Марисса Мейер

Мгновенная карма

Посвящаю отцу,

он всегда наполнял наш дом музыкой.

Один

Квинт Эриксон опаздывает.

Опять.

Чему тут удивляться? Я и не удивлена. Я бы скорее удивилась, если бы он хоть раз пришел вовремя. Но, черт возьми, сегодня? Именно сегодня?

Я закипаю, нервно барабаня по доске для презентаций, лежащей на столе. Я внимательно слежу за стрелками часов над дверью класса и еле слышно повторяю текст, который целую неделю учила наизусть.

Наши пляжи и прибрежные воды — дом для множества удивительных живых существ. Рыбы, млекопитающие, морские черепахи и…

— Акулы, — говорит Майя Ливингстон, стоя у доски — на протяжении десятилетий подвергались жестокому обращению со стороны Голливуда. Они не такие чудовища, какими их изображают люди!

— К тому же, — добавляет Эзра Кент, ее напарник по лабораторным работам, — еще неизвестно, кто кого ест. Я имею в виду, знаете ли вы, ребята, что люди на самом деле едят акул?

Майя бросает на него хмурый взгляд.

— В основном, плавники. Чтобы быть точным.

— Верно! Из них готовят суп, — продолжает Эзра. — Суп из акульих плавников — это, типа, суперделикатес, потому что их можно долго жевать, и они при этом хрустят. Представляете?! Вы как хотите, а я обязательно попробую.

Некоторые из наших одноклассников притворяются, что их тошнит от отвращения, хотя очевидно, что Эзра пытается добиться именно такой реакции. Большинство зовет его EZ [EZ — популярное английское сокращение от слова easy (легко, просто, удобно). Здесь и дальше прим. пер.]. Раньше я думала, что это намек на многочисленные амурные приключения Эзры, но теперь склоняюсь к мысли, что виной всему его репутация балагура. Учителя в нашей школе давно усвоили, что лучше рассаживать их с Квинтом подальше друг от друга.

— Как бы то ни было, — перебивает Майя, пытаясь вернуть разговор в нужное русло. И продолжает рассказывать о зверствах охотников на акул, когда рыбам отрезают плавники и выпускают обратно в воду. Без плавников акулы опускаются на дно океана и либо задыхаются, либо их заживо съедают другие хищники.

Все в классе кривятся и морщатся.

— А потом они превращают их в суп! — добавляет Эзра, на случай, если кто-то прослушал эту часть рассказа.

Проходит еще минута. Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, пытаясь успокоить натянутые нервы. В восьмимиллионный раз за этот год в голове крутится безнадежное: «Нет. Никого. Хуже. Квинта. Эриксона».

Я даже напомнила ему вчера: «Не забудь, Квинт, завтра важная презентация. Ты приносишь доклад. Ты помогаешь мне со вступительным словом. Так что, пожалуйста, ради всего святого, хотя бы в этот единственный раз, не опаздывай».

И что в ответ?

Он просто пожал плечами.

Я занятой парень, Пруденс. Но сделаю все, что в моих силах.

Действительно. Видимо, он очень занят во вторник с самого утра и до половины девятого.

Я знаю, что справлюсь со вступлением сама. В конце концов, репетировала я одна, без Квинта. Но он должен принести бумаги. Чтобы класс мог уткнуться в них, пока мы рассказываем. Это поможет отвлечь их скучающие, равнодушные взгляды от меня.

Класс вяло аплодирует, и я снова пытаюсь сосредоточиться. Хлопнув пару раз, я роняю руки на стол. Майя и Эзра собирают свои презентационные материалы. Я смотрю на Джуда, сидящего в первом ряду, и, хотя вижу лишь его затылок, знаю, что он не сводит глаз с Майи с тех пор, как она вышла к доске, и не отведет взгляда, пока она не вернется на место. У него нет другого выбора, кроме как отвернуться либо привлечь всеобщее внимание этим пристальным взглядом. Я очень люблю своего брата, но его влюбленность в Майю Ливингстон тянется с пятого класса и — если честно, — уже начинает казаться слегка безнадежной.

Я ему сочувствую. Он действительно сохнет по ней. Ничего удивительного — она же Майя Ливингстон. Почти весь десятый класс влюблен в нее. Но я хорошо знаю своего брата. Ему никогда не хватит смелости пригласить ее на свидание.

Потому и безнадежно все это.

Бедняга.

Но не он один — мое положение не лучше. Майя и Эзра возвращаются на свои места, а Квинта все нет. Нет и бумаг, которые он должен принести с собой.

В порыве отчаяния я выуживаю из сумки красную помаду и быстро наношу свежий слой, на случай если она уже потускнела с тех пор, как я подкрашивалась перед уроком. Вообще-то я не злоупотребляю косметикой, но яркая помада подобна мгновенному допингу для самооценки. Это моя броня. Мое оружие.

Ты справишься, говорю я себе. Тебе не нужен Квинт.

Сердце колотится в груди. Дыхание сбивается. Я сую тюбик помады обратно в сумку и беру карточки. Не думаю, что они мне понадобятся. Я так много тренировалась, что теперь даже во сне рассказываю об ареалах обитания и защите окружающей среды. Но с карточками в руке мне будет спокойнее.

По крайней мере, я так думаю. Надеюсь.

До тех пор, пока меня не охватывает внезапный ужас. Мне становится страшно, что чернила растекутся в потных ладонях, и карточки станут нечитаемыми. Нервы снова взвинчиваются до предела.

— Итак, мы подошли к последней презентации в этом учебном году, — говорит мистер Чавес, бросая на меня едва ли не сочувственный взгляд.

— Извини, Пруденс. Мы тянули, сколько могли. Может быть, Квинт присоединится к нам до того, как ты закончишь.

Я заставляю себя улыбнуться.

— Все в порядке. В любом случае я планировала взять на себя большую часть доклада.

Нет, не все в порядке. Но отступать некуда.

Я медленно встаю из-за стола, сую карточки в карман, беру презентационную доску и большую сумку, набитую дополнительными материалами. Руки подрагивают. Я выдерживаю паузу и полностью выдыхаю. Зажмуриваюсь и мысленно повторяю свою мантру, которую непременно вспоминаю, когда собираюсь выступать перед аудиторией.

Это всего лишь десять минут твоей жизни, Пруденс, а потом все закончится, и ты пойдешь дальше. Всего десять минут. Ты справишься.

Открыв глаза, я расправляю плечи и иду к доске.

Дело не в том, что я не умею выступать на публике. На самом деле, у меня это неплохо получается, главное — начать. Я хорошо владею голосом и знаю, как сделать так, чтобы все могли меня слышать. Я всегда много репетирую, до тошноты, чтобы не спотыкаться на словах, и стараюсь выглядеть живой и заинтересованной.

Но минуты перед началом ужасны. Я почему-то всегда убеждена в том, что непременно что-то пойдет не так. Со мной случится помрачение рассудка, я забуду все слова и начну потеть. Потом стану красной как рак. И грохнусь в обморок.

Но обычно после первых же фраз все идет само собой. Мне просто нужно начать… а потом, не успею я опомниться, как все закончится. И я услышу то, что слышу всегда:

— О, Пруденс. Ты держишься так естественно и раскованно. Ты замечательный докладчик. Отличная работа.

Эти слова как бальзам на мою обезумевшую от страха душу.

По крайней мере, так говорят учителя. Одноклассники редко утруждают себя слушанием докладов.

И меня это вполне устраивает.

Мне требуется несколько секунд, чтобы настроиться, закрепить доску на подставке и приготовить неподалеку сумку с сюрпризами. Я придвигаю к себе столик на колесиках с макетом, который принесла до начала урока. Он все еще задрапирован голубой тканью.

Сжимая карточки в одной руке, другой я беру указку, которой мистер Чавес обычно показывает детали на слайдах PowerPoint.

Улыбаюсь одноклассникам.

Пытаюсь поймать взгляд Джуда, но он что-то рисует в блокноте и не реагирует на сигналы извне.

Отлично, братишка. Спасибо за поддержку.

Остальная часть класса таращится на меня, изнывая от скуки.

Желудок скручивает в узел.

Просто начни.

Всего десять минут.

Ты справишься.

Я делаю глубокий вдох.

— Я собиралась показать вам дополнительные материалы, ребята. — Мой голос срывается, и я делаю паузу, чтобы откашляться, прежде чем продолжить. — Чтобы вы могли просматривать их во время доклада. Квинт должен был их принести, но… как видите, его нет. — Я стискиваю зубы. Так хочется крикнуть, что это несправедливо. Все пришли парами! Но мой напарник слишком занят.

— Ладно, — продолжаю я, драматично взмахнув указкой. — В любом случае, начнем.

Потоптавшись перед презентационной доской, я медленно выдыхаю.

Просто начни.

Лучезарно улыбнувшись, я приступаю к докладу.

— Что мы узнали о морской биологии, благодаря мудрому наставничеству мистера Чавеса, — я выдерживаю паузу, с энтузиазмом указывая на нашего учителя, и тот кивает в ответ, хотя не слишком эмоционально, — так это то, как нам повезло, что здесь, в Фортуна-Бич, можно наблюдать удивительную жизнь моря. Наши пляжи и прибрежные воды служат домом для многих замечательных видов живых существ. Рыбы и млекопитающие, морские черепахи и акулы…

— Акулы — это рыбы, — перебивает Майя.

Я напрягаюсь и бросаю на нее свирепый взгляд. Ничто так не выбивает из колеи во время доклада, как неуместные комментарии.

Такие выскочки — главные враги.

Я снова улыбаюсь. Меня так и подмывает начать с начала, но я заставляю себя продолжить как ни в чем не бывало. Рыбы и млекопитающие, морские черепахи и акулы…

— …богатые экосистемы планктона и растительной жизни, обнаруженные в Ориндж-Бэй. Эти ресурсы — настоящий дар, и наша обязанность не только восхищаться ими, но и защищать их. Вот почему в нашем итоговом проекте мы с Квинтом решили сосредоточить внимание на… — я делаю паузу для усиления драматического эффекта, — сохранении морской среды с помощью экотуризма!