Убийственная водка Бекмана уже выветрилась, и теперь я сознавал, сколь немудро было явиться сюда, не прихватив и перочинного ножика, который я брал на пробежки в Центральном парке. Даже фонарик взять не сообразил. Я глубоко вздохнул (игнорируя голос в голове, напоминавший: «Мы ведь поняли уже, что ты не в ударе?») и направился вглубь искать лестницу.
Лестница проржавела. Я подергал перила, попытался отодрать их от стены, но болты держались на удивление крепко.
Я зашагал вверх, и металлическое эхо шагов драло мне уши. То и дело я останавливался и озирался, проверял, нет ли здесь еще кого, кое-что фотографировал на «блэкберри». С каждым шагом дряхлый дом ворчал и кашлял, негодуя на пришельца, что карабкался по его проржавевшему хребту. Здесь поднималась Александра. Если она хотела покончить с собой — а что бы ни говорила Фальконе, это отнюдь не бесспорно, — зачем она пришла в этот заброшенный дом?
С шестого этажа я по самому крутому маршу взобрался на тесный чердак, где на полу валялся изгвазданный футон. Там, где косой потолок упирался в стену, обнаружился квадратный люк. Я налег плечом, дверь, ахнув, распахнулась, и я выбрался наружу.
Пустынная крыша, в дальнем углу покалеченный диван. Вид орнаментировала небоскребная щетина Нижнего Манхэттена: колоды дешевых многоэтажек, жирные валуны муниципальных зданий, чертополоховые бутоны водокачек, и все это сражалось за свой кусок ночного неба.
К дому примыкала задняя стена номера 9 по Мотт-стрит — разделял их какой-то фут, однако щель прорезала темноту до самой улицы. Я залез на низкий парапет и, совершенно напрасно посмотрев вниз — если упаду, помру, застряв укропом меж кирпичных зубов, — перепрыгнул на соседнюю крышу.
Я обогнул массивную водонапорную башню — а вот и световой люк. Прямоугольная пирамида, почти все стекла высажены. Я подошел, присел на корточки, заглянул в пробитый переплет.
Футах в двенадцати под люком темнел пол. Если чуть левее, можно заглянуть прямо в шахту грузового лифта, видно на семь этажей вниз, на дне бетон залит ярким светом. Точно смотришь в чью-то глотку — в переход меж двумя измерениями. Она пролетела с сотню футов. Даже с крыши я различал на бетонном полу ржавые пятна. Кровь Александры.
Она якобы пролезла через этот люк, сняла ботинки и носки, подошла к краю. Надо думать, все произошло стремительно — ветер в ушах, темные волосы возмущенно хлещут по лицу, — а дальше ничто.
Фальконе абсолютно права. Помятый металлический переплет люка узок — трудно было бы запихнуть туда Александру против ее воли. Трудно — да. Невозможно — нет.
Я встал, осмотрел крышу. Улик не обнаружил — ни окурков, ни обрывков, никакого мусора. Я уже собрался уходить, направился было к «Висячим садам», но далеко внизу, на дне шахты что-то вдруг шевельнулось.
Тень скользнула по полу.
Я подождал, глядя в эту освещенную пустоту, — может, померещилось?
Но затем в шахте вновь медленно проступил силуэт.
Кто-то замер у входа, отбрасывая тень на бетон. Постоял — и шагнул внутрь.
Я разглядел русые волосы, серое пальто. Наверняка детектив, вернулся осмотреть место преступления. Он нагнулся — надо думать, рассматривал пятна крови. Затем, к моему удивлению, сел в углу, локтями упершись в колени.
И некоторое время не шевелился.
Вглядываясь, я подался ближе к люку и задел осколок стекла — он упал и разбился на площадке прямо подо мной.
Человек в шахте вздрогнул, задрал голову и метнулся прочь.
Я вскочил и помчался через крышу.
Никакой это не детектив. Ни один знакомый мне детектив — за исключением Шерон Фальконе — так носиться не умеет.
Я бегом свернул назад к номеру 9 по Мотт-стрит, уверенный, что вход теперь открыт.
Но полицейская лента осталась в неприкосновенности, а на двери по-прежнему висели замки.
Как он забрался внутрь? И кто он вообще такой? Кордовит? Зевака, ненасытный до чужой гибели? Я проверил окна — все как одно заколочены. Оставался только узкий проход, заваленный грудами мусора. Я слегка распихал этот мусор, стараясь не вдыхать. Ну точно — в самой глубине на стену лился свет из открытого окна.
Неизвестный отодрал старые доски фомкой — вот она, валяется на земле; в окне дыра — только-только пролезть.
Я заглянул внутрь.
Ярко освещенная стройка — на бетонном потолке болтаются голые неоновые лампочки, у входа грудой свалены пластмассовые канистры и брезент. По всему пространству — ряды каркасных стоек. Справа в глубине вход в шахту опоясывала желтая полицейская лента.
Никого не видать.
— Эй? — окликнул я.
Тишина. Только комары зудят вокруг лампочек. Я подхватил фомку — на всякий пожарный, — протиснулся внутрь и грохнулся на гору цементных мешков.
Вокруг раскинулась огромная пустота. Вдоль задней стены — только металлические балки, бочки для цемента, кусок полиэтилена, а под ним нечто.
Я опасливо приблизился и сдернул полиэтилен.
Под ним стояла тачка.
— Есть тут кто? — крикнул я, озираясь.
Ни звука, ни шевеления.
Видимо, испугался мужик.
Я шагнул к полицейской ленте, собрался было поднырнуть под нее, и тут чья-то рука вцепилась мне в плечо, а что-то тяжелое заехало в висок. Я развернулся, но меня толкнули на пол, а фомку я уронил.
В глазах побелело, я почти ослеп, но все же разглядел человека, который смотрел на меня сверху вниз. И вдавил ногу мне в грудину.
— А ты, сука, еще кто? — заорал он.
Голос молодой, язык заплетается от ярости. Снова нагнувшись, он, кажется, вознамерился сдавить мне горло, но я вывернулся, толкнул его, схватил фомку и засандалил ему по плечу.
Мохаммед Али вряд ли бы мною гордился, однако приемчик помог. Незнакомец пошарил в поисках опоры, промахнулся и грохнулся навзничь.
Я подковылял к нему. Был он, оказывается, так пьян, что не мог встать. Воняет алкоголем и сигаретами и попросту никто — лет двадцати пяти, припанкованный, косматый, грязные белые «конверсы», выцветшая зеленая футболка с надписью «ВСЕ ПОЗАДИ». Глаза водянистые, красные, и сфокусироваться на мне им никак не удавалось.
— Моя очередь, — сказал я. — А ты, сука, кто?
Он закрыл глаза и, кажется, отрубился.
Хотелось без лишних проволочек его придушить. На виске я нащупал кровь. Парень не полицейский — выходит, либо случайный бродяга, либо кордовит. Или знакомец Александры.
Я выволок из-под него серое твидовое пальто и обыскал карманы. Нашлась пачка «Мальборо» — осталось три сигареты, — зажигалка, ключи от дома. Все это я сложил назад. Из другого кармана вытащил айфон — экран треснул, включение запаролено, фоном — полуголая блондинка.
Во внутреннем кармане пусто. Но я нащупал что-то еще и обнаружил потайной карман, вшитый в драную подкладку.
Оттуда я извлек два «зиплока». В обоих таблетки — набор желтых, набор зеленых, на них буквочки и циферки: «ОК 40» и «ОК 80». Оксикодон.
Значит, у нас тут барыга — и мелочь пузатая, судя по тому, что дрыхнет во время личного досмотра. Я вернул таблетки в потайной карман и встал.
— Эй, Лицо со Шрамом? Слышишь меня?
Нет ответа.
— Руки вверх. Это ФБР!
Ноль эмоций.
Как можно нежнее — непонятно, зачем старался, он бы и апокалипсис прокемарил — я перекатил его на бок и из заднего кармана вытащил бумажник. Ни водительских прав, ни кредитных карт — только наличные, семьсот сорок баксов, в основном двадцатками.
Бумажник с деньгами я вернул, но вот айфон сунул к себе в карман. Затем обошел этого соню и осмотрел шахту лифта.
Там не было ничего, только темные лужи засохшей крови — несколько щупалец просочились в бетонные трещины.
Я сделал пару снимков, вернулся к пацану, проверил, как он там дышит. Похоже, просто перепил — больше ничем не передознулся. Я подпихнул его, чтоб устойчивее лежал на боку и не задохнулся, если стошнит, через окно выбрался наружу и перебежал по проходу на Мотт-стрит.
Надо полагать, до завтра, когда он обнаружит, что лишился телефона, я ничего нового о нем не узнаю. Однако и в такси, и спустя несколько часов, когда я уже принял душ и проглотил два тайленола (с учетом зверской боли, последствия Бекмановой водки и удара в висок, пожалуй, надо было оксикодона сожрать), айфон пацана бомбардировали сообщениями.
Ты где?
Это от Хлои. Через шесть минут опять:
2 ч. тебя жду чё такое?
Затем появилась Райнкинг (эту я невольно вообразил: нордическая, ноги как пешни):
Джон ушел приходи
Через две минуты:
Хочу тебя
Через двенадцать минут:
Вся горю иди скорей. Ты уже внизу?
Потом она, кажется, прислала секст, но открыть картинку мне не удалось. Затем:
Что? Ничего??
На хер пошел.
После этого прилетело сообщение от Арден:
В городе? Приходи к джимми.
А в промежутках одиннадцать раз звонила весьма настырная девица по имени Джессика. Ее я предоставил голосовой почте.
Потом опять Арден:
Хоппер ты блин где?
Видимо, так его зовут. Хоппер.
Мелкий барыга в линялом пальто сидит в углу шахты грузового лифта — кто бы он ни был, ему наверняка найдется что поведать мне про Александру.
— Алло? — ответил я. Где-то в трубке звякали тарелки.
— Эй. Вы нашли мой телефон.