Марк Ходдер
Загадочное дело Джека-Попрыгунчика
Марк Ходдер и путешествия во времени
[Внимание, предисловие содержит спойлеры.
Рекомендуется прочесть после романа. — Прим. верстальщика.]
Марк Ходдер (Mark Hodder) — не только модный писатель. Он одаренный человек. Он — ученый-культуролог с научной степенью. Он — знаток истории Англии, особенно викторианской. Он — создатель сайта BLAKIANA (www.sextonblake.co.uk), посвященного популярному британскому детективу Секстону Блейку, абсолютному лидеру среди героев-сыщиков по количеству публикаций на английском языке. Марк Ходдер — также автор цикла рассказов о Секстоне Блейке, редактор, журналист, преподаватель английского языка, веб-дизайнер. Большую часть своей жизни он проработал в Лондоне, но в 2008 году уехал в Валенсию, чтобы, по его собственным словам, отдохнуть от стрессов и отдаться писательству. И сейчас его чаще всего можно найти под пальмой стучащим по клавишам ноут-бука. На вопрос, что он любит больше всего, Марк отвечает в таком порядке: историю Англии, телевидение, хорошую еду и различные выдумки и чудачества.
Шедевр выдумки и чудачества — «Загадочное дело Джека-Попрыгунчика» — он написал в 2010 году, что называется, на одном дыхании. Роман был признан лучшим литературным дебютом в жанре научной фантастики — Ходдер получил за него престижную премию Филиппа Дика. В это трудно поверить, но черновой вариант текста был создан всего за двенадцать часов. Случилось это так. Английское издательство «Сноубукс» решило опубликовать антологию рассказов Ходдера о Секстоне Блейке. Редактор издательства нашел информацию о Ходдере на его веб-сайте и связался с ним. Проект состоялся и имел успех. После этого издатель Эмма Барнс спросила Ходдера, нет ли у него более объемного произведения, хотя бы в черновике, чтобы выпустить его в ближайшее время.
— Да, есть, — не задумываясь ответил молодой амбициозный автор.
— Отлично. Утром пошлите мне его по электронной почте.
«На самом деле, — рассказывает Ходдер, — никакого объемного произведения у меня на тот момент не было. Но если серьезный издатель просит вас послать черновик, вы обязаны это сделать! Где же взять его? Создать за очень длинную бессонную ночь. Я так решил, и я это сделал».
«Загадочное дело Джека-Попрыгунчика» возникло загадочно. Из ниоткуда.
Для творческой идеи нет ничего лучше слепой паники, — считает Ходдер. За двенадцать часов он набросал черновой план текста и несколько сюжетных фрагментов, раскрывающих характеры главных персонажей. Утром план и фрагменты были отправлены по электронной почте, и издатели пришли в восхищение: то, что надо! Потом Эмма Барнс объясняла, что, когда она сказала «утром», она имела в виду «скоро», но Марк понял ее слова буквально. Такой уж он человек: ему лучше работается под давлением, а если давления нет, он сам давит на себя!
Итак, вопрос: о чем этот роман? Ответ: о множестве интересных событий и вещей. Одно из самых интересных — путешествия во времени. О множестве ярких колоритных героев. Кстати, главным героем загадочной истории является все-таки… не Джек-Попрыгунчик, а сэр Ричард Фрэнсис Бёртон. Тот самый великий исследователь, первооткрыватель озера Танганьика, суровый, харизматичный и брутальный. Мужественный и благородный. Который во всем разобрался. Который храбро дрался за справедливость. И вернул миру равновесие. У Ходдера целая полка книг, посвященных ему, и он восхищается им с молодости. Время действия определилось мгновенно: конечно, викторианская Англия! Ведь Марк Ходдер знает о ней почти всё. А почему он сделал Ричарда Бёртона сыщиком? Это просто. Шерлок Холмс — тоже его любимый герой, а прадед Ходдера учился в медицинском колледже вместе с сэром Артуром Конан Дойлом, и они были большими друзьями. Бёртон у Ходдера стал, как Холмс; отлично, тогда кто же Ватсон? Это тоже оказалось несложно. Настоящая дружба сэра Ричарда с Суинберном предлагала такую динамику, которой Марк Ходдер не мог сопротивляться. Новый вопрос встал перед ним: а что они расследуют? Хмм… поскольку герои — настоящие люди, Ходдер решил посмотреть, кто же в то время был настоящим преступником. Вау! Да это Джек-Попрыгунчик! Странный! Необъяснимый! Совершенство! Но вот незадача: легендарный Джек-Попрыгунчик появился перед временем Бёртона, так что оставался единственный способ свести их вместе — придумать путешествие во времени. А что если Джек действует из прошлого и из будущего одновременно, и, путешествуя во времени, пытается все изменить — и викторианскую Англию, и некоторых ее знаменитых людей? Вот так Марк Ходдер с головой погрузился в стим-панк! История, культура, выдумка стали неразделимы.
«Я чувствовал себя несколько виноватым, когда писал о реально существовавших людях, прежде всего великих. Ведь я превратил некоторых из них в грязных негодяев, — признается Ходдер. — Вы видели, что я сделал с Дарвином? Естественно, это все неправда. Однако, когда я всерьез взялся за работу, интрига начала становиться все круче и круче, и я осознал, что, если призраки этих людей глядят на меня, они либо смеются над этим безумием, либо прогоняют его как совершенно неподходящее».
И Марк Ходдер взялся за дело, разрешив своему воображению идти туда, куда его гнал сюжет с границами западни во времени, и через эти границы легко перепрыгивал, когда это было нужно.
Большую часть того, что требовалось знать о викторианской Англии, Ходдер уже знал. Ведь он специалист по этому времени. У него огромная библиотека изданий о викторианской эпохе. Он перечитал биографии Бёртона и Суинберна, покопался в романах Диккенса, перечитал рассказы о Холмсе. Основную трудность представлял Джек, но автор решил, что его интрига будет основываться только на настоящих случаях нападений Джека-Попрыгунчика. Так что почти все нападения из романа произошли на самом деле. Это парадокс: но самый фантастический герой, Джек-Попрыгунчик, у Ходдера в основе своей — самый исторически правдивый.
Кто же это такой, Джек-Попрыгунчик? Наш далекий потомок Эдвард Оксфорд, ученый из XXIII века, изобретатель особого костюма с пультом управления, позволяющим совершать прыжки в любую эпоху. Герой неуёмный и по-своему трагический. Ему не сидится дома с молодой женой, ожидающей первенца. Ему не живется в «уютном» и технически совершенном 2202 году. В нем постепенно просыпается и начинает отравлять его, пока не убивает совсем, чувство, что все вокруг не так, как должно быть. И он мечется во времени, стараясь исправить события. Но порождает только новые катастрофы. Казалось бы, что стоит такому герою прыгнуть в любое время и решить все проблемы, подтолкнуть события так, как нужно ему? И он пытается это сделать, но в результате запутывается еще больше. Его история становится все более сложной. И грустной. Вернуться назад в свое время Джеку не удается, потому что он случайно изменяет культуру и цивилизацию, и события перестают подчиняться ему. Они в прошлом становятся не такими, какими он их знает в будущем. Прошлое творится заново на глазах читателя.
Этому герою противостоят люди, которые, в отличие от него, пытаются изменить мир сознательно. В своих интересах. Технологисты, либертины, «развратники», евгеники, каждые на свой лад. Вывести «специализированных» людей, управлять ими, как роботами, скрестить людей и волков, превратить собак и кошек в промышленные механизмы. У них большие планы, которые не воплотить за одно поколение. Поэтому им нужно хозяйничать и в будущем, перемещаться в любую эпоху. Поэтому им нужен Джек-Попрыгунчик с его костюмом-машиной.
На пути к заветной цели у всех оказывается Бёртон…
На вопрос, какого рода его роман, Марк Ходдер отвечает: «Он странный, волнующий, будоражащий, раздражающий, дикий. И еще он предлагает пищу для ума… Если читатель готов ее вкусить».
...О. А. Дыдыкина
Марк Ходдер
Загадочное дело Джека-Попрыгунчика
Когда человек изменяет время, время изменяет каждого
...Посвящается моему отцу
МАЙКЛУ ДЖОНУ ХОДДЕРУ
Благодарности
Без веры и энтузиазма Эммы Барнс и Лу Андерс этот роман никогда не увидел бы свет. Без ободрения и неизменной поддержки Джорджа Манна он никогда не был бы написан. А без влияния и гения Майкла Муркока он никогда не был бы задуман. Мои сердечные благодарности им всем.
И я просто обязан выразить свою благодарность Саладину Ахмеду, который помог мне с арабским, и Стивену Рувиллуа, который помог с французским.
«А Rage to Live» [«Жизнь на всю катушку» (англ.). — Здесь и далее примеч. ред.] Мэри С. Ловелл успешно провела меня через весь проект. Существует множество биографий сэра Ричарда Фрэнсиса Бёртона, но эта, по моему мнению, самая лучшая.
Йоланде Лерма, благодарю тебя за то, что ты была такой терпеливой, заботливой и так вкусно кормила меня! И, наконец, нельзя не отметить мои отношения с «великими именами», таланты которых сделали их национальными героями и позволили оказать огромное влияние на наше самосознание. В этом романе я, ехидно улыбаясь, безжалостно потоптался на их репутации и превратил их в то, чем они, безусловно, никогда не были в реальности. Поступил я так в полной уверенности, что мое вмешательство на самом деле никак не отразится на их репутации.
Часть первая
В КОТОРОЙ НАЗНАЧЕННЫЙ АГЕНТ ПРИСТУПАЕТ К РАССЛЕДОВАНИЮ ЗАГАДОЧНОГО ДЕЛА
«Известная ошибка лучше, чем неведомая правда».
Арабская пословица
Глава 1
ПОСЛЕДСТВИЯ АФРИКИ
«Все, что Жизнь ставит на вашем пути, — возможность.
Неважно, насколько сложно ее воплощать.
Неважно, насколько она нарушает ваши планы.
Неважно, насколько трудно ее разгадать.
Неважно, как вы к ней относитесь.
Это — возможность».
Из манифеста либертинов
— Боже мой! Он убил себя!
Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон вздрогнул и буквально повалился на стул. Записка Артура Файндли выпала из его рук и полетела на пол. Остальные, кто сидел рядом, отвернулись, тщательно осмотрели свои ногти и поправили воротнички; все они избегали глядеть на Бёртона.
Стоя за приоткрытой дверью, Изабель Арунделл видела, как глаза ее любимого Дика, обычно темные и напряженные, внезапно потухли, как будто от душевной боли, а взгляд стал беззащитным и беспомощным. Губы его начали подергиваться, словно он пытался прожевать и проглотить что-то несъедобное. Ее охватило желание подбежать к нему, обнять и спросить, что так глубоко ранило его; взять записку и прочитать ее; выяснить наконец, кто совершил самоубийство, но такое поведение было бы крайне неуместно здесь и смутило бы Ричарда. Он сейчас на публике и должен сохранять выдержку, пусть даже на душе у него кошки скребут. Одна Изабель знает, какой он ранимый, но она никогда никому не расскажет об этом.
Многие люди — главным образом те, которые называли его «Головорез Дик», — думали, что жесткий взгляд Бёртона выдает его стальной характер. Они даже представить себе не могли, насколько внутри он не уверен в себе; хотя, если бы они увидели его сейчас, потрясенного и огорошенного, может, они поняли бы, что он совсем не такой дьявол, каким кажется, несмотря на лихие усы и воинственно раздвоенную бородку.
Трудно что-то разглядеть сквозь мощный фасад.
Комитет уже собрался за столом, но, взглянув на лицо Бёртона, сэр Родерик Мурчисон, президент Королевского географического общества, предложил:
— Джентльмены, давайте прервемся.
Бёртон встал и поднял руку в знак протеста.
— Прошу вас, джентльмены, — хрипло произнес он, — продолжим собрание. Дайте мне полчаса, я приду в себя, упорядочу свои мысли и расскажу вам о долине Инда. Надеюсь, мое скромное шоу никого не разочарует.
— Сэр Ричард, — сказал член Комитета, сэр Джеймс Александр, — вы расстроены… Не хотели бы вы…
— Дайте мне тридцать минут. В конце концов, люди заплатили за билеты.
— Как угодно. Благодарю вас.
Бёртон повернулся и нетвердой походкой направился к двери; выйдя, закрыл ее за собой и оказался перед Изабель; он слегка покачивался из стороны в сторону.
Ростом Бёртон был пять футов и одиннадцать дюймов [Т. е. 180,34 см.] и часто досадовал, что не шесть, но широкие плечи и грудь, развитое мускулистое тело и яркая харизматичность делали его почти гигантом даже по сравнению с более высокими людьми.
Короткие черные волосы, которые он зачесывал назад, смуглая обветренная кожа и резкие черты лица придавали ему сходство с арабом; оно еще больше подчеркивалось выдающимися вперед скулами, обезображенными шрамами: маленьким на правой и длинным, глубоким и неровным на левой. Эту ужасную, доходившую почти до самого века рану оставил сомалийский дротик, ударивший его прямо в лицо во время злополучной экспедиции на Африканский Рог, в Берберу.
Для Изабель эти шрамы были знаками предприимчивой и безрассудно смелой души. Бёртон во всех отношениях был ее «идеальным мужчиной». Страстный, необузданный и романтичный, он разительно отличался от благоразумных и холодных жителей Лондона, к какому бы социальному кругу они ни принадлежали. Ее родители считали его неподходящей партией, но Изабель знала, что не найдет никого лучше.
Он дал себя обнять.
— Дик, что тебя так расстроило? — выдохнула она, прижимая его к себе. — Что произошло?
— Джон Спик выстрелил в себя!
— Нет! — воскликнула она. — Он умер?
Бёртон отстранился и вытер рукавом глаза.
— Еще нет. Но пуля вошла прямо в голову. Изабель, я должен остаться и выступить. Можешь мне помочь? Попытайся выяснить, куда его положили. Мне надо его увидеть. И помириться с ним, прежде чем…
— Конечно! Конечно, даже не думай! Я постараюсь всё узнать. Но как ты будешь говорить? Ты же не в себе… Ничего не случится, если ты откажешься.
— Я буду говорить. Встретимся позже, в отеле.
— Ладно.
Она поцеловала его в щеку, повернулась, быстро прошла по мраморному полу широкого коридора и, напоследок оглянувшись на него, скрылась за дверью зрительного зала. Пока она шла, Бёртон слышал нетерпеливый гул в аудитории. Кое-кто даже стучал ногами. Публика ждала слишком долго и требовала спектакля; всем не терпелось услышать, как Бёртон будет унижать того, кого прежде считал братом, — Джона Хеннинга Спика.
— Вы готовы? — произнес голос за ним. Бёртон повернулся и увидел Мурчисона, который вышел из помещения Комитета и остановился рядом с ним. Капли пота сверкали на его лысой голове, узкое лицо осунулось и побледнело.
— Эт-то я виноват, сэр Родерик? — проскрипел Бёртон.
Мурчисон нахмурился.
— В чем? В том, что руководствуетесь четкими научными критериями, в то время как, согласно вычислениям, которые Джон Спик представил Обществу, Нил течет по высокогорью почти девяносто миль? [Т. е. 144, 8 км.] В том, что вы — эрудированный оратор, а Спик не может связать двух слов? В том, что какие-то интриганы манипулировали им, восстановив против вас? Нет, Ричард, даже не сомневайтесь!
Бёртон на секунду задумался, потом ответил:
— Вы не слишком лестно отзываетесь о нем, и, тем не менее, поддерживаете его. Ведь именно вы выделили средства на его вторую экспедицию, а мне отказали.
— Потому что он прав. Да, его измерения небрежны, догадки — пока сомнительны, но Комитет считает, что, скорее всего, открытое им озеро действительно является истоком Нила. В любом случае, Ричард, извините, но он нашел это озеро, а не вы. Мне он никогда не нравился, вы это знаете, но фортуна благоволила к нему, а не к вам. — И Мурчисон отошел от Бёртона, собираясь идти в зал вместе с остальными.
— Подождите! — крикнул Бёртон, идя следом. — Мы не договорили.
— Как-нибудь в другой раз, — уклончиво ответил тот.
Они вошли в битком набитый зал и поднялись на сцену. Из толпы раздались крики. Полковник Уильям Сайкс, который вел заседание, уже давно сбился с протокола, безуспешно пытаясь успокоить самых громких слушателей, в большинстве своем журналистов, в том числе особенно сильно бушевавшего молодого американца Генри Мортона Стэнли, который явно замышлял что-то такое, что не вписывалось ни в какие регламенты. Доктор Ливингстон, сидевший рядом с Сайксом, был разъярен до последней степени. Клемент Маркхэм, тоже сидевший на сцене, кусал ногти. Бёртон тяжело опустился на стул рядом с ним, вынул из кармана карандаш и маленький блокнот и начал нервно писать.
Наконец, сэр Джеймс Александр, Артур Файндли и остальные географы заняли свои места на сцене.
Аудитория громыхала.
— Сколько можно ждать! Вы что, с пути сбились? — с издевкой крикнул кто-то из задних рядов.
Толпа одобрительно зашумела.
Мурчисон что-то прошептал на ухо полковнику. Сайкс кивнул.
Президент Географического общества прошел за кафедру, ударил по ней костяшками пальцев и с каменным выражением посмотрел на лица в зале. Публика затихла, раздались покашливания, после чего воцарилась тишина.
— Приношу свои извинения за задержку, — начал сэр Родерик Мурчисон. — Уверен, что, узнав причину, вы поймете нас. Все мы потрясены страшным известием, это… — Он прервался, кашлянув, — … это ужасное несчастье с лейтенантом Спиком. Мне горько говорить, но шансов выжить у него почти нет.
Зал ахнул и загудел, как улей.
Мурчисон поднял руки:
— Пожалуйста, пожалуйста!
Крики прекратились.
— Мы пока не располагаем точной информацией, — продолжал президент, — но буквально полчаса назад получили письмо от брата лейтенанта Спика. Там написано, что вчера после полудня лейтенант охотился вместе с друзьями в имении Фуллера около Нестон-Парка. И в четыре часа дня, когда он перебирался через стену, его ружье выстрелило и он получил тяжелейшую рану в голову.
— Может быть, он застрелился, сэр? — спросил кто-то у задней стены.
— Преднамеренно, вы хотите сказать? Нет ни малейшей почвы для таких предположений!
— Капитан Бёртон! — закричал другой слушатель. — Уж не вы ли спустили курок?
— Что вы говорите! — возмутился Мурчисон. — Как вы смеете обвинять? Не желаю даже слышать такое!
Хлынул шквал возмущенных выкриков, и большинство было адресовано Бёртону.
Знаменитый исследователь вырвал страницу из блокнота, передал ее Клементу Маркхэму и, наклонившись к нему поближе, что-то прошептал в самое ухо. Маркхэм поглядел на листок, встал, подошел к Мурчисону и тоже что-то тихо произнес.
Мурчисон кивнул.
— Леди и джентльмены, — объявил он. — Вы пришли сюда, в Батскую Ассоциацию по распространению научных знаний, послушать дебаты между капитаном, сэром Ричардом Бёртоном и лейтенантом Джоном Спиком об истоках Нила. Я понимаю, что вам хотелось бы знать, что думает сэр Ричард об ужасном происшествии с его коллегой, но, надеюсь, никто из вас не сомневается, что он глубоко переживает случившееся и не в состоянии обсуждать эту тему именно сейчас. Он, однако, написал короткое заявление, которое огласит мистер Клемент Маркхэм.
С этими словами Мурчисон сошел с кафедры, и его место занял Маркхэм. Ровным и спокойным голосом он прочел записку Бёртона:
— «Человек, которого я называл братом, лежит тяжело раненный. Несогласие во мнениях, которое, как вам известно, разделило нас после его возвращения из Африки, не мешает мне публично выразить свое искреннее восхищение его талантом и предприимчивостью, и я глубоко потрясен тем ударом судьбы, что обрушился на него с такой тяжестью. Какую бы веру вы ни исповедовали, прошу вас помолиться за него».
