спасение. Я побежала по тропинке, стараясь не обращать внимания на доносящиеся позади меня звуки и шорохи. К счастью, сквер небольшой, поэтому я быстро подбежала к домам. У меня тряслись руки, я не могла даже нужный ключ приложить к домофону. Но, к счастью, сзади на меня не напали, никого около подъезда не было. Я открыла входную дверь и кое-как успокоилась, только когда оказалась в своей собственной квартире.

— Это был единственный раз, когда за вами следили? — спросила я, когда Екатерина закончила свое повествование.

— Нет, — отрицательно покачала головой она. — Спустя несколько дней все повторилось. Я опять возвращалась поздно вечером, и в сквере за мной кто-то шел. Я хотела вызвать полицию, но понимала, что никто не станет разбираться — скажут, что мне померещилось или еще что-то подобное. Нападения ведь не было, а значит, и преступления нет. Я не понимаю, кому понадобилось за мной следить вообще. И уж точно не понимаю, почему за мной просто следили, но никаких действий не предпринимали. Я не видела, кто это был — этот человек очень быстро скрывался, единственное, что мне удавалось разглядеть, — это смутные очертания тени. Иногда я даже думала, что у меня какие-то галлюцинации, но это не так. Мне никогда ничего не мерещилось, склонности к подобным вещам у меня нет. Алкоголь я не пила, наркотики вообще не употребляю, никаких сильнодействующих препаратов — тоже. Максимум, могу анальгин от головной боли выпить, и все. Синдрома хронической усталости я тоже за собой не замечала — несмотря на то что много работаю, я не выматываюсь, у меня есть увлечения, которые помогают мне отдохнуть от написания статей, и в целом я чувствую себя хорошо. То есть за мной на самом деле кто-то следил, это не плод моего разыгравшегося воображения. Если бы я жила не одна, то, естественно, просила бы кого-то меня встречать, если я задерживаюсь. Но, как вы видите, соседей у меня по квартире нет, все мои знакомые и друзья живут в других районах города. Да и кто станет меня встречать, если разобраться? Близких отношений у меня ни с кем нет, поэтому ни на кого надеяться не приходится. А отказаться от своих тренировок я не могу, уже столько лет занимаюсь…

— А что за тренировки вы посещаете? — поинтересовалась я.

— Я занимаюсь реконструкцией, — пояснила Катя. — Тренировки проходят в клубе «Львиная башня», три раза в неделю. В четверг и понедельник мы занимаемся в клубе, в субботу — на стадионе «Спартак». Я стараюсь не пропускать тренировки, но они проходят с семи до девяти вечера, потому я так поздно и возвращаюсь домой в эти дни.

— Вот как, — проговорила я. — Честно говоря, я не совсем хорошо представляю себе, что такое реконструкция. То есть вы что-то восстанавливаете, реконструируете?

— Можно сказать и так, — кивнула женщина. — Реконструкция — это воссоздание какой-либо исторической эпохи. Мы реконструируем Древнюю Русь, девятый — одиннадцатый века. То есть сперва мы изучаем, какая одежда там была, какое оружие, чем вообще занимались жившие в то время люди, а потом шьем себе костюмы, изучаем технику сражения, делаем какие-либо вещи — например, украшения или предметы быта. Еще я занимаюсь резьбой по дереву, могу вырезать посуду и орнаменты. Кстати сказать, табуретка, на которой вы сидите, — это моя работа. Конечно, она довольно кривая, зато прочная и удобная, это одно из моих первых изделий. Вы можете не бояться — она не развалится, мы ее всем клубом проверяли. Она выдерживает даже вес человека более ста килограммов — на ней Вася посидел из реконструкторского клуба, а в нем килограммов сто двадцать, не меньше. Сейчас, если бы я делала табурет, то вырезала бы на нем какие-нибудь орнаменты, выглядело бы гораздо лучше. Все собираюсь начать мебель изготавливать, но руки не доходят, слишком мало свободного времени. Еще хочу научиться шить, точнее, кроить — с этим у меня настоящие проблемы. Надо как раз платье доделать, а руки никак не доходят…

— Надо же, какие необычные у вас увлечения, — заметила я. — А зачем вы всем этим занимаетесь? Я имею в виду реконструкцию. Как я понимаю, в платье одиннадцатого века вы на улицу не выйдете, сейчас хоть люди и носят что хотят, но древнерусский костюм на современной жительнице Тарасова — это все-таки перебор…

— Конечно, для повседневной жизни все это не годится, — согласилась со мной Волконская. — Но летом постоянно проводятся реконструкторские фестивали, иногда — игры, и я в этих мероприятиях участвую. Мне нравится — это очень интересно, хочется ощутить себя не в двадцать первом столетии, а в древности. Все-таки у нас сейчас довольно скучное время, люди ничего не умеют делать своими руками. А я — ремесленник, мне это очень нравится. Я окончила факультет дизайна, но компьютерную графику не очень люблю, хоть и могу что-то делать в этом направлении. Но это как-то не мое. А вот макеты клеить мне очень было интересно, и, вообще, мастерить — это увлекательное занятие. Как-то успокаивает, расслабляет. Хотя, когда я только начала заниматься резьбой по дереву, у меня ничего не получалось. Вроде дали простейшее задание, а я возилась часа полтора, прежде чем мне удалось сделать что-то, похожее на образец. Но потом втянулась, стало получаться, и сейчас я уже не представляю своей жизни без ремесленной мастерской. Наверное, благодаря своим увлечениям я могу работать в редакции без отпуска и выходных — известно ведь, что лучший отдых — это смена деятельности. Когда делаю что-то руками, мозг отдыхает, когда пишу материал для редакции — отдыхаю физически.