Я направился к секции для игры в баккара. Когда подходил к воротцам, крупье, ведущий игру, заметив меня, поднял руку, останавливая Банкомета, приготовившегося сдавать карты. Улыбнулся, узнав, понял, что я не спешу занять место за столиком и, не опуская руки, скомандовал: «Карту для Игрока». Оба инспектора, бледные Иеговы, наклонились вперед.

Я огляделся. Почувствовал прилив свежего воздуха и понял, что старикан Гронвелт нажал магические кнопки на своем пульте, чтобы взбодрить уставших игроков. И не он ли нажимал другие кнопки, после чего и Калли, и другие покидали этот мир?

Стоя в центре казино, я выискивал взглядом счастливый столик, чтобы включиться в игру.

Глава 55

«Я страдаю, но все равно не живу. Я — икс в неопределенном уравнении. Я — будто призрак в этой жизни без начала и конца».

Эти слова я прочитал в сиротском приюте в пятнадцать или шестнадцать лет. Их, я думаю, написали, чтобы выразить бесконечное отчаяние человечества, чтобы вселить ужас в сердце каждого, чтобы убедить всех поверить в бога. Но давным-давно, в юности, когда я их прочитал, они стали для меня лучом света. Они успокоили меня, пребывание в призраках меня не пугало. Икс и неопределенное уравнение представлялись мне магическим щитом. И теперь, упорно продолжая жить, миновав все опасности, пройдя через все страдания, я более не мог воспользоваться испытанным приемом — перенести себя в другое время. Моя нынешняя жизнь уже не причиняла мне мучений, так что будущее не могло меня спасти. Меня окружали бессчетные столы, за которыми правили случай и удача, и я более не питал никаких иллюзий. Я уже знал наверняка: сколь тщательно ни продумывал бы я свои планы, как бы ни исхитрялся, выиграть я не мог независимо от того, творил бы я добро или зло.

Наконец-то я смирился с тем, что никакой я не маг. Но что с того? Я по-прежнему жил, а такого я не мог сказать ни о моем брате Арти, ни о Джанель или Озано. Ни о Калли, Маломаре, бедном Джордане. Теперь я понимал Джордана. Ларчик открывался просто. Жизнь оказалась ему не по плечу. В отличие от меня. Только дураки умирают.

Был ли я монстром, если не горевал, если хотел жить и жить? Если мог расстаться с моим единственным братом, единственным моим началом, а потом с Озано, Джанель, Калли и не скорбеть о них, а всплакнуть только об одном? Если меня утешал мир, который я построил для себя?

Как мы смеялись над доисторическим человеком за его тревоги и страхи перед неведомыми силами природы, а теперь мы сами в ужасе от страхов и комплексов, которые бушуют в наших головах. И за нашу чувствительность мы принимаем лишь более высокую ступень примитивного страха, который испытывал бедный неразумный зверь. Мы страдаем зря. И наша собственная жажда смерти — единственная истинная трагедия человека.

* * *

Мерлин, Мерлин. Конечно, минула тысяча лет, ты наконец-то проснулся в своей пещере и надел украшенный звездами колпак, чтобы выйти в странный новый мир. Бедняга, что же хорошего в твоей магии, если ты проспал тысячу лет, а волшебница, заколдовавшая тебя, давно сошла в могилу вместе с нашими Артурами?

Или у тебя в рукаве осталось еще одно магическое заклинание, которое может сработать? Шансы на это крайне малы, но разве это препятствие для заядлого игрока? Пирамидка черных фишек по-прежнему при мне, и меня тянет на приключения.

Я страдаю, но я живу. Это правда, где-то я призрак в этой жизни, но я знаю свое начало и знаю свой конец. Это правда, что я — икс в неопределенном уравнении, тот самый икс, который приводит в ужас человечество в его странствии сквозь миллион галактик. А может, икс — это скала, на которой я стою.