— Со мной все будет хорошо, — шепнула она, надеясь, что по ее лицу не видно, что она в этом совсем не уверена.

Судя по нахмуренным бровям отца, выражение ее лица не имело значения. Он не уснет сегодня ночью и будет с ума сходить от беспокойства, пока дочь не вернется домой, живая и невредимая.

— Будь осторожна, — сказал он, заключая ее в крепкие объятия. — Говорят, он умеет очаровывать, но помни, что за этим обаянием скрывается жестокое и злое сердце.

Серильда рассмеялась.

— Папочка, да что ты! Уверяю тебя, Эрлкингу нет никакого интереса очаровывать меня. Он явно вызывает меня для чего-то другого.

Отец хмыкнул, не соглашаясь, но больше не проронил ни слова. В последний раз обняв его, Серильда решительно распахнула дверь.

Призрак ждал у кареты. Он бесстрастно наблюдал за Серильдой, пока она шла по заснеженной дорожке. Только подойдя совсем близко, она увидела — то, что издали казалось прутьями клетки, на самом деле было частью скелета какого-то огромного зверя. Ноги сами остановились. Серильда уставилась на выбеленные кости, покрытые замысловатой резьбой — колючие побеги лозы, распускающиеся лунные цветы и всякие существа, большие и маленькие — летучие мыши, обычные мыши и совы, татцельвурм и нахткрапп…

Кучер нетерпеливо кашлянул, и Серильда отдернула пальцы, которыми рассеянно водила по потрепанному крылу нахткраппа. Она оперлась на его руку и позволила подсадить себя в карету. Пальцы призрака были достаточно твердыми, но казалось, будто прикасаешься… к покойнику. Сухая ломкая кожа, будто рука рассыплется в пыль, сожми она ее покрепче. Впрочем, ледяным, как Эрлкинг, он не был — потому что, как она предполагала, что один был существом из преисподней, и потому, вероятно, в нем текла адская кровь, а другой — просто духом, у которого крови в жилах вообще не осталось.

Стараясь сдержать дрожь, она отдернула занавеску и шагнула в карету, затем с руками укуталась в плащ и попыталась убедить себя, что дрожит только из-за крепчающего мороза.

Внутри ее ждала мягкая скамья. Карета была маленькой и вряд ли вместила бы второго пассажира, но Серильда была одна. Экипаж показался ей довольно уютным и удивительно теплым, тяжелые шторы укрывали от холодного ночного воздуха. К потолку был подвешен небольшой фонарь, сделанный из черепа и зубастых челюстей еще какого-то существа. Внутри черепа светила темно-зеленая восковая свеча, и ее теплое пламя не только приятно грело, но и излучало золотой свет, лившийся через глазницы, ноздри и щели между острыми оскаленными зубами. Серильда, ошеломленная тем, что ей предстоит поездка в таком роскошном экипаже, села на скамью.

Неожиданно для себя она протянула руку и провела пальцем по челюсти фонаря. Шепотом поблагодарила зверя, отдавшего жизнь, чтобы она могла ехать с таким комфортом. Челюсти, щелкнув, захлопнулись. Серильда ахнула и едва успела отдернуть руку. В следующее мгновение фонарь снова открыл пасть. Снаружи послышался свист кнута, и карета исчезла в ночи.

Глава 8

Раздвинув тяжелые занавески, Серильда глядела на пролетающие мимо поля и холмы. Она мало что знала о мире за пределами Мерхенфельда (ей доводилось ездить только в соседние городки Мондбрюк и Флек, а в раннем детстве она однажды побывала в Норденбурге) и мечтала увидеть как можно больше. И как можно больше узнать. И все до мельчайших подробностей сохранить в памяти, чтобы потом вспоминать и обдумывать.

Поля быстро остались позади, они выехали на дорогу, идущую вдоль реки Сорге, и карета оказалась словно в ловушке между вившейся справа черной рекой и Ясеневым лесом, угрожающе темневшим слева. Через некоторое время карета свернула с дороги на ухабистую тропу, которая вела прямо в лес.

Когда впереди замаячили кроны деревьев, Серильда обхватила себя руками, почти уверенная, что почувствует перемены сразу, как только карета въедет под сень ветвей. По спине пробежал холодок… Но ничего необычного она не ощутила, разве что воздух стал чуть теплее, когда деревья укрыли их от ветра.

А еще здесь было гораздо темнее, и приходилось щуриться, чтобы разглядеть хоть что-то. Бледный свет луны почти не проникал сквозь плотно сплетенные ветви, лишь изредка серебряные отблески падали на суковатые стволы, на миг осветив замерзший пруд или ночную птицу, порхнувшую в чаще.

Серильда только диву давалась, как это бакхауфы отыскивают путь, и как возница правит в такой темноте. Но звери бежали резво и лесное эхо разносило стук их копыт. Путники редко заглядывали в Ясеневый лес — только если не было выбора. Смертным здесь нечего было делать.

Серильде стало страшно.

— Прекрати, — строго пробормотала она себе и задернула занавеску. Да и какой смысл смотреть в окно, когда темнота становится все гуще.

Она посмотрела на фонарь-череп и представила, что он тоже ее видит.

Она улыбнулась ему.

Череп в ответ не улыбнулся.

— Ты, похоже, проголодался, — сказала она, открывая сверток, собранный для нее отцом. — Кожа да кости… Вообще-то, просто кости.

Она вытащила сыр, разломила пополам и протянула половинку черепу. У того раздулись ноздри, и ей показалось, что она слышит, как он тянет носом воздух, принюхивается… Но вдруг он с отвращением сжал зубы.

— Ну, как хочешь.

Откинувшись на спинку сиденья, Серильда откусила кусочек, наслаждаясь и утешаясь тем немногим, что у нее было — соленым рассыпчатым сыром.

— С такими-то зубами ты, должно быть, привык охотиться. Интересно, что же ты за зверь? Не волк. Во всяком случае, не обыкновенный волк. Может, лютоволк? Хотя нет — ты, пожалуй, еще крупнее.

Она надолго задумалась, а огонек свечи колебался, ничем ей не помогая.

— Наверное, можно спросить у возницы, но он, кажется, не из болтливых. Вы с ним, должно быть, неплохо ладите.

Едва она успела доесть сыр, как дорога под колесами кареты изменилась. Серильда это сразу почувствовала. Тряска по ухабистой, заросшей лесной тропе прекратилась, они выехали на ровную и гладкую дорогу.

Серильда снова отодвинула занавеску.

К ее удивлению, лес остался позади. Они направлялись к огромному озеру, мерцающему в лунном свете. На востоке его окружали другие леса, а на севере раскинулись предгорья хребта Рюкграт — Серильда в этом не сомневалась, хотя и не видела их в темноте. Западный берег озера был скрыт пеленой густого тумана. Остальной мир сиял и искрился алмазно-белым снегом.

Удивительнее всего было то, что они подъезжали… к городу. К толстой каменной стене с коваными воротами, которой он был обнесен, снаружи лепились дома с соломенными крышами, за стеной виднелись высокие шпили, а в глубине — башни. Вдалеке, за рядами домов и лавок, еле заметный на берегу озера, стоял замок.

Карета свернула, и замок исчез. Они въехали в тяжелые ворота, которые, как ни странно, оказались незапертыми. Ясеневый лес подступал к самому городу, и Серильда, если бы жила здесь, держала бы ворота запертыми по ночам, особенно в полнолуние.

Она засмотрелась на проплывающие мимо фахверковые здания, их фасады с резными узорами на карнизах напоминали лоскутное одеяло. По сравнению с ее маленьким Мерхенфельдом, этот город казался огромным. «Но даже он, — подумала она, — вероятно, довольно мал по сравнению с по-настоящему крупными торговыми городами на юге и портовыми городами далеко на западе».

Сперва Серильда решила, что город, возможно, заброшен… Но нет, он выглядел опрятным и ухоженным. Обнаружились и признаки жизни. На улицах по-прежнему не было ни души, а в окнах ни огонька (ничего удивительного, близился колдовской час), но она заметила аккуратные грядки, припорошенные снегом, и учуяла печной дым. Откуда-то донеслось меканье козы — его ни с чем не спутаешь, — в ответ мяукнула кошка.

Люди просто спят, подумала Серильда. Так и должно быть. И она бы сейчас спала, если бы ее не призвали ради какой-то странной прихоти.

Это вернуло ее мысли к более важной загадке.

Где она оказалась?

Ясеневый лес принадлежал лесному народу и темным. Она всегда представляла себе, что где-то в глубине этого леса стоит замок Грейвенстоун, мрачный и зловещий — крепость с множеством изящных башен, которые поднимаются выше самых старых деревьев. Ни в одной сказке или истории не упоминалось об этом озере… да и об этом городе тоже.

Карета выехала на главную улицу, и Серильда снова увидела замок. Это было прекрасное и величественное строение с множеством башен и башенок, окружавших центральный донжон. И только когда карета свернула от последнего ряда домов к длинному узкому мосту, Серильда сообразила, что замок построен не на окраине города, а посреди озера, на острове. Чернильно-черная вода отражала каменные стены, озаренные лунным светом. Колеса грохотали по мосту, вымощенному булыжником, и Серильда, дрожащая от охватившего ее озноба, разглядывала, вытянув шею, мощные сторожевые башни по сторонам барбикана [Барбикан — оборонительная постройка, защищающая вход или подъемный мост в крепость.].

Оставив позади подъемный мост и ворота, они въехали во двор. Замок был окутан туманом, так что видны были лишь отдельные его части. Карета остановилась, и к ним, выскочив из конюшни, подбежал юноша, на несколько лет младше Серильды, в простой рубахе и с неровно остриженными волосами.