Скажем больше, мало кто из горожан вообще осмеливался смотреть на Серильду. Их пугали золотые искры в ее глазах. Иногда ей казалось, что бог не случайно отметил ее: нельзя смотреть людям в глаза, когда врешь. Однако Серильда без труда могла выдержать чей угодно взгляд — и неважно, врала она при этом или нет. А вот другим обитателям городка сложно было отвечать ей тем же.

Всем, кроме детей.

* * *

…Не может она от них уйти. Они нужны ей. И ей нравилось думать, что и она, возможно, тоже им нужна.

А еще, если фрау Зауэр ее выгонит, придется искать работу в городке — а там, насколько Серильда знала, требовались только… пряхи.

Гадость.

Но лицо фрау Зауэр оставалось мрачным. Холодным. Едва ли не злобным. Мешочек кожи под ее левым глазом подергивался — верный признак того, что Серильда зашла слишком далеко.

Резко взмахнув рукой, фрау Зауэр схватила лежащий на учительском столе ивовый прут и взмахнула им. Серильда отпрянула — инстинктивное движение, появившиеся за годы, когда она была ученицей. Уже несколько лет ее не хлестали по тыльным сторонам ладоней, но она до сих пор вздрагивала при виде прута. До сих пор помнила слова, которые ее заставляли повторять при каждом ударе.

Ложь — это зло.

Ложь — дело демонов.

Мои истории лживы, следовательно, я лгунья.

Было не так уж больно, хуже другое: если люди не верят, что ты говоришь правду, они перестают тебе верить и в остальном. Они не верят, что ты не воруешь. Не верят, что ты не жульничаешь. Не верят, что ты можешь быть ответственной и заботливой. Тень падает на всю твою репутацию, и это казалось Серильде очень несправедливым.

— Серильда Моллер, не думай, что я не смогу выбить из тебя дурь, раз уж ты выросла, — сказала фрау Зауэр. — Бывших учениц у меня не бывает.

Серильда опустила голову.

— Простите. Это больше не повторится.

Ведьма посмотрела на нее исподлобья.

— К несчастью, мы обе знаем, что это просто еще одна ложь.

Глава 2

Выйдя из школы, Серильда плотнее закуталась в плащ. Еще оставался час дневного света — уйма времени, чтобы добраться до мельницы, — но эта зима выдалась самой холодной на ее памяти. Снега было почти по колено, а санные колеи превратились в опасные, скользкие ледяные дорожки. Башмаки и чулки промокнут задолго до того, как она окажется дома. Серильда заранее ежилась при мысли об этом и мечтала поскорее очутиться у огня, который отец развел в очаге, с миской дымящегося бульона, который она будет пить, грея онемевшие пальцы. Зимние возвращения домой из школы были единственным временем, когда Серильда жалела, что они живут так далеко от города.

Набравшись храбрости, она набросила капюшон на голову и устремилась вперед. Опустив голову пониже, скрестив на груди руки, она старалась шагать быстрее, но при этом не поскользнуться на льду, предательски присыпанном свежевыпавшим, легким, как пух, снежком. В морозном воздухе тянуло дымом из труб — в окрестных домах топили печи.

Нового снегопада вечером не предвиделось, небо очистилось от грозных серых туч. Снежная Луна будет видна во всей красе и, хотя это полнолуние не столь значительно, как в сочетании с солнцестоянием, Серильда предвкушала настоящее чудо — полную луну в первую ночь нового года.

Мир полон маленьких чудес, надо только захотеть их найти. А Серильда всегда этого хотела.

— Охота, как и все мы, будет праздновать поворот года, — прошептала она, чтобы отвлечься и не стучать зубами от холода. — Демоны пронесутся над землей, а потом станут пировать, есть дичь, которую добудут, и пить глинтвейн, приправленный кровью…

Что-то сильно ударило Серильду в спину между лопатками. Вскрикнув, она обернулась, поскользнулась и с размаху уселась в сугроб, как на подушку.

— Попала! — раздался восторженный вопль Анны, потом — крики и взрывы смеха.

Дети, хохоча, появились из укрытий — пять фигурок, закутанных в несколько слоев шерсти и меха, выпрыгивали из-за стволов, тележных колес и разросшихся кустов, покрытых сосульками.

— Почему ты так долго? — спросил Фриш. Рукой в варежке он держал наготове снежок, а Анна, чуть в стороне, поспешно лепила следующий. — Мы почти час тебя ждали. Никель уже начал ныть, что обморозится!

— Очень уж тут холодно, — отозвался близнец Фриша Никель, прыгая с ноги на ногу.

— Ой, заткнись. Вон, даже детка не жалуется, а ты скрипишь, как несмазанное колесо.

Пятилетняя Гердрут, самая младшая, повернувшись к Фришу, недовольно нахмурилась.

— Я не детка! — крикнула она и метнула в него снежок. Прицелилась она точно, но снежок не долетел, а с унылым плюх шлепнулся у ног мальчика.

— Да я же просто для примера, — заявил Фриш, в его устах это было почти извинение. — Я знаю, что ты вот-вот станешь старшей сестрой, и все такое.

Это мгновенно погасило гнев Гердрут, и девочка, задрав нос, гордо фыркнула. В компании детей ее считали малышкой не только из-за возраста. Уж очень мала она была для своих лет — хорошенькая, как кукла, с россыпью веснушек на круглых щеках и морковно-рыжими кудряшками, которые невозможно пригладить, — хоть и старалась не отставать, подражая Анне во всех ее проделках.

— Главное, мы все продрогли, — сказал Ханс. — Так что нечего изображать подбитого лебедя.

В свои одиннадцать Ханс был в компании старшим. Он любил верховодить, и в школе поддерживал свой статус вожака и защитника, а остальные охотно соглашались.

— Говори за себя, — возразила Анна и, как следует замахнувшись, запустила новым снежком в тележное колесо, валявшееся на обочине. — Я вот не замерзла.

— Только потому, что целый час расстреливала колеса, — пробурчал Никель.

Анна широко улыбнулась, продемонстрировав отсутствие нескольких зубов, и перекувыркнулась. Гердрут восторженно пискнула — из всех акробатических трюков она пока освоила только кувырки, — и поспешила следом за подругой.

— И зачем же вы столько времени караулили меня в засаде? — спросил Серильда. — Разве дома вас не ждет натопленный очаг?

Гердрут остановилась, широко расставив ноги, к ее кудряшкам прилип снег.

— Мы ждали, когда ты доскажешь историю до конца! — Она больше всех любила страшные сказки, хотя слушала их, уткнувшись носом Хансу в плечо. — Про Дикую Охоту, бога лжи и…

— Ну уж нет, — решительно покачала головой Серильда. — Нет, нет, нет. Фрау Зауэр меня снова отругала, так что это было в последний раз. Больше никаких сказок. Теперь вы от меня будете слышать только скучные новости и самые обычные, всем известные вещи. Знаете ли вы, например, что, сыграв на цимбалах три определенные ноты, можно призвать демона?

— Ты это выдумала, — недоверчиво протянул Никель.

— Вот и нет. Это правда. Спроси любого. О! Кстати, единственный способ убить упыря-нахцерера — засунуть ему в рот камень. Тогда он не сможет сам себя сожрать, пока ты рубишь ему голову.

— Да, такие полезные сведения могут пригодиться, — сказал Фриш, хитро улыбаясь.

Они с братом были похожи как две капли воды — голубые глаза, пушистые светлые волосы, подбородки с ямочками, — но понять, где кто, было нетрудно. Фриш вечно искал приключений, а Никель, казалось, стыдился, что они родственники.

Серильда серьезно кивнула.

— Моя задача — подготовить вас к взрослой жизни.

— Фу, — сказал Ханс. — Решила поиграть в училку, да?

— Я и есть ваша учительница.

— Никакая ты не учительница. Ты просто помогаешь фрау Зауэр. Да и то, она только потому тебе позволяет, что ты можешь утихомирить малышей, а у нее не получается.

— Это ты про нас? — спросил Никель, указывая на себя и остальных. — Это мы-то малыши?

— Нам почти столько же лет, что и тебе! — добавил Фриш.

Ханс фыркнул.

— Вам по девять лет. Младше на целых два года. Это же целая вечность!

— Не ровно два года, — сказал Никель и начал загибать пальцы. — У нас день рождения в августе, а у тебя…

— Хорошо, хорошо, — прервала Серильда, которая уже много раз слышала эти споры. — Для меня вы все еще маленькие, и мне пора всерьез задуматься о вашем образовании. Хватит забивать себе головы ерундой. Боюсь, время сказок закончилось.

Ее слова были встречены хором умоляющих стонов и нытья. Фриш даже упал лицом в снег и замолотил ногами в истерике — может, подражая Гердрут в ее плохие минуты, а может, и нет.

— На этот раз я говорила серьезно, — сказала Серильда, нахмурившись.

— Ну да, конечно, — и Анна расхохоталась. Она перестала кувыркаться и сейчас проверяла на прочность молодую липу, повиснув на одной из нижних ветвей и болтая ногами. — Все, как в прошлый раз. И в позапрошлый.

— Сейчас я не шучу.

Дети уставились на нее, не зная, верить или нет.

И это справедливо, решила Серильда. Сколько уже раз она говорила им, что больше не станет рассказывать истории? Нет, она твердо решила, что станет образцовой учительницей. Благовоспитанной и безупречной. Вот только решимости никогда надолго не хватало…

Еще одна ложь, — как и сказала фрау Зауэр.

— Но, Серильда, — заговорил Фриш, подползая к ней на коленях и жалобно глядя на нее широко открытыми глазами, — зимой в Мерхенфельде такая скука. Что же мы будем делать без твоих сказок?