Ярость была самым надежным из всех. Она помогла ей стать более жесткой и одновременно закрыла ее от всего, что заставляло ощущать себя уязвимо или некомфортно. Ярость помогала Сьерре жить. Но даже с ее помощью она не могла заставить себя уйти от сестры.

Ветерок зависела от нее. От этой мысли в желудке Сьерры заполыхало — гнев всегда давал о себе знать именно так. Она фыркнула и решительно встала на ноги, намереваясь распрощаться с грустными мыслями. Если бы от печали можно было избавиться, как от дорожной пыли, которая забивается в кожу, она взяла бы тряпку и терла бы себя до тех пор, пока ее собственный запах бы не улетучился. После этого она бы подожгла бы эту тряпку со всей грустью, которая в нее впиталась, а пепел сбросила бы в самый глубокий колодец на свете.

Но Сьерра не могла так сделать, поэтому лучшим способом справиться с печалью было просто перестать обращать на нее внимание. А для этого нужно было, во-первых, выйти из хижины. Сьерра решительно встала и вышла на улицу. Она осмотрела деревню. От закатного света тени от деревьев стали длинными, а сами они зазолотились так ярко, будто кто-то поджег их кроны. В стае уже готовились к ужину. Одни разжигали костер, другие приводили в порядок шкуры. Кто-то занимался повреждениями, нанесенными последней бурей.

В деревне царила тяжелая атмосфера. Воздух сгустился. Люди, которых она привыкла видеть энергичными и уверенными, были не похожи сами на себя. Они согнули спины и ссутулили плечи. Глаза! Сьерра заметила, что все вокруг ходили с опущенными глазами и не решались смотреть на небо. Не удивительно: ведь теперь на нем не было луны. Сьерра не знала точно, страх ли руководил ее собратьями или стыд. Вероятно, они сделали что-то ужасное, раз их собственная богиня покинула их.

Впрочем, это не сильно ее волновало. Единственным чувством, которое по-настоящему владело ей в тот момент, была ярость. Сначала, значит, они отняли у нее отца. А теперь и богиня повернулась спиной к ее племени.

Богиню звали Селена. Селена знала, что люди с их оружием и деньгами были сейчас еще могущественнее, чем всегда. Знала и все равно бросила ее племя на произвол судьбы. Она просто ушла. И в результате их племя стало слабее: теперь и исцеления, и обращения давались им нелегко. Все происходило трудно и медленно. Вдобавок они перестали слышать волков! Волки, существа, которые были такой же частью их племени, их истории, их самих, теперь избегали их и хранили молчание.

Больше всех из-за этих изменений пострадали ликантропы — оборотни, рожденные от волков, как и сама Сьерра, мать которой была волчицей. Существа более сильные, чем все остальные, с более грубыми и яркими эмоциями, которые нередко брали над ними верх. Ликантропы редко спаривались друг с другом. Когда они росли в стае, они чувствовали себя братьями. А вот между оборотнем и человеком это вполне могло произойти. Несмотря на то, что племя людей было вражеским племенем, многие мужчины и женщины, которые не приживались у себя в городах и деревнях, оставляли насиженные места, чтобы стать частью стаи, и в конечном итоге образовывали семьи с оборотнями. Многие из таких семей, правда, быстро распадались. Большинство людей не были приспособлены для такой жизни из-за своей хрупкости.

«А может, стайная жизнь попросту не очень их интересовала», — подумала Сьерра, вспоминая мать своей сестры и тот ущерб, который она им всем нанесла своим исчезновением. Ликантропка так сильно сжала кулаки, что ногти впились в ладони. Но через секунду она вспомнила, что нужно делать. Сьерра опустила голову, выпустила из ноздрей обжигающий, как дым от костра, воздух, и заставила себя раскрыть пальцы, уперев ладони в бедра.

Задержала дыхание, досчитала до восьми, своего счастливого числа, и только потом снова сделала вдох и тронулась в путь. Для того чтобы выйти на след сестры, ей не нужно было превращаться в волчицу. Она и так слишком хорошо знала ее запах: мягкий, слегка приторный, как если бы на свежевыстиранное белье капнули капельку меда. Она шла по тропинке среди елей и думала, что наверняка Ветерок опять пошла на ту дальнюю поляну, куда щенкам ход запрещен. Ужасная девчонка! Вечно она хотела казаться старше, чем есть на самом деле. И из-за этого постоянно сталкивалась с миром, который был для нее слишком велик. Сьерре хотелось первой дойти до поляны, чтобы рассмеяться Ветерку в лицо. Но ей не пришлось этого делать, потому что тропа внезапно оборвалась, и Сьерра увидела перед собой огромное старое дерево. Она погладила кончиками пальцев кору: сухую, похожую на старую, в шрамах, кожу. Сморщила нос, прищурилась, внимательно прислушиваясь к шорохам и приглядываясь к знакам вокруг. Подняла голову.

Она заметила его практически сразу, на одной из веток. Белое платье Ветерка белело как флаг молящего о спасении.

Глаза Сьерры загорелись. Она широко улыбнулась, обнажив острые клыки.

— Решила жить с белками? Ну живи. Я буду только рада. Но при одном условии: назад ты уже не вернешься.

— Если рада, то зачем тогда ходишь за мной?

— Хочу посмотреть, как ты грохнешься, когда будешь спускаться, и сломаешь себе что-нибудь.

Сьерра отошла на пару шагов, повернувшись спиной к Ветерку, и села на землю. Она старалась казаться отстраненной и спокойной. Хотя внутри вся пылала от ярости.

— Спорим, сейчас ты начнешь ныть как щенок, которого оторвали от груди.

— Заткнись!

Спровоцировать Ветерка было легче легкого, от движения девочки ветка сильно затряслась. Сьерра невозмутимо приподняла одну бровь. Ей ужасно хотелось, чтобы эта дурочка упала и хорошенько треснулась о землю. Возможно, она, как и Сьерра, из тех, кто учится на падениях и ударах. «Но ее раны не заживут без луны», — вспомнила Сьерра и тихо зарычала. Она еще не привыкла к тому, что теперь они стали такими хрупкими.

— Может, прекратишь этот театр и просто спустишься?

— Ты говоришь, что не любишь меня, а сама пристаешь ко мне, — крикнула с ветки младшая, похоже, и не думающая слезать.

— А ты говоришь, что ненавидишь меня, но всегда прячешься так, чтобы я могла тебя найти.

— Не беспокойся, в следующий раз спрячусь так, что не найдешь!

Сьерра стиснула зубы. Она хорошо знала повадки своей сестры: бросаться пустыми угрозами, как камнями. И все только ради того, чтобы причинить боль.

Сьерре хотелось завыть от ярости, но она взяла себя в руки и сдержалась.

— Не трать мое время, — фыркнула она. — Я устала и хочу есть, и меньше всего мне хочется, чтобы меня обвиняли в том, что моя безмозглая сестра разбила себе голову.

— Вот уйду насовсем, тогда пожалеешь.

— Ага.

— Ты даже не представляешь, как мне плохо. Как все ужасно!

Сьерра закатила глаза.

— Закончила сцену?

— Ты мой единственный родной человек. А относишься ко мне хуже, чем любой чужой. Ты должна заботиться обо мне.

— Может, если бы ты не была такой невыносимой, я была бы к тебе добрее.

— Нет! Единственное, чего ты хочешь, — это чтобы я молчала и не доставляла тебе неприятностей. А на меня саму тебе наплевать! Ты эгоистка!

Сьерра медленно выдохнула через нос. Больше всего на свете ей сейчас хотелось самой залезть на это проклятое дерево и стряхнуть сестру вниз, чтобы та упала.

— Ты обуза. Я не подписывалась нянчиться с тобой.

Ветерок вздохнула, пытаясь найти, что ответить. Но так и застыла с нелепым выражением на лице. Рот открыт, ручонки цепляются за дерево. Сьерра рассмеялась бы, но последняя фраза вышла уж очень грубой, стало как-то не до смеха.

Она отвернулась и скрестила руки на груди, делая вид, что все это не имеет для нее значения. О, как бы она хотела, чтобы все это и впрямь было для нее неважно. Старейшины говорили, что из-за отсутствия луны на небе многие будут сходить с ума и вести себя жестоко. Впрочем, Сьерра и раньше была такой по отношению к своей сестре.

Она сделала вид, что не смотрит на нее, когда Ветерок наконец решила спускаться с дерева. Сестра спускалась медленно, но с куда большей ловкостью, чем представляла себе Сьерра. Держась тонкими напряженными ручками за ствол, она оглядывалась назад, чтобы понять, куда ставить ногу, и, только убедившись, что место есть, делала следующий шаг.

Сьерра почувствовала запах пота Ветерка, смешанный с запахом коры. Добравшись примерно до половины ствола, девочка оступилась и съехала по стволу вниз примерно на пару метров, раздирая лицо о ветки и кору. Сьерра почувствовала, как напряглись ее мышцы и забилось сердце. Но она не пошевелилась. Силой ухватив ткань своего платья по бокам — верный способ, чтобы в порыве чувств не разодрать себя ногтями, — она сморщила нос. Пахло кровью. Ветерок сильно поцарапалась: у нее были повреждены щека и бровь, а посередине брови зияла уродливая рана. К тому же она выглядела бледнее обычного: впрочем, возможно, это было просто от испуга.

Тем временем Сьерра досчитала про себя до восьми, чтобы успокоиться. Но прежде чем она успела закончить и прийти на помощь сестре, та уже успела долезть до самого низа и спуститься на землю. Встав на ноги, Ветерок вытерла кровь с правой брови, но рука была так сильно испачкана в смоле и коре, что она лишь перепачкала лицо.