Он у меня в руках.

14

Наутро, за час до поездки на север в «Брайарвуд», я варил в кухне свежий кофе, и тут в квартиру постучались.

Я вышел в прихожую и посмотрел в глазок.

Под дверью стояла Нора Халлидей.

Черт ее знает, как она выяснила, где я живу; впрочем — точно, твою ж мать, во «Временах года» я дал ей визитку, там был адрес. Кто-то, видимо, впустил ее в подъезд. Я решил было прикинуться, будто меня нет дома, но она снова постучала, а старые половицы скрипят на каждом шагу — Норе слышно, что я стою за дверью.

Я открыл. Мне предстала Нора в узком жакете черной шерсти, с воротником из страусовых перьев, в черных колготках, сапогах и нейлоновой мини-юбке цвета зебры. Больше всего смахивало на костюм фигуристки с Олимпийских игр в Лиллехаммере. Нора явилась без пакетов, только с серой кожаной сумкой, а волосы заплела в две косы и обернула вокруг головы.

— Привет, — сказал я.

— Привет!

— Вы что тут делаете?

— Я готова работать.

— Сейчас восемь утра.

Она ногтем поковыряла какую-то корку на подоле жакета.

— Ну да, я подумала, от меня будет польза, если вам захочется вслух порассуждать и нужен слушатель.

Я едва не велел ей приходить завтра — тогда, ясное дело, сегодня придется переехать или просить помощи в программе защиты свидетелей, — но вспомнил Хопперово наблюдение, что девчонке негде жить. Если приглядеться — и впрямь бледная и слегка вымотанная.

— Кофе хотите?

Она просияла:

— Еще бы!

— Я скоро уеду на встречу, так что давайте недолго.

— Без проблем.

— Что это на вас такое? — спросил я, ведя ее через прихожую в гостиную. — Мама-то вам позволяет так одеваться?

— Вполне. Она мне все позволяет. Она умерла. — Нора уронила сумку у дивана — в сумке таился минимум один шар для боулинга.

— А эта ваша бабушка — она вам разрешает в таком виде разгуливать?

— Илай? — Из этого имени она выдавливала все до капли: «И-И-И… ЛАЙ!» — Она тоже умерла.

Пожалуй, надо бы мне остановиться, пока не опередил события.

— А отец?

Она всмотрелась в картину над камином.

— Он в Старке.

— Старк — это что?

— Тюрьма штата Флорида. У них там Искрометный Старикан.

Искрометный Старикан — так называют электрический стул. Я подождал, не уточнит ли Нора, что ее папаше не грозит рандеву с Искрометным Стариканом, однако она перешла к книжному шкафу и принялась разглядывать книги: беседа повисла, будто кончик гирлянды, который Нора не потрудилась приклеить к стене.

— Как вам сделать кофе? — спросил я, ретируясь в кухню.

— Сливки, два куска сахару. Только если это не очень затруднит.

— Ни капли не затруднит.

— А пожевать у вас ничего не найдется?

Я усадил девицу в гостиной, снабдив кофе, двумя поджаренными булочками с густым слоем масла и мармелада и своей книгой «Кокаиновые карнавалы». Удостоверившись, что нигде не валяются деньги и прочие ценности, которые Нора может скормить своей хищной сумке, я вернулся в кабинет распечатать маршрут до «Брайарвуд-холл».

Еще я снова сунулся на сайт «Черной доски», но меня выкинуло опять.

Кажется, заблокировали по айпи.

Нора в гостиной устроилась с комфортом. Сняла сапоги, накрыла ноги шерстяным пледом и извергла на кофейный столик кое-что из сумки: две пьесы, тюбик губной помады и помятый «уокмен».

— С. Л. М. — это кто? — спросила она, полистав книгу и открыв страницу посвящения.

— Моя бывшая жена.

— У вас есть бывшая жена? — изумилась Нора.

— Я думал, у всех есть.

— А где она?

— В спортзале на персональной тренировке, наверное.

— И дети есть?

— Дочь.

Она поразмыслила. Я решил, что загадку ее проживания можно обсудить и прямо сейчас.

— Так вы где живете? — спросил я.

— Адская кухня.

— Где именно в Адской кухне?

— Угол Девятой и типа Пятьдесят второй.

— Типа Пятьдесят второй?

— Я только въехала, не выучила перекресток. А раньше у подруги на раскладушке. — И она снова погрузилась в книгу.

— Соседи в квартире есть?

Она не подняла головы.

— Двое.

— И чем занимаются?

— В смысле?

— Сутенеры, торчки или снимаются в порно?

— Ой, ну нет. Я не знаю, что они делают днем. Вроде славные.

— Как зовут?

Она замялась.

— Луиза и Густав.

Воображаемые соседи, к гадалке не ходи. Я живу в Нью-Йорке двадцать с лишним лет и даже издали не видал людей с такими именами.

Я посмотрел на часы. Времени нянчиться с ней больше нет.

— Мне надо к врачу, — объявил я. — Вам пора. Но мы можем завтра поговорить.

Она распахнутыми глазами наблюдала, как я уношу ее тарелку и кружку. В кухне я сунул их в посудомойку.

— Спасибо за кофе! — крикнула из гостиной Нора.

— Да не стоит.

Воцарилась довольно двусмысленная тишина.

Я уже собрался проверить, чем это Нора там занимается, но услышал, как дважды вжикнула сумочная молния. Вещи собирает — слава тебе господи. Впрочем, ясно, что времени я выиграл всего ничего: завтра она вернется. Эта девица — вроде мелкой рыбешки, что милю за милей непреклонно плывет под брюхом громадной акулы-людоеда. Придется обзвонить старых знакомых, профсоюзных, может, или банковских, взять за горло — пусть ее выгодно наймут на двенадцать часов в день, скажем, в банке «Кэпитал Уан» в Джерси-Сити.

— А что в Шандакене? — внезапно крикнула она.

— Что? — Я вышел из кухни.

— У вас маршрут куда-то в Шандакен, штат Нью-Йорк.

Она стояла в прихожей и листала папку с маршрутом до «Брайарвуд» и моей перепиской с директором по приему. Рядом на столе стоял пакет с красным пальто.

— У вас экскурсия по учреждению? — удивленно спросила Нора. — По какому учреждению?

Я забрал у нее папку, глянул на часы — я уже десять минут как должен быть на Нью-Джерсийской платной магистрали, — выдернул черную куртку из шкафа, надел.

— По психбольнице. — Я выключил свет в коридоре.

— Зачем вам экскурсия по психбольнице?

— Подумываю туда лечь. Завтра поговорим. — Я схватил папку и Норин костлявый локоток, подвел ее к двери и легонько подтолкнул: она оказалась за порогом, я вышел следом и запер дверь.

— Вы в письме наврали, — сказала Нора. — Вы сказали, вас зовут Леон Дин.

— Опечатка.

— Вы едете расследовать Александру.

Я зашагал по коридору, и Нора кинулась следом.

— Нет.

— Но вы взяли ее пальто. Я тоже поеду.

— Нет.

— Я могу быть вашей дочерью, вы хотите меня туда положить. Сыграю угрюмого подростка. Я отлично импровизирую.

— Я еду за информацией, а не шарады разыгрывать.

Я выступил в солнечное утро, придержал дверь для Норы — ходила она быстро и кривобоко, то ли из-за сколиоза, то ли из-за неподъемной сумки.

— Эту больницу охраняют как Пентагон, — сказал я, сбегая с крыльца. — Я много лет беру интервью, выработал методы, люди мне доверяют. Потому что я работаю один. Глубокая Глотка ни за что бы не стал говорить с Вудвордом, если б за Вудвордом таскалась малолетка из Флориды.

— Глубокая Глотка — это что?

Я остановился и вытаращился на нее. Девица не притворялась.

Я зашагал дальше.

— Хотя бы кино вы видели? «Вся президентская рать». Роберт Редфорд, Дастин Хоффман? Их-то вы знаете? Или не в курсе, что бывают кинозвезды старше Джастина Тимберлейка?

— Их я знаю.

— Так вот они играли Вудворда и Бернстайна. Легендарных журналистов, которые раскрыли Уотергейтский скандал. Заставили президента Соединенных Штатов покаяться и подать в отставку. Один из величайших подвигов журналистского патриотизма в истории этой страны.

— Тогда вы будете Вудвордом. А я Бернстайном.

— Я не о… ладно, допустим, у них была команда, но оба вносили ощутимый вклад.

— Я тоже могу вклад.

— Например, какой? Ваше глубинное понимание Александры Кордовы?

Она застыла.

— Я еду, — объявила она мне в спину. — Или я звоню в больницу и говорю, что вы липа под липовым именем.

Я тоже застыл, обернулся, смерил ее взглядом. Да, узнаю этот тефлоновый нрав, с которым столкнулся лоб в лоб во «Временах года». Вот вам женщины во всей красе — вечно трансформируются. Вроде беспомощные, бездомные, просят булочек, но оглянуться не успеешь — а они безжалостно гнут тебя как хотят, точно ты из жести.

— Так. Ясно. Шантаж.

Она кивнула, полыхая глазами.

Я подошел к своей побитой серебристой «БМВ» 1992 года, припаркованной у тротуара.

— Ладно, — процедил я через плечо. — Но ты сидишь в машине.

Восторженно взвизгнув, Нора кинулась к пассажирской двери.

— Делаешь все, что я скажу, без исключений. — Я отпер багажник, запихал туда пакет с пальто. — Играешь безличную и безмолвную оперативницу. Перевариваешь и исполняешь мои приказы, как робот.

— Ой, ну конечно!

Я сел, рывком пристегнулся и завел двигатель.

— Отзывов о моей работе не потребуется. Болтовни тоже. Никаких ля-ля, и мне категорически не нужны тополя.

— Хорошо, только уезжать пока нельзя. — И она включила радио.

— Это почему еще?

— К нам Хоппер идет.

— Нет. Хоппер к нам не идет. У нас тут не пикник для четвероклассников.

— Но он хотел встретиться. А ты ненавидишь людей, да?

Это замечание я пропустил мимо ушей, двинулся на дорогу, однако такси, что неслось по Перри мне в зад, налегло на клаксон. Я дал по тормозам и кротко уполз обратно к тротуару; мимо потекла кавалькада, машины сгрудились на светофоре, и мы оказались заперты.