— Довольно! — рявкнул Черный Огонь, но Капитан заставил его замолчать, подняв руку и не позволив ему выскочить вперед.

— Нет, пусть говорит, — возразил Капитан. Он стиснул зубы, но в его взгляде, метавшемся от Джениссы к Мэку и Тревору, было сострадание. — Мы несем ответственность за то, что произошло здесь прошлой ночью. Скажи мне, что мы можем сделать, чтобы загладить свою вину?

— Загладить вину? — Дженисса мрачно усмехнулась. — Умора!

Качая головой, она похлопала себя по браслету на руке.

— Честно говоря, мне все равно, чем теперь будут заниматься Отступники. Я больше не одна из вас. Моя жизнь супергероини кончена.

С этими словами она сорвала с руки браслет и швырнула себе под ноги. Следом за ней то же самое сделали Мэк и Тревор.

— Искренне надеюсь, что собравшиеся здесь понимают, что для вас они обычные пешки. Просто горстка покорных солдатиков, готовых выполнять ваши приказы, чтобы вам можно было не беспокоиться насчет горстки жалких злодеев, которые могут явиться по вашу душу, чтобы отнять вашу силу. Или — еще хуже — насчет этих назойливых одиночек-мстителей. Но, будем честны с самими собой, мы стали супергероями не для того, чтобы играть по правилам. Мы стали супергероями, потому что верили, что нам под силу изменить этот мир к лучшему — любой ценой! Ну… — она покрутила в воздухе пальцами, — почти любой ценой.

Махнув рукой, Дженисса зашагала через вестибюль к главной лестнице. Толпа расступалась перед ней и ее соратниками.

— Знаю только одно, — напоследок бросила она через плечо, — любой Одаренный, который, высунув язык от радости, носится с привязанным к поясу Агентом N, — просто чертов идиот.

Никто не пытался остановить ни ее, ни Мэка или Тревора. Замедлив шаг, Дженисса обернулась, явно удивленная тем, что за ней последовали лишь двое товарищей. Реймонд Стерн — Хвостокол — продолжал стоять, не трогаясь с места. На лице Джениссы мелькнула ухмылка, а потом троица выскочила на улицу через стеклянные двери, на миг сверкнувшие в ослепительных лучах солнца. Снаружи их встретил возбужденный рев толпы, стихший, однако, как только за ними закрылись двери.

Глава третья

Нова побывала в гостях у Адриана всего однажды и до сих пор не могла прийти в себя от впечатлений. И не только из-за того, что тогда они впервые поцеловались (при воспоминании об этом у нее подрагивали колени). Но и потому, что, подойдя к роскошному особняку, она вновь особенно остро почувствовала, насколько все здесь ей чуждо — и это чувство выбило ее из колеи. Адриан жил в доме мэра старого Гатлона — особняк был просторнее всех домишек на ее улице в Вэллоуридже вместе взятых. А газон перед домом раскинулся на городской квартал, не меньше.

Стараясь не зацикливаться на этом, она подошла к воротам и позвонила. Считывающее устройство на кирпичной колонне просканировало ее браслет Отступника, подтвердив личность, и только после этого кованые ворота распахнулись.

Она еще шла по аллее, ведущей к дому, а Адриан уже ждал ее у входа. Он стоял на крыльце, обрамленном греческими колоннами и украшенном искусно подстриженными деревцами в больших вазонах. Во время их прошлого свидания здесь Адриан был одет по-домашнему, в спортивный костюм. А сейчас на нем была форма Отступников, и держался он совершенно иначе.

На этот раз это была деловая встреча.

И все же Адриан улыбнулся.

— Ребята уже внизу. Входи, — он жестом указал на открытую дверь, приглашая Нову внутрь.

В доме было тепло. Даже слишком. Так иногда топят камины в разгар зимы, стремясь прогнать холод — и доходят до того, что становится трудно дышать от духоты. И точно — проходя через строгую приемную, Нова увидела огонь в изразцовом камине. Почувствовав, что шея уже стала влажной от пота, девушка расстегнула молнию на своей толстовке с капюшоном.

— Моим родителям кажется, что так уютнее, — сказал Адриан почти извиняющимся тоном. — Внизу гораздо прохладнее. Ну, идем.

Следом за ним она спустилась по узкой лестнице в его комнату в подвале и замерла на нижней ступеньке.

Она увидела Оскара и Руби — Руби сидела на диване, а Оскар оседлал офисный стул Адриана.

Но Нове стало не по себе от того, что здесь оказалась и Данна в форме сотен золотисто-черных бабочек, покрывающих все поверхности — полки, стол и узкие подоконники окон вдоль южной стены.

У Новы пересохло во рту.

Так много бабочек одновременно! И не в вихре сражения — раньше Нова только так их и видела… Пожалуй, это было красиво, если бы не одна деталь: бабочки не шевелились. Ни одного взмаха крылышек. Ни единого подергивания усиков. И, хотя невозможно было узнать, так ли это, у Новы возникло стойкое ощущение, будто все их крохотные выпуклые глазки устремлены на нее.

— Она следует за мной с тех пор, как мы нашли Аса, — сказала Руби. — Только в Штаб со мной не пошла, а так…

Она не сводила с бабочек встревоженного взгляда.

— Кто-нибудь связался с ее отцом, дал ему знать? — спросил Адриан.

— Я обсудила это с Гром-птицей, — сказала Руби, — и она обещала послать к нему кого-нибудь, чтобы сообщить, что Данна в порядке… более-менее. Я-то думала, что ей стоило бы полететь домой, но, возможно, она боится, что тогда отец еще сильнее встревожится?

— А может, Данне не хочется оставаться в стороне от нашего захватывающего детективного расследования? — предположил Оскар. — Она ведь все равно член отряда, пусть и в виде роя, правда же?

— Разумеется, — кивнул Адриан. — Данна вывела нас на Аса Анархию. Вполне возможно, что она еще каким-то образом сможет внести вклад…

— Почему… — Нова замолчала, прочистила горло и решилась, наконец, войти в комнату. — Почему она не трансформируется в человека?

— Мы предполагаем, что у нее не получается по какой-то причине, — объяснил Адриан. — Для превращения ей нужно, чтобы все бабочки собрались вместе. Если хоть одна отсутствует… не умрет, нет, а окажется в западне или слишком далеко, тогда остальные могут застрять в этой форме.

— Чего я никак не могу понять, — заговорила Руби, поигрывая браслетом на запястье, — так это почему бы ей не отвести нас к той пропавшей бабочке… или бабочкам, если их несколько. Ну, типа, так же, как она отвела нас к Асу?

Оскар пожал плечами.

— Может, она сама не знает, где та бабочка.

— Но они же все общаются друг с другом, даже в такой форме, — возразил Адриан. — Знаете, коллективный разум, как у улья. Ей должно быть известно, куда делись остальные.

Нова неловко присела рядом с Руби, вспоминая тот вечер, когда Данна выследила их с Анархистами в катакомбах. Они поймали ее, набросив наволочку, пересадили в стеклянную банку и теперь держали в плену в доме Новы.

Бабочка не видела, куда ее отнесли. Судя по всему, она до сих пор не понимала, где находится, потому и не могла призвать остальных.

И все же Нове казалось, что она чувствовала исходящее от окружавших ее насекомых отвращение, настолько сильное, что волоски на предплечьях поднялись дыбом.

Данна, конечно, не могла поговорить с остальными, однако она знала правду. Ей была известна тайна Новы.

И рано или поздно она сможет дать знать об этом другим членам отряда — это был лишь вопрос времени.

— Я рад, что она все равно здесь, — сказал Адриан. Он помолчал, внимательно изучая рой. — Я рад, что ты здесь, — поправил он себя, потому что было невежливо говорить о ней в третьем лице, будто ее здесь не было. Правда, Нова вовсе не была уверена, что в этой форме Данна слышит и понимает их.

— Мы найдем способ помочь Данне. И поймем, как она узнала об убежище Аса Анархии, — Скетч побарабанил пальцами по бедру. — Я ничего не знаю наверняка, но подозреваю, что… если мы найдем Кошмар и Анархистов, то, возможно, выясним и как помочь Данне.

— Стоп, стоп, стоп, — Оскар вскинул руку. — Чувствую, что речь пойдет о том, чтобы взяться за реальное дело, но прежде чем мы приступим… — пошарив за спиной, Оскар вытащил на свет старую жестяную коробку в форме сердца. — Я принес пирожные!

Сняв крышку, он первым делом предложил жестянку Руби. Нове с ее места было видно, что выпечка домашняя. У некоторых пирожных подгорели края, серединки других были липкими и непропеченными. Все это великолепие было уложено на пергаментную бумагу.

— Спасибо, Оскар, — сказала Руби, выбирая пирожное. Она взяла его и задумалась. — А что это за…

— Лимонно-кокосово-песочное печенье с начинкой из белого шоколада, — сказал Оскар, и его уши стали пунцовыми. — Да. Вот именно.

Руби уставилась на него.

— Такие же… печет моя мама… это мои любимые!

— Ага, знаю, — Оскар неловко откашлялся и протянул жестянку Нове. — Я, э-э… звонил твоей маме насчет рецепта.

Нова, которой кусок не лез в горло, от выпечки отказалась, зато Адриан взял сразу три штуки. Руби не сводила взгляда с Оскара, не донеся пирожное до рта. Он, наоборот, стараясь не встречаться с ней взглядом, захлопнул крышку жестянки и кивнул Адриану. Ему явно было не по себе и хотелось поскорее сменить тему после самого вопиющего признания в любви, даже обожании, какое только приходилось видеть Нове.

— Ладно, вернемся к делу. Здорово! Давайте так и сделаем. С чего начнем?